Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем

Славная повесть у Николая Васильевича! Отличнейшая! А какой язык! Фу ты, пропасть, какой язык! Изысканный с завитушками! Я ставлю бог знает что, если у кого-либо найдется такой! Прочтите, ради бога эти дивные строки, – особенно если до этого читали что-нибудь из современных авторов, – взгляните сызнова, что это за объядение! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи боже мой! Николай Чудотворец, угодник божий! отчего же у меня нет такого литературного дара!

А и верно, дивная повесть. Она замыкает вторую книгу "Миргорода", и стоит неким особняком между ранними украинскими повестями Гоголя, романтичными, насыщенными колоритом этнографической изысканности, завораживающим мистицизмом, и более поздними произведениями, в которых на первую позицию выходят реализм и сатирические мотивы. В повести про ссору миргородских тёзок уже очень явственно звучат ноты, в которых узнаются будущие петербургские повести, "Мёртвые души" и "Ревизор".

Это вступительная увертюра к богатейшей опере русской провинциальной жизни, явленной автором отечественному читателю. Как раз в этой повести прославляется великая миргородская лужа, образ которой стал визитной карточкой большинства уездных городов великой и дремлющей страны.

Удивительная и прекрасная миргородская лужа, в которой валяется бурая супоросная свинья Ивана Ивановича. А принюхайтесь, какой смрад идет от этого уездного артефакта! Вонь тины, дерьма, помоев...
Стойкая и пронзительная вонь провинциального существования, поглощающего все тонкие и возвышенные проявления человеческой натуры, низводящая человека до уровня инфантильного обывателя.

Инфантилизм - главная отличительная черта героев повести. Иван Иванович с Иваном Никифоровичем в принципе, по своему, неплохие люди, но, если присмотреться к ним попристальнее, это же дети! Я уж не говорю об отсутствии целей и идеалов, полноте! Но у них даже завтрашнего дня нет, они не ведают, что такое жизнь, они знают только существование.

И вот это инфантильное прозябание не становится препоной на пути к тому, без чего мало какой человек может обойтись, к выплеску чувств и эмоций. Не показных, типа: "Не ступайте сюда, Иван Никифорович, ибо здесь нехорошо!", а настоящих, не позволяющих закиснуть окончательно.

Но, поскольку мы имеем дело с сугубо инфантильными личностями, то и выплеск этот у них приобретает форму инфантильную, по сути же трагически-смешную, как это чаще всего и бывает у детей. "Не играй в мои игрушки!"

Вот, два взрослых с виду человека, являющихся по сути своей детьми старшей группы детсада, затевают ссору, не поделив игрушку. Далее в ход идут обзывательства, обиды, акты мщения. Наконец, они идут жаловаться друг на друга "воспитателям" - в присутствие, - меряясь, кто первым начал.

И все это длится до глубокой старости, считай до могилы люди так и не состоялись, так и не выросли, оставшись навсегда инфантильными созданиями. Вот это гнетущее и развращающее качество "благородных" и "полублагородных" жителей провинции, которым не надо было заботиться о хлебе насущном и заствляет Гоголя на последней странице чуть ли не волком завыть: "Скучно на этом свете, господа!"

К вопросу о миргородской луже. Такие лужи оказались на диво живучими. Через 150 лет (в середине 90-х) по центральной улице районного городка на Брянщине (моя родина), вроде как заасфальтированной, на легковушке в межсезонье можно было проехать только с местным лоцманом, который знал истинные глубины всех ожидающих путника выбоин. Справедливости ради, стоит отметить, что вот уже лет 15-20 как эта проблема вроде бы решена, да вот всё не верится как-то, что это надолго....

Как же здорово возвращаться к нашим старым добрым классикам! Незамысловатая история ссоры Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем вызвала настоящее эстетическое наслаждение ярким языком, искрометным юмором с сатирическими вкраплениями, чудными описаниями города Миргорода вместе с живностью и краевидами, великолепными портретами миргородцев...
На последних хочется задержаться. Мне было мало прочитать описание того или иного лица/фигуры. Хотелось перечитывать и смаковать. "Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх" - ах-ха-ха, перед глазами сразу же возникает дружеский шарж в "огородном" стиле. А какое разнообразие одежды! Чего стоят эти всевозможные смушки, бекеши, запаски, плахты!.. Любая мелочь на самобытном языке Гоголя звучит народной музыкой, превращается в живую картину, как, например, пуговицы на мундире у городничего: "Эти восемь пуговиц были насажены у него таким образом, как бабы садят бобы; одна направо, другая налево".
Посмеяться от души - не единственный плюс от чтения классика. Мораль в произведении тоже имеется. Потерять лучшего друга из-за пустой обиды, из-за неумения простить, из-за отсутствия истинных христианских добродетелей (ложные писатель изображает с большим мастерством) и посвятить долгие годы бесплодной борьбе, соревнуясь в оскорблениях и унижениях, - это ли не высшая человеческая глупость?!

Иван Иванович перешёл двор, на котором пестрели индейские голуби, кормимые собственноручно Иваном Никифоровичем, корки арбузов и дынь, местами зелень, местами изломанное колесо, или обруч из бочки, или валявшийся мальчишка в запачканной рубашке, - картина, которую любят живописцы!

Торжество тонкого юмора с долей абсурда в текстах Николая Васильевича напрямую отсылают к отечественной литературе уже XX века, к текстам Даниила Хармса, Александра Введенского или Юрия Олеши. Особенно Олеши, трогательно относившегося к слову и подарившего нам пресловутые «кран тихо сморкался» и «в углу стояла маленькая цыганская девочка, величиной с веник». Обожаю Гоголя именно за умный юмор, пронизывающий каждое его произведение, даже трагичнейшего «Тараса Бульбу», исключая, пожалуй, только одиозного «Ганца Кюхельгартена» из раннего творчества писателя и не являвшегося для него характерным, это ещё только проба пера, не очень самобытная и представляющая скорее литературные пристрастия автора, чем его стиль. Юмор – универсальный язык и ключ к сердцу читателя.

Юмор в произведениях Гоголя выполняет умопомрачительное количество функций: это м.б. связка для перехода от одного жанра повествования к другому; часто юмор привлекает внимание читателя к не очень увлекательным деталям быта или нравов; часто это изящная метафора, позволяющая запомнить ту или иную деталь, - например, безразмерность украинских шаровар железобетонно закрепилась в моей памяти благодаря шитых их них запорожцами парусам; часто у Гоголя юмор служит вводной для читателя в текст, знакомит читателя с миром, персонажами. Сравнительно описание Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем подняло мне настроение на целую неделю.

Сама повесть – растянутый во времени анекдот, местами грустный. Нелепое недоразумение ставшее причиной вражды двух своеобразных друзей приводит к пожизненной вражде и тяжбе, длящейся благодаря нашему отечественному бюрократическому аппарату десятилетия. Желание представителей света небольшого провинциального малороссийского городка помирить двух непримиримых друзей весьма трогательно и для меня это некая антисатира, которая развернётся во всю у Гоголя в бессмертных «Мёртвых душах» и является для меня доказательством чего-то крайне важного в Гоголе – милосердия и уважения даже к разным вздорным и смешным маленьким людям. И насколько это противоречит стилю сатирика Салтыкова-Щедрина, с его резкостью и непримиримостью. Гоголь любит своих героев, всех.

Интересно, что после прочтения самых смешных произведений Гоголя, последействием приходит грусть. Это явный знак качества и неустаревания его текстов.