Читать книгу «Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 2» онлайн полностью📖 — Н. В. Сычева — MyBook.

Вышеизложенное свидетельствует о том, что, игнорируя социальную природу капитала, А. Шторх рассматривал в качестве главного критерия различения двух разновидностей последнего либо материальное (вещественное), либо «человеческое», духовное содержание. В соответствии с этим критерием, с одной стороны, опираясь на вещную концепцию капитала, автор утверждал, что материальный капитал складывается из совокупности богатств, т. е. вещей, находящихся вне человека. В таком виде они составляют средства производства, которые применяются в промышленности. С другой стороны, в отличие от своих предшественников, автор заявлял, что, наряду с материальным, существует и нематериальный капитал. Он состоит из первичных внутренних благ, т. е. из неотделимых от человека качеств (здоровье, умение, просвещение (образование), нравы и др.) и способностей (физических, умственных, нравственных). Эти блага также являются орудиями производства, которые используются в нематериальном (духовном) производстве. Таково новое фетишистское представление о капитале, впервые выдвинутое автором.

В этой связи обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, рассматривая материальный и нематериальный капитал как самостоятельные и относительно обособленные друг от друга, А. Шторх полагал, что каждый из них функционирует в соответствующей сфере производства, игнорируя при этом взаимосвязь между ними. Во-вторых, если А. Смит трактовал «приобретенные и полезные способности всех жителей и членов общества» (не называя, однако, эти способности капиталом) как «неотчуждаемые», «неподвижные», а потому не пригодные к «обращению», т. е. к переходу от одних лиц к другим, то А. Шторх, напротив, считал, что не только материальный, но и нематериальный капитал может перемещаться (в случае потребности в том или ином капитале) от одной нации к другой, сопрягаясь при этом с определенными издержками[155].

Заметим, введенное в политическую экономию А. Шторхом понятие нематериального (по существу, человеческого) капитала было воспринято западными (как, впрочем, и российскими) экономистами по-разному. Одни из них позитивно отнеслись к этому понятию, другие же отвергли его. Как мы видели, Г.Д. Маклеод выделял вещественный и невещественный капитал, подразумевая под последним не только знания и профессиональные навыки, но и иные интеллектуальные (умственные) способности человека. Напротив, Дж. Б. Кларк отрицал сам факт существования человеческого капитала. В целом, однако, данное понятие, если и использовалось в экономической литературе, то, как правило, в сопоставлении с понятием вещественного капитала для того, чтобы показать существенные различия между ними. При этом под первым подразумевался, соответственно, вещественный фактор производства, а под вторым – невещественный.

Как известно, ситуация коренным образом изменилась во второй половине ХХ века (в связи с вышеуказанными обстоятельствами). Именно в этот период «старые» теоретические представления о нематериальном (умственном) капитале обрели свое «второе дыхание» и оформились в виде концепции человеческого капитала.

Пальма первенства в ее разработке принадлежит американскому экономисту, лауреату Нобелевской премии по экономике Т. Шульцу. По словам М. Блауга, о рождении этой концепции (теории, по автору) Т. Шульц объявил в 1960 году. Однако «само рождение, можно сказать, имело место двумя годами позже, когда в октябре 1962 г. «Journal of Political Economy» выпустил дополнительный номер под названием «Инвестиции в людей». Этот номер, кроме нескольких других первопроходческих статей, включал предварительные варианты глав монографии Гэри Беккера «Человеческий капитал» (1964), которая с тех пор является классическим трудом в данной области»[156].

В сжатом, обобщенном виде суть концепции человеческого капитала Т. Шульц изложил в своей нобелевской лекции «Экономика пребывает в бедности» (1979). В ней в качестве отправного пункта выступает тезис, согласно которому большинство населения мира составляют бедняки. Они трудятся, преимущественно, в одной из отсталых отраслей экономики развивающихся стран – сельском хозяйстве (отметим, автор специально занимался изучением этой проблемы, привлекавшей пристальное внимание многих исследователей)[157].

Констатируя этот общеизвестный факт, Т. Шульц утверждал, что уровень бедности людей, занятых в «экономике сельского хозяйства» таких стран, зависит прежде всего от «определяющего фактора производства». Последний, «способствующий улучшению благосостояния бедняков, – это не размеры страны, энергетические мощности или площадь пахотных земель; главное – это повышение качественного уровня населения страны»[158], т. е. человеческого фактора.

Именно введение в «научный» оборот данного фактора произвело «впечатление настоящего взрыва в сфере изучения экономики человеческого капитала и, особенно таких аспектов, как экономика исследовательской деятельности, реакции фермеров на внедрение новых, экономически выгодных методов производства, связь между производством и благосостоянием, экономика семьи»[159].

«Жонглируя» термином «экономика», как «искусный фокусник», и акцентируя внимание на важной роли человеческого фактора в «экономике человеческого капитала» (как «отрасли экономической мысли»), Т. Шульц указывал на две ошибки экономистов. Первая из них (основная) заключается в том, что «стандартная экономическая теория» оказалась не пригодной «для понимания ситуации в странах с низкими доходами», что «для этих целей необходимо создание особой теории». Ибо «модели, разрабатываемые для этих целей, первоначально получили широкое признание – пока не выяснилось, что они представляют собой в лучшем случае интеллектуальные курьезы»[160].

Вторая ошибка состоит в отрицании надобности выработки новой экономической теории. Эта ошибка обусловлена прежде всего тем, что классическая экономическая наука создавалась (закладывалась, по терминологии автора) «в те времена, когда население Западной Европы по большей части было очень бедным; люди с трудом добывали свой кусок хлеба, возделывая тощую почву и будучи обреченными на краткую жизнь. Таким образом, классические экономисты имели дело с условиями, аналогичными тем, что сегодня превалируют в странах с низкими доходами»[161].

Вскрыв на столь «высоком научно-теоретическом уровне» истоки указанных ошибок экономистов, Т. Шульц сосредоточил свое внимание на тех вопросах, решение которых позволит определить пути преодоления бедности в развивающихся странах. Наиболее важными среди этих вопросов являются следующие.

Во-первых, переоценка экономической значимости земли. По мнению автора, эта переоценка присуща получившей широкое распространение «почвенной» точке зрения. Последняя гласит: «существует в достаточной степени ограниченное количество земельных участков, пригодных для выращивания продуктов питания, и столь же ограничены запасы энергии для обработки этой земли, которая начинает истощаться». Поэтому «невозможно по-прежнему производить достаточное количество продуктов питания для нужд увеличивающегося населения мира»[162].

Наряду с ней, «существует альтернативная – социально-экономическая – точка зрения, согласно которой человек обладает способностями и интеллектом, достаточными для того, чтобы уменьшить свою зависимость от пахотной земли, от традиционного сельскохозяйственного процесса и от истощающихся источников энергии, чтобы снизить фактические затраты на производство продукции питания для увеличивающегося населения мира»[163].

Интерпретируя, таким образом, известный любому экономисту так называемый «закон убывающего плодородия почвы», и извращая, вместе с тем, суть социально-экономического подхода к трактовке рассматриваемой проблемы, Т. Шульц отмечал, что первая точка зрения не в состоянии объяснить развитие экономики и плохо согласуется с фактами экономической истории, тогда как вторая точка зрения нуждается в более солидном научном обосновании. Последнее сводится, в конечном счете, к «расширению человеческих познаний». Ибо «будущее человечества не предопределяется пространством, энергией или пахотными землями. Его будет определять интеллектуальная эволюция человека»[164].

Согласно автору, уяснение сущности этой эволюции позволяет понять, что различия в плодородии почв сами по себе не могут объяснить, почему люди, живущие в давно заселенных частях света (например, в Индии или Африке) пребывают в состоянии бедности на протяжении веков. Подобное объяснение становится подлинно «научным» только в том случае, когда будут учитываться факторы, имеющие основное значение для сельскохозяйственных угодий. К этим факторам относятся «различного рода стимулы и возможности, позволяющие сельскохозяйственным работникам приращивать эффективность земельных участков путем различного рода вложений, в том числе за счет исследовательской работы и повышения квалификации персонала»[165].

Отсюда вытекает «фундаментальное положение, зафиксированное во многих новейших исследованиях», суть которого «состоит в том, что неотъемлемая часть модернизации экономики страны с низкими доходами – это снижение экономической значимости пахотных земель и повышение значимости человеческого капитала – квалификации и знаний»[166].

Это «фундаментальное положение» весьма примечательно в двояком отношении. Во-первых, значимость пахотных земель зависит от их естественного и экономического плодородия. Любому студенту экономического вуза (за исключением, по-видимому, нашего нобелевского лауреата) известно, что естественное плодородие земли определяется только природными условиями почвообразования, а потому оно является объективным свойством самой земли, существующим независимо от каких-либо «вложений». Напротив, экономическое плодородие земли определяется не только природными условиями м уровнем развития производительных сил, но и дополнительными капиталовложениями, степенью зрелости общественно-производственных отношений (в данном случае, рыночных), в рамках которых и посредством которых устанавливаются цены на сельскохозяйственные продукты. Поэтому одной из важнейших задач модернизации экономики является не снижение (как считает автор), а наоборот, повышение экономической значимости пахотных земель.

Во-вторых, трактовка «человеческого капитала» как «квалификации и знаний» ничего принципиального нового в себе не содержит (за исключением употребления данного понятия). Ведь такая трактовка воспроизводит, по существу, маклеодовское определение невещественного (умственного) капитала.

Однако подобное определение, используя терминологию А. Смита, характеризует отнюдь не особый вид капитала, а «приобретенные и полезные способности» личного (человеческого) фактора производства, т. е. рабочую силу. Как известно, термин «рабочая сила» был введен в политическую экономию К. Марксом. Если Г.Д. Маклеод не знал этого термина (напомним, его работа «Основания политической экономии» вышла в свет в 1857 году, т. е. за десять лет до появления «Капитала» К. Маркса), то, напротив, Т. Шульц знал, точнее, должен был знать смысл данного термина (поскольку труд последнего получил всемирную известность уже с конца XIXвека). Но, увы, наш нобелевский лауреат «не заметил» этого терминологического нововведения. «Не мудрствуя лукаво», он избрал традиционный подход, т. е. стал отождествлять личный фактор производства с «человеческим капиталом». Иными словами, автор реанимировал фетишистское представление об особой разновидности капитала, появившееся в начале XIX века и употреблявшееся в работах отдельных экономистов в течение данного промежутка времени.

В этой связи возникают два вопроса: 1) почему «квалификация и знания» превращаются в «человеческий капитал»?; 2) чем же «человеческий капитал» отличается от других видов капитала? К сожалению, вразумительного ответа на эти вопросы автор не дал (как, впрочем, и его единомышленники). И это не удивительно, поскольку раскрыть экономическую сущность «человеческого капитала», исходя из «естественной и искусственной» природы человека невозможно. Между тем К. Маркс довольно обстоятельно показал, почему личный фактор производства (рабочая сила) в условиях буржуазного общества превращается в переменный капитал и чем последний отличается от постоянного капитала.

В-третьих, недооценка качества человеческого фактора. По мнению автора, «критически важным фактором, определяющим состояние бедности» в странах с низкими доходами, является не природный фактор (земля), а человеческий. Качество последнего определяется прежде всего капиталовложениями в различные мероприятия, которые «могут в значительной мере улучшить экономические перспективы и уровень жизни бедняков»[167].

Действительно, «такого рода капиталовложения в странах с низкими доходами» способствует «улучшению экономических перспектив». Но при наличии существующей системы «общественного порядка» никакие капиталовложения сами по себе не могут искоренить бедность, что должно быть ясно каждому, «искушенному в премудростях экономической науки» (и уж тем более нобелевскому лауреату). Именно поэтому «бедняки в странах с низкими доходами являются узниками закостенелого нищенского равновесия, которое не под силу сломать экономике» (а не наоборот, как считает автор). Более того, в таких странах «существуют непреодолимые силы, сводящие на нет любые экономические усовершенствования (точнее, социально-экономические преобразования. – Н.С.) и понуждают бедняков к отказу от экономической (и политической. – Н.С.) борьбы» (а не наоборот, как утверждает автор). Поэтому, хотя «в сельском хозяйстве бедняки положительно реагируют на представленные им экономические возможности», тем не менее они не могут изменить сложившуюся ситуацию, о чем свидетельствуют «документальные доказательства»[168].

Но автор занимает иную позицию. По его мнению, для того, чтобы «преодолеть состояние бедности в странах с низкими доходами» необходимо решить в первую очередь такие проблемы, как устранение дискриминационного характера внутренней политики государства по отношению к сельскому хозяйству, проведение интенсивной индустриализации этой отрасли экономики, повышение предпринимательского духа фермерской и исследовательской деятельности[169]. Как говорится, «Вашими устами да мед пить!». Даже при полной реализации подобных мероприятий, «преодолеть состояние бедности» в этих странах невозможно до тех пор, пока в них не изменяется, причем коренным образом, социально-экономические условия.

В-четвертых, успехи в деле повышения качества человеческого капитала, присущего как сельскохозяйственному, так и несельскохозяйственному населению. В данном случае термин «качество» рассматривается применительно к различным формам этого капитала. Необходимость такого рассмотрения обусловлена прежде всего тем, что понятие «человеческий капитал» и теория капитала в целом имеют «неоднозначное» толкование, например, в моделях экономического роста. Главный недостаток этих моделей состоит в том, что в них капитал трактуется как гомогенный (однородный). Сообразно этому осуществляется его агрегирование. Между тем капиталу имманентны неравенства, связанные с определением коэффициента окупаемости капиталовложений, вне зависимости от того, как подсчитывается агрегирование капитала: с точки зрения факторных издержек или дисконтированной стоимости услуг, оказываемых всеми частями этого капитала в течение всего промежутка времени его функционирования. Поэтому «даже если бы мы были не в состоянии наблюдать эти неравенства, нам бы следовало их придумать, поскольку это – главная движущая сила экономического роста. Они являются движущей силой потому, что служат побудительными экономическими сигналами роста. Таким образом, одна из существенно важных составных частей экономического роста вуалируется путем этого агрегирования капитала»[170].

По мнению автора, подобный подход применим и к человеческому капиталу, который неоднороден по своему составу. Наряду с «обычным» существует «дополнительный» человеческий капитал. Стоимость последнего «зависит от дополнительного благосостояния, получаемого за счет этого людьми». Поэтому «человеческий капитал благоприятно воздействует на производительность труда и предпринимательские способности человека»[171].

Как видим, игнорируя социальную природу капитала, автор отождествляет «составную часть» последнего – «дополнительный человеческий капитал» соответственно с «дополнительным благосостоянием» самого человека (надо полагать, с материальным положением последнего). Чем выше такое «благосостояние» этого человека, тем большую возможность он имеет для приобретения «дополнительного капитала», стоимость которого, естественно, выше стоимости «обычного капитала». Именно благодаря этому повышается производительность труда и формируются предпринимательские способности человека.

1
...
...
27