Моя драма нуждалась в широте русских неприкаянных пейзажей. Как всякий юноша, я не мог быть по-настоящему несчастным, а потому добирал тоски в глуши. Под вечер я сидел на крыльце своего дома и наблюдал за паром, поднимавшимся от земли. Стало слишком грустно, чтобы пить. Кругом была в беспорядке разбросана округа. Все вокруг казалось каким-то недорисованным. Деревья стояли не на своих местах, даже небо – и то смотрелось как-то набекрень.