Предисловие.

Мне кажется, что у меня есть несколько талантов: преподавать свой предмет так, чтобы было весело и легко, готовить так, что пальчики оближешь, отстаивать правду до последнего, даже если остается один на миллион шанс, шутить в тему и просто так… А еще, по-моему, у меня есть дар объяснять людям, что они – молодцы, и много знают и умеют, что им не нужно мириться с несправедливостью и ждать у моря погоды, что они могут принять решение, которое изменит всю их жизнь.

Эта книга про то, как вовремя прочитанные или услышанные мысли освободили меня от груза, который я тащила по инерции, а могла сбросить.

Я рассказываю о том, как пять книг, прочитанных одна за другой за три года, постепенно вызволили меня из плена предрассудков, иллюзий, заблуждений, чужих интересов, и позволили понять, кто я и чего хочу.

Эти книги:

«Как разговаривать с мудаками», М.Гоулстон

«Хочу и Буду», М. Лабковский

«Пять языков любви», Г.Чепмен

«Нелюбимая дочь», П. Стрип

«Бойся, я с тобой», Т.Танк

В 39 лет я мучилась от панических атак, отрицала наличие депрессии, жила с нелюбящим манипулирующим мужем, воспитывала детей так, как воспитывали меня, выслушивала бесценные советы родственников и была совершенно несчастна при полном видимом благополучии.

Все настоящие драмы, конечно, случились намного раньше. Но их последствия мучили меня, лишали сил и не давали не то что расправить крылья, а понять, что они у меня есть. В моей жизни появились книги, которые научили меня мыслить по-другому. Благодаря им я изменилась. Самое главное решение, которое я приняла благодаря прочитанному, – уйти отовсюду, где плохо.

Эта книга – моя терапия. Мой путь героя.

Предыстория.

Я очень мало что помню из своего раннего детства. Собственно, и из более позднего детства тоже. Где-то прочитала, что воспоминания, которые приносят горечь, вытесняются мозгом ребенка. Не знаю, так ли это.

Накануне моего рождения мать сломала ногу. Из-за беременности особенно обезболить было нечем. Ночь не спала. Гипс, боль. Уже не следующий день начались схватки, увезли в роддом. Снова сутки без сна, гипс, боль от сломанной ноги, невыносимая боль родов. Пара дней после, советский роддом, детей приносят по часам, начался мастит. Пришлось делать операцию, снова боль, изуродованная грудь.

Возможно, эти страдания не позволили ей полюбить произведенного на свет ребенка. Но причины абьюза мне не важны. Я не заслужила плохого обращения. Я – хорошая и была достойна любви. Жаль, что я ее не получила.

Мне несколько дней от роду. Но матери я толком не видела. Говорят, что орала, как подорванная. Моя бабушка по материнской линии, врач, сказала, что таких детей, которые вообще не спят и орут все время, в жизни не видела.

Я не помню, чтобы меня часто обнимали и целовали кроме редких случаев, когда приезжали в гости к бабушке и деду и уезжали от них. Иногда в каком-то порыве сжимал в объятиях отец, но сопровождалось это какими-то нелестными словами, поэтому не воспринималось как проявление любви.

Мне 5 лет. Наверное, я натворила что-то плохое. Это в памяти не сохранилось. Я стою в углу, и мать в который раз говорит, что такого ребенка нужно в детский дом сдать, нельзя мне в семье жить. Мне кажется, я помню, как жгучие слезы текут по щекам. Я выбегаю из угла и начинаю выбрасывать свои вещи из шкафа с криками: «Ну и ладно! Везите в детский дом!» Сейчас я понимаю, что на это требовалась недюжинная решимость. Это все, что оставалось маленькому ребенку, который отчаялся получить заслуженную любовь. Мать стоит рядом и презрительно молча смотрит на мою истерику. На меня навешиваются ярлыки «Плаксивая», «Неуковыристая» и «В кого такая уродилась»

Мне 8 лет. Отец собирается поехать к брату на юг. Берет меня и старшую сестру. Но я решаю не ехать. Мне кажется, что, если я останусь с матерью и младшей сестрой (ей 7 или 8 месяцев), пока нет старшей, то мама будет только моя. Она поймет, что я не поехала ради нее, чтобы быть рядом и помогать. Мне очень хочется поехать, и есть арбузы и дыни, и виноград. Они потом лежат на балконе, такие ароматные, и напоминают об упущенной возможности.

Лето, деревня. Мне около 9. Детям доверили покрасить древний комод, но кисточка одна. Мне ужасно хочется красить. Но уже через пару минут мать говорит, что нужно отдать кисточку старшей сестре. На мои протесты никто не обращает внимания. Кисточку я отдаю, но тут же со злостью толкаю сестру в спину. Мать бросается к ней. Возмущенно отчитывает, что я ударила «ее Олю». И я очень ясно понимаю, что Оля – ее, а я нет. Я ничья. Новый ярлык «Жестокая». Потом мне иногда профилактически напоминают: «А помнишь, как ты Олю сильно толкнула?», чтоб не забывала, что я злая и должна испытывать чувство вины.

Мне 10 или 11, я снова закончила четверть на одни пятерки. Показываю дневник. Отец смотрит и говорит: «Молодец. НО ты особо не гордись, тебе ж это все легко дается». Другой похвалы в мой адрес нет. Иногда слышу, как об этом с довольным видом говорится знакомым или соседям. Если получаю другие оценки, недовольство.

Мне немного не было 12, когда начались первые месячные. Сказала матери. «Рано у тебя». Недовольный взгляд. «Тряпки в шкафу в мешочке». Больше этот вопрос не обсуждался. Хочется носить красивые платья, короткие юбки и нравиться мальчикам. «Не надевай эту юбку, попа низковата. Волосы распущенными не носи, мне нравится, когда у тебя коса». Мне кажется, что она до этого считала меня страшненькой. Да и остальные родственники тоже. У меня была уродливая стрижка, пока я сама не научилась заплетать волосы. Собственно эта прическа была у всех троих дочерей. Возиться с волосами мать нужным не считала, и каждый поход в парикмахерскую был пыткой.

Мне 14 и я в Артеке. Это лучшее воспоминание моего детства. Наконец-то я могу быть собой. Никто не знает, что я жестокая и плаксивая. Что у меня низкая попа и что я страшная, что я застенчивая тоже никто не знает. Люди не в курсе, что хоть и прекрасно учусь, но гордиться нечем. Поэтому здесь я умная и гордая этим, смелая и громкая, красивая и популярная. И у меня закрутился первый роман. До сих пор ухает вниз сердце, когда вспоминаю первый поцелуй. Год не могла отойти, реально верила, что мальчик за мной приедет и заберет.

Мне 15 лет. Я впервые дома начинаю встречаться с мальчиком. Есть и радостные моменты и грустные. В радостных – мой восторг не разделяют: опасаются, как бы в 15 лет замуж не пришлось выходить. Выясняют целовалась ли я или нет. Мы быстро расстались. Родители вздохнули с облегчением. Никакого сочувствия я не получила: «Ну и хорошо. Нечего тут. Иди учись».

Мне 18-19 лет. Каждый раз, когда предпринимаю попытку с кем-то встречаться, это встречается критикой и нездоровым любопытством. Делиться не хочется, потому что любые признаки привязанности к другому человеку высмеиваются и осуждаются. Все это под предлогом, что они недостаточно хороши для меня. Для большей достоверности придумываются «отзывы» других людей о моем выборе. Хочется, чтобы хоть кто-то любил, но каждый выбор – одинаковый: в ответ на готовность быть всем и отдать все – безразличие.

Мне 21, и я встречаюсь с человеком, который станет моим мужем. Он показывает мне, что я не заслуживаю ни доброты, ни внимания, ни потраченного на меня времени, но и не уходит. Безразличие и пренебрежение – норма. Но именно такое отношение я получала в семье, поэтому в этих отношениях варюсь.

Мне 22. Я выхожу замуж. Даже в платье невесты я не заслужила похвалы. На свадьбе старшей сестры мать восхищалась ей. На свадьбе младшей возмущалась, что мать жениха не восхищается ее прекрасной дочерью. На моей она запомнила, как все пришли парами, а она сидела одна – отец ушел от нее к другой женщине за полгода до этого. Она, кстати, до сих пор считает, что ни с кем на свете не случалось ничего подобного, и ее страданий никто не понимает. Я была хороша, но моей матери я не нравилась и такой.

Мне 25, и я руковожу своим бизнесом, которую создала с подругой без копейки поддержки со стороны родственников. Когда я заговорила о своем амбициозном плане четырьмя годами ранее, прозвучало: «Ну не получится, пойдешь в государственную контору работать». Ни слова поддержки. Ни от кого. Примерно в это время мать приехала из другого города и решила жить с моими сестрами. Пришлось взять ее на работу, вопреки протестам подруги. С этого момента я уже не только плохая дочь и сестра, я еще и неоправданно жесткий руководитель, которому без ценных советов никуда. И вообще, «что бы я без нее делала».

На следующий год мать решает приобрести квартиру. Основная сумма у нее есть на что-то в недорогой категории, но она желает жилье получше. У меня нет всей требуемой суммы, могу добавить тысяч 200. Ярлык: «Жадная». Такой же, когда не могу позволить приобрести для нее дачный домик желаемого фасона год или два спустя. Мать смирилась с тем, что попроще, но я – «Очень жадная»

Мне к тридцати или чуть больше, постепенно эстафету плохиша перенимает и мой старший сын – «непослушный, ленивый, толстый». Все это мать, не задумываясь, озвучивает. Ребенок ее не любит. Я – «плохая мать» – не заставляю сына любить бабушку и пресмыкаться перед ней.

Мне почти 40, и я по-прежнему несчастлива в браке. У меня все, как на меме: только у моего супружника даже галстука на шее не было – жал он ему. Как и кольцо обручальное. Снял на следующий день после свадьбы. Просто потому, что мне было бы приятно, чтобы носил. Мне трудно дышать. Сердце колотится как бешеное. Никаких признаков болезни нет – это панические атаки. Терапия не помогала. Антидепрессанты еще не начали действовать, но в какой-то момент мне открылся смысл высказывания: «Прежде чем диагностировать у себя депрессию, убедитесь, что вокруг не одни идиоты». Я прочитала первую из важных книг – «Как разговаривать с м*даками».