Цитаты из книги «Империя Зря. История с биографией»

Публичная библиотека стала для меня родным домом. А вскоре – родным и любимым. Там можно было найти массу интересного. И даже журнал Плейбой.

что квартира была антикварной. Деньги поделили и потратили с умом. Даже мне послали несколько МРОТов. Строил я свой дом, а, оказалось, постролил дом доходный. Сохранить православную традицию и пронести мой гроб под окнами моего дома в последний путь было некому. Убеждения у моих деток были другие. Не говоря уж о бывшей жене. Да и зачем всё это? Лишнее!

городу. Семью мои визиты явно тяготили. На семейном совете получить в обмен на антикварную квартиру три квартиры в новостройках и дачу в придачу мои родственнички отказались. В один из таких приездов дверь моего дома оказалась заперта на новый замок. Жена сказала, что меня в дом больше не пустит, так как я здесь не прописан. Я заорал, как резанный. На мой возмущённый крик и звонок бывшей жены приехали менты и отвезли меня в браслетиках в тюрьму. По заявлению, поданному моими родственниками генералу милиции Понеделко, чуть позже уволенному за связь с организованной преступностью, я обвинялся в грабеже, побоях и оскорблениях блокадницы-тёщи и других членов моей семьи. Меня немножечко арестовали, но отпустили за отсутсвием состава преступления. Так, хоть и не надолго, я обрёл свой новый дом. Казённый. Пост скрип. Грузинские друзья Тамазик, Отарик и Бадрик не торопились. Ходили в гости, потаённо поглядывали на вид из окна. После бандитской революции 1991 года мой бывший друг Миша Губкин помог им приватизировать мансарду над моей квартирой. Бывшая жена вышла замуж за норвежского бизнесмена, дочка – за французского, сын стал бизнесменом новорусским.

За две недели до смерти отца мне удалось осуществить фиктивный развод и прописаться в квартиру к отцу, оставив свой дом на попечении жены и детей. Быстротечность времени и ворох забот о подрастающих детях и семье в лихие 90-е незаметно принесли меня к финалу. В финале случилось землятрясение. Новый 1994 год дети с позволения жены встретили в чужих домах. В моём доме гулял сквозняк. Жена спуталась с грузинскими князьями покровителями Бадриком Какабадзе и Томазиком Кикачеишвили. Они предложили ей работу в своих фирмах. Четыре года на моей шее её тяготили. В ночь на пятое февраля, возвращаясь с репетиции оркестра, дочь села в машину своего нового возлюбленного и он, пьяный, на всём ходу разбил её, врезавшись в автобус на Дворцовой площади. Чудом дочь выжила. Но лицо было изуродовано и переломаны обе ноги. Дождавшись её выздоровления и возвращения сына из Лондона, куда я отправил его на стажировку, я уехал на заработки в Москву, к другу Никите Михалкову. Исколесил полсвета и нашёл врача, который взялся за операцию на лице доченьки. Всё прошло удачно. Она училась в университете и я помогал ей деньгами. Сына я устроил работать в Комибанк к своим знакомым, чтобы приобретал опыт и ответственность. В Москве я жил в гостинице и по субботам приезжал в Петербург, отогреться от казёнщины у своего камина

Эрмитаже. И всё это папиными уговорами, знакомствами и подкупом. Всё было рядом, всё было под рукой. Поступили в и закончили Университеты, выбранные папой. Пространство и время определяют многое в нашей жизни. Я кормил, обувал и одевал свою семью. Долгими зимними вечерами мы собирались у камина и я читал им сказки, Чехова, Толстого. На восходе солнца я всех будил и тащил к окну любоваться заснеженными вершинами деревьев и петропавловским ангелом в золотых лучах солнца. Это всех раздражало и казалось ненужным. А вот летом я строил дом на берегу реки, с яблоневым садом и плантацией клубники. Дети купались, загорали, играли в мяч и ездили верхом. Дом я построил каменный с деревянной мансардой, окнами выходящей на пойму реки Мги. Как у прадеда в Барсаново. Солнце, воздух и вода и Дух святый помогли вырастить детей здоровыми и красивыми. Их мама не знала заботы под моим покровом. Скоропостижно в марте 1986 года умерла моя мама. Отец, оставшись один, каждый день ездил на её могилку. Через два года умер и папа. Перед смертью он попросил меня как —нибудь сохранить их квартиру для внуков. Не зря же они с матерью всю жизнь гнули свои спины, недоедали, экономили на всём. Но

Теперь мои дети ходили в детский садик Всероссийского Театрального Общества на Большой Пушкарской, а по вечерам мы с ними ходили гулять в Петропавловскую крепость. На Елагином острове они с рук кормили орешками белок и синиц, катались на коньках и занимались теннисом. В английской школе получали улучшенное образование. В музыкальной школе учились игре на флейте, выступали в Филармонии, изучали историю

И вот 30 октября 1979 года вся компания собралась в бюро обмена Калининского района у Финляндского вокзала. Перед тем, как получить ордера об обмене, я выдал всем участникам обещанные пачки денежных купюр. Если бы кто-то из них ушёл в этот момент с деньгами, пенять мне бы было не на кого. Но люди все были приличные. Все получали свои ордера и выслушивали все условия обмена и те характеристики жилых помещений, которые будет иметь каждый участник обмена. Когда во всеуслышание чиновник объявил, что я в итоге обмена получаю трёхкомнатную квартиру на проспекте М. Горького, 61/28, квартира 32 общей площадью 88 метров, с потолками 4 метра, балконом в доме-памятнике 1904 года постройки все участники обмена притихли и задумались, не обманул ли я их. Чиновник при этом, как будто только что родился, удивился, что такую жилплощадь на четверых предоставлять не положено. Даже в случае обмена. Санитарная и социальная норма равняется девяти метрам на человека, следовательно вам положено тридцать шесть метров жилого помещения. А у вас только комнат пятьдесят шесть метров.

«модерн». В квартире проживала семья профессора Машовец. Они хотели обменять эту квартиру и квартиру в новостройках на одну, но большую. И непременно в сталинских домах, и непременно на проспекте Шверника. Когда я вошёл в их квартиру, я лишился дара речи. Огромное окно в дубовой раме выходило на парк и шпиль Петропавловской крепости, высоченные потолки были сделаны из дубовых панелей, инкрустированный паркетный пол, витражные окна на парадной лестнице и в ванной комнате громадных размеров, а в углу одной из трёх комнат красовался болотно-зелёным мейсенским кафелем немецкого типа камин. Вот это я и искал всё свою жизнь. Плохо понимая, что от меня хотят хозяева, расспрашивая про имевшуюся у меня жилплощадь, я вышел огорошенный бороться за свой дом на этой Земле.

Роковую ошибку я совершил, позарившись на комнату 9 метров в трёхкомнатной квартире на проспекте Ветеранов. Две смежные комнаты под 30 метров занимала энергичная бухгалтерша Алла со своей мамой и дочкой. Муж накрылся Алкиным медным тазом. Мне показалось простым и очевидным разменять всю квартиру, выменять соседке двухкомнатную, а мне комнату побольше. Но не тут-то было. Аллочка оказалось непростой штучкой. Получив от неё принципиальное согласие на обмен, я вложил всё своё время и деньги в поиски различных вариантов. Этот 1975 год я запомнил на всю жизнь. А мог бы запомнить на две. Аллка и не думала меняться. Ей было хорошо и в этой трёхкомнатной квартире. Она, практически, жила там только своей семьёй. Мужа она отселила, выделив ему именно эту комнатку. И тех несчастных одиночек, которых только и могли подселить в эту комнату, Аллка быстро

№72 на Светлановском проспекте. Это было далеко, но быстро. Я внёс две тысячи рублей за Таню