– Леся-я! Леся-я-я! – мама как всегда громко кричала с балкона. Наверное, звала обедать. Или в магазин за хлебом нужно. Идти совсем не хотелось, и потому Леся сделала вид, что не слышит. Конечно, рано или поздно всё равно придется откликнуться, но пару минуточек можно попытаться изобразить, будто это совсем не обязательно, правда? Она восседала посреди зеленого дворца, солнечные лучики проникали в прохладное убежище, пригреваясь на щеках и загорелых плечах. Хорошо. С этого места отлично виден весь двор. И гаражи, где сосед, который день копался в своем мотоцикле, отчего железный конь то и дело издавал пронзительный скрежет, а порой мог сделать вонючую масляную лужу, будто не дотерпел, и огороды, где вовсю спела клубника, и поэтому из окон следили бдительные старушки, готовые одинаково гонять и дроздов, и ребятишек, и балкон, с которого кричала мама, тоже отлично виден.

– Леся-я! – кажется, мама твердо решила дождаться её ответа, ну что за невезение! И обязательно же именно в тот момент, когда она так чудесно расположилась на своем наблюдательном пункте. Все коленки содрала, пока долезла, но разве это важно, когда вокруг – зеленые стены, а вверху только небо?

– Лесь, тебя мама зовет, – робко донеслось откуда-то снизу. Леся лишь вздохнула, понимая, что вот из-за владельца этого голоса мама точно знает, где она, и отмолчаться не выйдет. А всё Виталик, что торчал под деревом как часовой. И всё потому, что сам забраться на дерево не мог. Да и бабушка не позволяла. А ведь Леся предлагала, мол, руку подам, не трусь. Но никак. Виталик больше боялся порвать колготки и упасть с дерева, чем обвинений в трусости. В этом с ним хоть спорь, хоть не спорь.

Так что делать нечего, и Леся осторожно приподнялась ветке – другая под рукой мелко затряслась, отчего девочке сделалось страшно до дрожи в коленках, и помахала маме белой панамкой.

– Я здесь! Приду сейчас!

Остается самое жуткое – спуститься. И кто придумал так, что забираться на дерево гораздо легче, чем слезать? Пока поставишь ногу на крепкую ветку или сучок, вся футболка промокнет.

Виталька тоже помощник не очень. Советы дает, паразит.

– Леська, там ветки нет! Правее ставь! – и ладно еще, если сама Олеся со страху право-лево перепутает, а то ведь Виталик тоже может.

– Помолчи, – сквозь зубы пробормотала Леська, мечтая, что вот спустится и точно вздует помощничка. Виталик пусть и не подозревал о её кровожадных мыслях, но всё же замолчал. Только и продолжал таращится снизу своими огромными и по-девичьи красивыми глазами, да вытирать потные ладошки то о шорты, то о колготки. Лето, жара, а он в колготках!

До земли осталось совсем немного, и Леся всё же сменила гнев на милость, пообещав взамен себе обязательно подкараулить бабушку Виталика и напомнить ей, что уже лето. Бабушка у него старенькая, на улицу выходит редко, могла и не заметить! А сам Виталик никогда ей такого не скажет, хотя его бабушка самая безобидная во дворе. Никогда никого не гоняла крапивой и не обещала отодрать за уши. Виталик считает, что это всё из-за того, что она совсем старая, но Леська в это не верит. Вон, баба Тоня из того же подъезда тоже старая, с палочкой ходит, но детям от неё прохода нет! Только и знает ругаться. Окна у неё выходят и на улицу, и в огороды, вот и нет от неё никакого житья. Чуть что, орет сразу и крапивой грозится.

Леся, а за ней и другие дворовые ребятишки, зовут бабу Тоню Каракатицей. Из всех только сама Леся немного представляет, кто такая каракатица, да и то смутно, но прозвище прижилось. Уж очень слово хлесткое, такое всё колючее и злое. Точь-в-точь бабка Тоня.

– Леся! – снова прокричала мама, но уже куда бодрее – теперь она видела не только панамку где-то среди ветвей, но и целиком всю дочку рядом с Виталиком. – Домой!

– Иду, мамочка! – Леська надвинула кепку Виталику прямо на нос и побежала к дому. Мимо деловито квохчущих кур, мимо большой собаки, привязанной к чужому огороду. Легко перепрыгнула через валяющееся колесо от нервно чихающего мотоцикла, и вот уже дом. Второй подъезд, второй этаж, ровно десять ступенек.

Покрашенная красной краской простая деревянная дверь легко открывается, когда Леська её толкнула. И правильно, в их доме летом никто не закрывает двери. Дети бегают друг к другу в гости, хлопают дверями, голосят в прохладных коридорах, пока их не прогонят.

– Ты звала, мамочка? – главное, сделать глаза понаивнее, будто и не слышала, как мама кричала минут десять, никак не меньше. Все соседи слышали, наверное.

– Звала, – мама поправила панамку и пригладила Лесины взъерошенные короткие волосы, которые торчат из-под неё. – Зачем ты снова на дерево залезла? А если упадешь, как в прошлый раз?

– Не упаду! – пообещала Леся, но коленку почесала, словно упала если не сегодня, то вчера. Разодрала ногу она тогда – ух как! Хромала домой, придерживая подорожник, а сквозь него в ладошку стекала кровь. Не ревела пока домой шла, пока к двери поднималась, а как мама начала над раной хлопотать, расплакалась как маленькая. Ну что поделать!

Мама только вздохнула. Она давно перестала ругаться, и спасибо ей за это.

– За хлебом сходи, – вместо нравоучений, который Леська терпеть не может, мама протянула тряпичную сумку и несколько монеток. – Черный подовый и батон. Не забудешь?

Леська с возмущением замотала головой, и мама снова вздохнула. Откуда ей знать, что, когда вместо батона дочка приносит булочку или две сайки, она вовсе не забыла или перепутала. Просто горчичная сайка, мягкая и теплая так и просится в рот. А с горячим сладким чаем и вовсе вкуснее любого пирожного! Но сейчас Леська пообещала, а значит, купит именно то, что сказала мама.

С грохотом она хлопнула дверью и скатилась по перилам. Перила в их доме хорошие, широкие и деревянные – одно удовольствие по ним кататься. У лучшей подружки в доме пять этажей, а перила хорошие зажали, такие тонкие металлические полоски – не съедешь никак, а ведь Леська не раз пыталась! Чего-чего, а упрямства ей не занимать.

Во дворе у скамейки маялся Виталик. В одной руке авоська, и в потной ладошке деньги. Увидев Леську, он просиял.

– Бабушка сказала, тебя мама зовет, значит, за хлебом пошлет. Говорит, чтобы я с тобой сходил, – скороговоркой выпалил он. Уши у Виталик покраснели, а вот лицо побледнело, отчего на нем еще ярче проявились веснушки. Эх, как Леська втайне завидовала Виталику, он бы только знал! Ей веснушки приходилось тайком рисовать маминой помадой и немедленно стирать, пока никто не заметил. А он волнуется вон, переживает, отчего и веснушки видать издалека. Всё оттого, что его одного в магазин еще не отпускают, а вот с Лесей – запросто. Она, может, и не такая умница-разумница как Лина с первого этажа, но деньги не потеряет и хлеб домой принесет. Разве что малость покусанный, но на это бабушка Виталика согласна. Она вообще мировая старушка.

И потом, вдвоем и за хлебом идти веселее. Вроде и совсем недалеко – через березовую рощу, мимо белого дома, наискосок пробежать всю площадь – кто быстрее? – а там и продуктовый магазин уже видно. Виталик, конечно, старался не отстать, и даже перепрыгнул через канаву в березовой роще, пусть и в самом узком месте, но и то неслыханное дело! Однако к магазину первому ему прибежать не удалось. И до сих пор ни разу пока не получалось.

– Однажды получится, – утешила его Леся, становясь в очередь. Их прижало друг к другу толстыми высоченными старухами, от одной пахло духами так, что у Леськи заслезились глаза. Зато другая благоухала пирожками. Точь-в-точь собственная бабушка Леси, которая два года назад уехала жить в другой город. Леське даже плакать захотелось, как вспомнились эти пирожки с повидлом!

– Ты пирожки с повидлом любишь? – спросила она у Виталика и принялась тереть глаза. Их мотало в человеческом море, и волна за волной их гнало всё ближе к прилавку.

– А что? – Виталик с подозрением на неё покосился. Когда в последний раз Олеся предлагала яблок, они оба наелись зеленых мелких плодов с центральной аллеи, кислых и едва больше горошины. Леське хоть бы что, а у Виталика болел живот. Так что он справедливо считал, что лучше дважды переспросить. Целее останешься!

– Ничего, – вздохнула Леська. Душистая старуха забрала два батона, и можно самой попросить хлеб, а потом дождаться Виталика, и идти домой. А по дороге убедить друга, что корочка на хлебе в сто раз вкуснее, если съесть её на улице. Виталик это и сам знает, в общем-то, поэтому, хоть и боится бабушки, но каждый раз позволяет себя уговорить. Потому что лучший друг как-никак.

Леська сама не помнила этого, разумеется, но мама рассказывала, что их с Виталиком коляски на улице стояли вместе, когда самой Леське было от силы года два. Так что они друзья вон как давно, с незапамятных времен!

Мама у Виталика работает в большом городе и приезжает редко, но сам он утверждал, что не скучает с бабушкой и дедушкой. Леська в это верила. Ведь и ежу понятно, что бабушка и дедушка тут не при чем, Виталик не скучает по маме, потому что здесь он всегда с ней, Леськой!