Всемогущий интернет нам говорит, что
Нина Воронель была известна в СССР как поэт и переводчик, теперь живет в Израиле и пишет чаще всего прозу. Скандальные мемуары Воронель вызвали ряд обвинений в недостоверности.
Безусловно, это яркие, острые и довольно смелые мемуары. В исполнении Воронель приятно читать и байки о знаменитостях, и воспоминания юности, и размышления об устройстве мира. И даже весьма скучный во многих мемуарах раздел, посвященный пересказам знаковых фильмов или театральных постановок, у Воронель получился весьма читаемым.
В чем скандальность этой книги? Да в том, что Нина Воронель открыто пишет о своих (и не только своих) обидчиках, она не скрывается за завуалированными намеками, нет – вот вам правда - кто за коленки держал, кто пил, кто пользовался «литературными неграми», кто подличал, кто сексотил, кто был агентом КГБ, и т.д. и т.п.. И пишет она так, что даже через столько лет задевает за живое, и хочется спорить,соглашаться, смеяться, сокрушаться. А иногда, что уж греха таить, верить каким-то фактам абсолютно не хочется. Как относиться к этой правде, принимать ее или нет, это дело каждого, но читая воспоминания, нельзя не восхищаться смелостью, умом и острым языком этой женщины. Интересный человек, непростая эпоха и очень запоминающиеся мемуары.
О Чуковском:
К. И. несколько секунд помедлил в молчании, а потом поднялся во весь свой гигантский рост, вытянул надо мной руку наподобие семафора и произнес:
– Старик Чуковский ее заметил и, в гроб сходя, благословил!
О Светлове:
Светлов слушает внимательно, время от времени облизывая пересохшие губы. Его чрезмерно удлиненное, кислое лицо направлено на меня доброжелательно. «Деревья кивают и нашим, и вашим, – это хорошо найдено», произносит он задумчиво, и вдруг начинает звонко стучать вилкой о тарелку:
«Тихо!» – громко говорит он, и, как ни странно, многоголосый гул в кафе стихает.
«Посмотрите! – Светлов указывает вилкой на меня. – Это очень талантливая жопа!»
Белла Ахмадулина
Она начала читать – ее отлично поставленный глубокий голос произносил музыкально безупречные строки, но, мне кажется, никто не слышал ни слова, пока волнующий пупок под воздушной вуалью розового мохера вздымался и опадал в такт ее чтению. И все, – равно, и мужчины, и женщины, – потерявши разум и слух, исступленно смотрели только на этот пупок. На секунду в мое затуманенное колдовством сознание проникли обрывки слов:
«На белом муле, о, на белом муле, В Ушгули ты уходишь навсегда!»
Тут обезумевший зал взорвался аплодисментами – такими, что чуть добавить, и не только яблоко, но и потолок мог бы упасть. Я не думаю, что всех так очаровал белый мул, а голосую за розовый пупок.