Никто из классиков мировой живописи не оставил столько автопортретов, сколько Рембрандт Харменс ван Рейн. Он мог разодеться в бархат и парчу, мог оставаться в заляпанном красками халате, менялось настроение и возраст, но все теми же оставались эта львиная грива, эти проницательные глаза и эта прямота.