Жизнь и смерть странным образом связаны между собой, как изнанка и лицо вышивки. Половина лесных видов живет за счет мертвых деревьев, а растения питаются благодаря разложению, создающему почву. И все-таки после всех процессов кое-что всегда остается. Это знаки того, что плодородие земли рождается во взаимодействии живого и жившего.
Когда я сгребла мертвую листву и отнесла в компостную яму, мне подумалось, что это самый горячий уголок участка. Внизу, в перегное, царило такое же многообразие, как и вокруг меня. Пыльца смешивалась с измельченным камнем, бактериями и другими несчетными крошечными организмами. Где-то в лесах грибного мицелия ногохвостки устроили себе сады любви. Где-то ловит свой обед жук, а многоножка поедает мокрицу. Там кишела жизнь – зачастую безымянная, ведь нам известна лишь малая часть обитателей почвы. Тем не менее именно они сообща создавали перегной. Древние греки считали землю особой стихией, но она – текучее взаимодействие воды, воздуха, пылинок и несчетных крошечных жизней.
Как фамилия Карла фон Линнея связана с липой из родной усадьбы, так целые леса других деревьев вросли в шведские фамилии. Это Бьёрк (береза) и Эк (дуб), Линд (липа) и Хэгг (черемуха), Рённблум (цветок рябины) и Лённблад (кленовый лист), Хассельгрен (ореховый прутик) и Альмквист (ветка вяза), Альстрём (ольховый ручей) и Асплунд (осинник), Фуруланд (сосняк) и Гранквист (еловая лапа). Разделяя имя с укорененными деревьями, наверно, и сам пускаешь крепкие корни. Возможно, сходное ощущение лежало и в основе идеи дерева-хранителя?
Ведь растения почти во всем вокруг нас, хотя и преображенные в стены и тепло, в волокна одежды и инструменты, в лекарства и краски, и, по сути, они обеспечивают нас всем, что мы едим и пьем, поскольку мясные животные опять-таки питаются ими или травоядными. Кроме того, каждый наш вздох забирает кислород, который производят растения. Если уж стоит попытаться кого-то понять, так это их.
Деревья и дом всегда поддерживали между собой тесные отношения. Ведь в древесине стен, пола и крыши заключена память деревьев, а дрова приносят в комнаты уютное тепло. Раньше возле домов сажали и дерево-хранитель: оно должно было высасывать грунтовую влагу, а душа его охраняла дом.
Дикое уже как понятие расплывчато. Порой его описывают как нечто привольное или безлюдно-пустынное, порой – как непокорное или буйное. В других языках ассоциации иные, как во французском sauvage. Это слово может относиться и к диким видам, и к отшельникам, хотя, пожалуй, они сродни друг другу, поскольку дикие животные обычно ведут очень обособленный образ жизни.
Вообще истории жизни присущи такие масштабы, что охватить ее взглядом можно, только если сжать до недели.
Я забрала чай с собой в писательскую хижину и закрыла дверь, чтобы было теплее. Четыре стены окружали меня, будто маленькая клетка, – а почему бы и нет? Ведь жизнь записана в клетках. Но как описать ее саму? Вряд ли у нее простая история. Рассказчики обычно стараются избегать разветвлений, но в жизни о них-то и идет речь. Клетки коммуницируют во всех направлениях и перемешивают самые разные алфавиты. В одном сто семь знаков для химических элементов, в другом – все клеточные хромосомы, в третьем – четыре основы спирали ДНК с их бесконечными комбинациями. Мне нипочем не уложить подобный диапазон в линейные строчки алфавита.
У кашалота самый большой на свете мозг. Для чего же он используется? О чем киты думают? Неизвестно.
А что такое природа? Так называли и окружающую среду, и загородную резиденцию, и врожденные задатки, но одновременно речь словно бы шла о бесконечном рождении, ведь слово «природа» сродни слову «рождаться». Короче говоря, это беспрерывная жизнь с миллиардами разных центров, рассыпающих искры значений. Все они двигались в собственном временнóм ритме и перспективе, и потому объять их все разом было совершенно невозможно.
О проекте
О подписке