Была осень. Близ засеки, в полуверсте от села, стояла новая непокрытая изба, вокруг которой в беспорядке лежали срубленные деревья.

В избе, на кровати с ситцевым одеялом, сидела молодая больная мещанка, прислушиваясь к ветру, потрясавшему рамы и стекла.

В избу вошла низенького роста пожилая баба с мешком муки за плечами.

– Здравствуй, матушка; аи больна чем? – сказала баба, перекрестившись на образа и вскинув черными глазами на хозяйку.

– Больна, Марья: лихорадка бьет.

Хозяйка обнаружила беспокойство и начала ощупывать подле себя шубу.

– А где же муж-то?

– В засеку поехал; он скоро приедет.

– А я вам принесла два пуда муки, помнишь, я брала у вас хлебом, – сказала баба, садясь на скамейку и с каким-то робким недоверием поглядывая на хозяйку. – Аи у вас до сих пор нет работницы? Ноне они дороги стали… А я хотела попросить деньжонок у Амельяна Трофимыча – за иструб; ведь мы вчетвером его срубили; и моя доля тут.

Наступило молчание. Больная оделась в шубу, подошла к двери и проговорила:

– Что это он не едет? пора бы ему…

– Ничего, я подожду, матушка, – ответила Марья и пристально, но ласково посмотрела на хозяйку. – Анна Тихоновна! – вдруг сказала баба, – может быть, ты меня боишься?

– Нет, Марьюшка, – ответила больная, в замешательстве отворяя и опять затворяя дверь.

– Что я за оглашенная? – сказала баба, – ведь я вижу, что ты меня боишься! Я знаю… тебе небойсь сказали, что я колдунья.

Больная, по-видимому, сконфузилась.

– Я, Марья, этому не верю… мало ли что народ говорит?

Баба стала перед образами и воскликнула:

– Анна Тихоновна! вот тебе святые иконы! Убей меня господь, ежели это правда… Сошли мне господь истаять, как свечка тает!.. Царь небесный, батюшка, видит, сколько я перенесла от людей.

У бабы навернулись слезы; она снова села на скамейку и, сделав жест рукой, продолжала:

– Ну, постой, я тебе сейчас расскажу, за что меня прозвали колдуньей… Говорить аль нет?.. Может быть, я тебя беспокою?..

– Нет, Марья; известно, я здесь живу недавно и ничего не знаю; а от баб ваших я слышала…

– Ну, вот что же! – опять ставши перед образами, начала Марья.

– Создай мне, господи, чтобы мои руки-ноги отнялись, тресни…

– Марья, Марья! не божись… я тебе верю… Я боюсь такой божбы!

Конец ознакомительного фрагмента.