В главном клиническом военном…

Сняв трубку внутреннего телефона, начальник хирургического отделения главного клинического военного госпиталя имени Н.Н. Бурденко полковник медицинской службы Михаил Филиппович Гулякин услышал голос дежурного врача.

– Поступил тяжёлый больной, – докладывал врач. – Нужна ваша консультация…

Гулякин встал и направился в приёмное отделение госпиталя. Ничего необычного не было в звонке дежурного. В приёмное вызывали часто, ведь прежде, чем решить, в какое отделение направить больного, нужно было исключить необходимость хирургической операции.

Больной лежал на кушетке. Его осматривали терапевты. Они расступились, пропуская Гулякина.

– Подозрение на «острый живот», – доложил дежурный врач. – Тошнота, мышцы напряжены, пальпация резко болезненна, – и после короткой паузы сделал предположение: – Думаю, острый панкреатит…

– Сейчас посмотрим, – сказал Гулякин, склоняясь над больным.

Осматривал долго, внимательно, задавал вопросы, затем, выпрямившись, распорядился:

– Срочно на рентген. Затем в хирургическое отделение.

Вскоре принесли снимки, и снова собрался небольшой консилиум. Уже назначенный лечащий врач показал Гулякину один из них, прокомментировав:

– Вот, смотрите, заметны изменения…

– Так я и думал, – проговорил Гулякин. – Необходимо сделать антиографию. Подозреваю опухоль.

Врач молча вышел из кабинета начальника отделения.

Гулякин ещё долго сидел за столом, задумчиво глядя в окно. Он ждал результатов исследования и всей душой хотел, чтобы не подтвердился диагноз, который он уже поставил, диагноз, который был суровым и беспощадным приговором больному.

«А если всё-таки онкология? – размышлял он. – Что можем мы? Сделать обезболивание, облегчить страдания и поместить в отдельную палату… И всё… Но ведь кто-то уже оперировал в подобных случаях. Бывали неудачи, часто бывали, но и успехи тоже… Так неужели же я не смогу?»

Давно отгремела война, за годы которой Михаил Филиппович сделал около 14 000 операций, причём 2 500 из них по поводу ранений в грудь и примерно 700 – в живот. Это – наиболее сложные. Таким образом, именно фронтовой медсанбат задал направление его хирургической работе. В 1951 году Гулякин получил назначение в Главный военный клинический госпиталь имени Н.Н. Бурденко. Одним из первых его учителей      в те годы стал известный советский хирург, академик Академии медицинских наук СССР Сергей Сергеевич Юдин, который разработал методики резекции желудка при язвенной болезни и желудочном кровотечении, а также операции создания искусственного пищевода.

Теперь, в шестидесятые годы, Гулякин уже и сам освоил операции по пластике пищевода, совершал резекции и полные удаления желудка. Однако гастропанкреатодуоденальную резекцию делать ему еще не приходилось.

А сложность этой операции в том, что проводится она в зоне крупных кровеносных сосудов. Одно неточное движение – и ничто уже не спасёт больного. Возможно, именно поэтому считанные хирурги не только в СССР, но и во всём мире могли отважиться на такое оперативное вмешательство.

Раздумья прервал лечащий врач, который принёс материалы самого важного исследования.

Сомнений, а, следовательно, и надежд более не оставалось.

– Головка поджелудочной железы поражена опухолью.., – сказал лечащий врач.

– Вижу, – отозвался Гулякин.

– Что будем делать? Прикажете поместить в отдельную палату?

– Да, поместите, – кивнул Гулякин и прибавил обычное в таких случаях. – Облегчите страдания.

Через полчаса Гулякин сам пошёл к больному. Справился о самочувствии.

– Болит, доктор, очень болит, – скрипнув зубами, прошептал больной и осторожно провёл по животу. – Что у меня там? А? Скажите… Это опасно?

– Исследуем, – очень спокойно сказал Гулякин: – Возможно, придётся вас оперировать.

– Оперировать? Но мне говорили, что на поджелудочной железе операции не делают. То, что у меня панкреатит, я знаю. Давно уж мучает. Но сам проходит. Может и на этот раз пройдёт?

– На этот раз не пройдёт. Надо решаться, пока не поздно. А насчёт операций вам говорили неправду. Да и вообще меньше слушайте всяких знатоков. У нас ведь всяк лекарь, когда о других речь. А сам, если что, сразу к врачу. Верно говорю?

– Верно, – постарался изобразить что-то вроде улыбки больной.

Гулякин старался отвлечь его от мыслей о болезни и наблюдал, пытаясь определить жизненные силы, что очень важно.

– Фронтовик?

– Да, воевал.

– А где, на каком фронте?

Больной стал рассказывать. Долго они сидели в палате вдвоём, вспоминая фронтовые годы.

– Ну, отдыхайте, а меня ждут дела, – сказал, наконец, Гулякин. – И повеселей. Вон через какие горнила прошли, а теперь-то в таких условиях, как у нас и операцию не перенести? Я уверен, что всё будет нормально.

– Подумаю, доктор.

Гулякин вернулся в кабинет. Он знал, что не только больному, но и ему самому предстоит ещё долго думать перед операцией, составлять её описание, методику, определять тактику оперативного вмешательства.

До поздней ночи засиделся на службе. Перечитал все сообщения об удачных и неудачных операциях на поджелудочной железе, перебрал все известные методики, все варианты и способы вмешательства.

Перед уходом домой осторожно заглянул в палату. Больной не спал. Боли мучали его. Возле кровати сидела медсестра.

Гулякин молча постоял на пороге, а когда собрался уходить, больной позвал его и прошептал:

– Я согласен, доктор, делайте, что надо.

– Вот так-то лучше, – улыбнулся Михаил Филиппович.

Тут же вызвал дежурного врача и дал указания по подготовке больного к операции.

– На какое время готовить?

– На одиннадцать ноль-ноль…

Утром Гулякин зашёл к главному хирургу.

– Я насчёт больного, который поступил вчера, – и назвал фамилию.

– Что вы решили? С ним же всё ясно, – вздохнул главный хирург.

– Делать операцию.

– Но ведь это же гастропанкреатодуоденальная резекция…

– Вот её я и решил делать.

– Но позвольте… Вы же ни разу не оперировали на поджелудочной железе, – сказал главный хирург.

– Значит, буду… Всё когда-то в первый раз. Не будет первого раза – не будет ни второго, ни пятого, ни десятого. Ничего не будет.

Главный хирург долго молчал. Михаил Филиппович настаивал:

– Альтернативы нет. Если не оперировать, больной погибнет.

– И вы считаете, что есть шанс? – пристально посмотрев на Гулякина, спросил хирург.

– Есть. И я его использую! – твёрдо заявил Гулякин.

– Ну что ж, даю добро. Кстати, кто будет ассистировать?

– Капитан медслужбы Шапошников.

– Он подготовлен?

– Да, я его ознакомил с методикой…

Капитана медицинской службы Юлия Григорьевича Шапошникова Михаил Филиппович Гулякин сразу выделил из своих подчинённых. Увидел в нём талант хирурга, уверенность, волю к победе. Потому и назвал его ассистентом.

Ровно в 11.00 вспыхнули над операционным столом бестеневые лампы. Михаил Филиппович Гулякин подал первую лаконичную и ясную команду.

Операция началась.

Часы пробили двенадцать, затем один час, два, три… В операционной царила мёртвая тишина. Не только ассистент, молодой военный хирург Юлий Шапошников, но и медицинские сёстры понимали, что происходило в те часы.

Впервые в стенах госпиталя проводилась хирургическая операция необыкновенной сложности. За подобные операции ни здесь, ни в других госпиталях пока никто не брался. Сложных операций было много, но на других органах. А на поджелудочной железе – первая. От её успеха зависело очень много. Хирург поверил в свои силы. Эту веру нужно закрепить. И тогда будет и вторая и третья операции…

В вестибюле в тревоге и волнении ждали родственники больного. В предоперационную часто заходили ординаторы отделения. Они интересовались ходом операции. И все с нетерпением ждали её окончания.

Если бы в эти минуты Михаил Филиппович Гулякин мог думать о чём-то ином, кроме операции, он бы, вероятно, вспомнил фронт, медсанбат. Вспомнил бы, как привезли после тяжелейшего боя израненного офицера в прорванном во многих местах и обожжённом танкистском комбинезоне. Раненный был доставлен с тяжёлым шоком, у него оказались серьёзные повреждения печени, пульс едва прощупывался, давление – в нижних пределах. Его положили на операционный стол, но Гулякин понял, что помочь ему практически невозможно. Он никогда ещё не делал таких операций, которая необходима была для спасения танкиста, да и вряд ли бы в предвоенное время за подобную операцию мог взяться даже опытный хирург.

И вдруг капитан пришёл в себя. Гулякин встретился с ним взглядом. Капитан некоторое время молчал, морща лоб и пытаясь сообразить, где он и что с ним происходит. Прошептал:

– Доктор, да что же вы стоите… делайте что-нибудь. На мне с детства всё заживает, как… в общем, хорошо заживает. – И он изобразил некое подобие улыбки.

А на груди капитана поблескивали ордена.

– Готовьте раненого к операции! – решительно распорядился Гулякин.

Он некоторое время стоял, прикрыв глаза и вспоминая всё, что знал по этому вопросу, мысленно вырабатывая методику своих действий. Наконец, решительно шагнул к столу, сказав привычное:

– Маша, работать!

Дали наркоз. Операция началась. Она была очень тяжёлой. Пришлось ушить большую долю печени, сделать тампонаду сальником, ушить желудок, тоже сильно поврежденный, удалить осколки, застрявшие в большом сальнике. Всё это было огромным испытанием для организма человека. Танкист действительно, как и обещал, выдержал всё. Не один час простоял хирург у операционного стола, а когда завершил работу, твёрдо объявил:

– Будет жить!

Как бы он хотел и теперь повторить эти замечательные слова.

Но до окончания операции было ещё очень и очень далеко. И каждую минуту, каждую секунду могла произойти беда. Одно неосторожное движение… И всё. Могло случиться и что-то непредвиденное, что не установили исследования. Только теория была подспорьем в работе – практика такого вмешательства отсутствовала.

Когда часы пробили пять раз, Гулякин скомандовал:

– Иглодержатель…шёлк…

Шесть часов, ровно шесть часов – с 11.00 до 17.00 – простоял он у операционного стола, не имея возможности ни передохнуть, ни отойти даже на минуту. И выйдя из операционной всё-таки с твёрдостью произнёс слова, которые тут же были переданы и сослуживцам, и родственникам:

– Будет жить!

И он выжил – этот больной, обречённый на верную смерть, выжил, потому что хирург сделал тот первый шаг, на который решиться трудно, сделал смело и уверенно, рассчитывая на своё мастерство, на свои руки, которые не раз уже творили чудеса.

Главный онколог

Шли годы. Множился опыт хирурга. Всё чаще на операционный стол к Михаилу Филипповичу попадали больные, поражённые самым безжалостным недугом, и всё чаще он выходил победителем в жестоких схватках за жизни своих пациентов.

И вот состоялось новое назначение. Михаил Филиппович стал главным онкологом госпиталя, а в канун празднования шестидесятилетия Советских Вооружённых Сил ему было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда.

Выросли и окрепли к этому времени многие его ученики и последователи. Они уже сами обрели свои крылья.

Стал начальником кафедры Центрального института усовершенствования врачей, заместителем главного хирурга Министерства обороны СССР профессор генерал-майор медицинской службы Юлий Георгиевич Шапошников. При активной поддержке Гулякина и на предоставленных им материалах было защищено две докторских и три кандидатских диссертации.

Ему советовали:

– Беритесь сами за научную работу.

Брался, писал ночами, а потом отдавал всё ученикам.

Почему? Ответ один!

– Не хватает времени… Работать по ночам не имею права. Усталость – плохой союзник хирурга. Это он помнил ещё со времён войны.

И остался практиком самого высокого класса.

Десятки резекций поджелудочной железы, сотни полных удалений желудка, множество операций на пищеводе было на его счету.

Одна операция оставила особый след…

1980 год… Осень. Михаилу Филипповичу Глякину шестьдесят третий год. Но он и не думает об увольнении в запас, хотя все установленные сроки службы в Вооружённых Силах превышены. У военных хирургов – свой отсчёт, свои правила. Он – на пике профессионального мастерства. Ему по полечу самые сложные операции, за которые берутся единицы хирургов не только в нашей стране, но во всем мире. И практически всегда, выходя из операционной он произносит главную фразу: «Будет жить!»

Почти каждый год на октябрьский праздники он ездит с сыном на охоту в родные края, на Орловщину. Но тут в планы вмешивается работа, вмешивается совершенно неожиданным образом.

В канун праздников в госпиталь поступил больной со злокачественной опухолью поджелудочной железы. Что ж, тут уж ясно – никто, кроме Гулякина!

Он собрался делать операцию немедленно, но состояние больного не позволило. Надо было укрепить здоровье, надо было провести подготовку, а на это потребовалось несколько дней.

Гулякин решил:

– Хорошо, будем оперировать после праздников, – и, подумав, прибавил: – Если, конечно, ничего не случится.

Ну а если случится? Если возникнет непредвиденная ситуация? Он один знал ответ – тогда пойдёт на риск, ведь в этом случае он оправдан. Ухудшения состояние – гибельно, а операция, даже в неблагоприятных условиях – шанс на спасение.

Тщательно проинструктировал врачей хирургического отделения, которым предстояло дежурить в праздничные дни.

– Если будет ухудшаться состояние больного, вызывайте меня в любое время. Придётся оперировать немедленно.

Вечером позвонил сын Евгений. Он напоминал о том, что пора собираться на охоту в Акинтьево.

– Наверное, на этот раз не получится, – сказал Михаил Филиппович. – Езжай, Женя, один. А то, если можешь, подожди. Позже вместе съездим.

– Нет, когда же позже? Не получится. Служба. Полечу с друзьями в Астрахань.

Если бы Гулякин знал, что в последний раз слышит голос сына!

Трагедия случилась на охоте. Евгений Гулякин с юных лет был приучен к аккуратности, к осторожности в обращении с оружием. Вот и в тот роковой день перед возвращением с «тяги», как Михаил Филиппович узнал уже позднее, сын разрядил ружьё, проверил