Волк-Оборотень вовсе не был так спокоен, как желал показаться русоволосой девушке с ясными голубыми глазами. Ему не впервые приходилось видеть желающих пройти через Корбовый лес, но все они отказывались от этой гибельной затеи. А пройти через лес одному уже не удастся, да и плата для Ужаса понадобится. Он содрогнулся. Венеды всё же решились, и теперь у него будет и плата и спутники. Но на сердце от этого – никакой радости.
Голубоглазая и губастый воин в снежинской кольчуге появились быстро. Он отправил их за стену и стал ждать дальше. Чернявый владелец чудесного меча и вилла всё не появлялись. Он ждал терпеливо, хотя беспокойство всё нарастало.
Наконец, запыхавшиеся венеды вбежали в узкий и тёмный проход между корчмой и тыном, где он их ждал.
– Почему мешкали?
– Пошёл ты! Слышь, как орут? Я все куны вынужден был отдать!
– Ладно, главное, что ваш уход не заметили. Или… – Оборотень услышал шаги. – Тихо! Уходите подальше в тень и затаитесь! – он уже шептал, вжимаясь в обветшалую стену корчмы.
Тяжёлое буханье сапог стало громче, в просвете показался вооружённый воин. Видно ему в полутьме было плохо, и он вынужден был ещё шагнуть вперёд. В следующий миг Оборотень мягко отступил от стены, и ударил ножом во вражеское горло, прямо под кадык. Не дожидаясь пока захрипевший воин упадёт, Волк втащил его в проход и опустил на землю.
Обернулся к венедам:
– Вон там, под бревном, лаз. Полезайте туда, быстро!
Чернявый пропустил девушку вперед и немедля полез следом, Волк лишь услышал, как он бурчит что-то себе под нос. Убедившись, что они скрылись, он присел над убитым, всматриваясь в его лицо. Какой это уже по счёту? Десятый? Двадцатый? Ничего, придёт время, он разберётся и с самим Моймиром, его жажда мести ещё не удовлетворена. А пока, он может преподнести Моймиру только этот «подарочек». Спрятав нож, Волк-Оборотень скользнул в лаз.
Нора вела по ту сторону тына, в густо разросшиеся кусты жимолости. Оборотень оглядел спутников и, подхватив короб, полез через кусты. Венеды послушно двинулись за ним. Эту дорогу бродяга знал хорошо, она почти не просматривалась с хозяйской вышки. Ну а дальше – глубокий овраг, оттуда и сам ничего не увидишь, кроме чахлых кустов и неба, затягивающегося мрачными тучами.
Глинистый склон, перемешанный с камнями и грязью, порос осотом и лопухами мать-и-мачехи. Мелкие ручейки разжижали грунт, превращали его в жёлтую грязь. На дне, в царстве крапивы, было ещё более мокро, но хоть не так вязко. Зато, приходилось буквально прорубаться мечом. Оборотень бы просочился и не кромсая зелёного моря, что ему крапивные ожоги, но женщины и так повизгивали и прятали руки.
Волк спешил, прекрасно представляя, какую кондовую дорогу они сейчас тропят в овраге. И слепой заметит. Если будет погоня, найти их будет не сложно. Пока же, овраг скрывал их. Изгибаясь, как огромная змея, он вёл на запад, к Корбовому лесу.
На душе бродяги было неспокойно. Мысль, что едва они войдут в лес, пути назад уже не будет, не давала покоя. Он не мог забыть те ужасы, что уже пережил там. Но ещё больше его мучило другое – он знал, что один из его спутников должен будет умереть. И он знал кто.
– Как это двое? – вещун Благодей вытаращил на Сновида глаза. Остальные тоже смотрели непонимающе.
– Так, двое. Ошиблись мы. Предречённый не один, их двое.
– Два Предречённых?!
– Два.
– Постой, – Благодей по-прежнему не верил. – В предсказании же сказано: «разум, от соприкосновения с другими себя не теряющий». Разум – один. И Шлем только один взять может, так сам Поревит предрекал. И что он один появился, мы ведь сами сведали, когда появилась алая зарница.
– Точно! – зашумели вокруг. На этот раз вертеп был хорошо освещён, вещуны сидели перед Сновидом, и он хорошо видел их лица.
– Вы ведаете, что осталось на дне чаши, в которой варилось тогда зелье?
– Что?
– Кости.
– Что же? Кости могли быть от той летучей мыши, что мы вместе с червями добавили при третьем кипячении.
– Верно, – согласился Сновид. – От мыши. Только все разварились, а две – остались.
– Плохо дело, – понял кто-то из молодых.
– Может – случай! – не сдавался Благодей.
– Нет, – Сновид покачал головой. – Я трижды переваривал зелье, смотрел внутренности трёх чёрных и трёх белых птиц, трижды обращался к Триглаву.
– И что?
– Было ещё одно предвещание. – Сновид торжественно оглядел притихших вещунов. – «Один как двое и двое как один».
– Как, как?
Главный волхв не стал повторять. За него это повторили другие. В вертепе не осталось вещуна, кто не проговорил бы предвещание раза три или четыре.
– Ничего не смыслю! – признался, наконец, Благодей. – Это второе предвещание противоречит первому. В легенде точно сказано, Шелом будет брать и передавать достойнейшему Предречённый. А ни два и не три Предречённых. А кроме того… как быть с испытаниями? Они как, вместе их должны проходить, али по отдельности?
– Какие испытания? – удивился молодой вещун, тот самый, что ратовал за своего князя в день появления Предречённого.
Сновид подивился его невежеству, но корить не стал, вспомнил, как объяснял всё это теряющему терпение Белояру. Больше всего князю не нравилась мысль, что Предречённому, чтобы взять Шлем, ещё нужно пройти испытания.
– Ежели он Предречённый, то какие ему ещё испытания? Он и так уже богами избран. А ежели не избран, значит ещё не Предречённый, а только может им стать, – рассуждал тогда Белояр, хмуря красивые брови.
– Не так, князь. Он Предречённый по природе, по избранию. Может от рождения, может от жизни, мы не ведаем. А по сущности, он действительно станет Предречённым и войдёт в Храм Каменного Зуба, только когда пройдёт испытания, – объяснял Сновид. – Испытаний три – страхом, смертью и любовью.
– С природой и сущностью, это ты, старик, мудрствуешь больно, – укорил его тогда Белояр. – Да ладно. А испытания, что они значат? Он должен испугаться, помереть, а перед тем полюбить кого-то?
– Мы не знаем.
– А если он не пройдёт? Будет другой Предречённый?
Тогда он не ответил. А теперь, вот он, ответ на княжеский вопрос. Боги посмеялись над людьми. Другого Предречённого не будет, за то явилось их сразу двое. Только если с одним что-то случится, второй не понадобится, это-то из предвещания совершенно ясно. А сколько опасностей подстерегает Предречённых, даже подумать жутко. Колдуны Изверы уже наверняка начали охоту. Но они, так же как и Сновид, не знают, кого ищут. Явно только одно, эти двое венедов должны вскоре попасть в Итарград. Пусть помогут им боги!
Овраг постепенно сужался, склоны его становились всё положе и ниже. Ещё немного и венеды вышли к опушке. Мрачная громада Корбового леса тянулась направо и налево насколько хватало глаз. Корба – по-другому чаща, трущоба, сырая низина в еловом лесу. Но уже давно и другой смысл приклеился к Корбовому лесу – лес ужаса, лес безнадёжности и смерти.
Отсюда лес казался неприступной стеной. Ветра не было и огромные, раскоряченные дубы, грабы, колонны чёрной ольхи, замерли в безжизненной тишине. Не слышно было ни пения птиц, ни стрёкота насекомых. Казалось, что мир звуков кончается там, где возвышались деревья. Солнце, почти скрытое тучами, красным оком висело над горизонтом. Лес начинался как-то неестественно сразу, вдруг. Только что вокруг была холмистая, изрезанная оврагами пустошь, и тут, с первым разведчиком – выдавшимся вперёд кустом волчьей ягоды, разом всё менялось вокруг. Даже почва, слабо прикрытая травой, у леса сразу менялась, из светло-коричневой превращаясь в тёмно-серую и тускло безжизненную на вид. Пахло тлением. Стена деревьев была столь плотной, что уже почти сразу за первыми из них всё скрывалось в полумраке. И из этого полумрака тянулось из Корбового леса ощущение страха.
– Ну что, вы ещё не передумали? – Волк-Оборотень испытующе глянул в лица венедов, пытаясь угадать, что они сейчас чувствуют, и втайне надеясь услышать, что они никуда не идут.
– Нет. – Ответила за всех Велена, судорожно сглатывая. – Мы идём.
– Ненормальные… – Оборотень покачал головой. – Ну что ж. Вы сами решили. Я помню, мне что-то должны.
– Никто тебе ничего не должен! – зло процедил сквозь зубы Карислав, но голубоглазая испепелила его взглядом, и он замолчал, не скрывая ненависти к проводнику.
Оборотень сделал вид, что ничего не заметил, принимая чудесный меч. Святоморовы обереги повесил на шею, бережно спрятал за пазуху прядь волос виллы. Уже собрался идти, но остановила Велена.
– Вот, это от меня, – она протягивала зелёный шарик размером с куриное яйцо. – Я не желаю идти просто так. Это – хранитель света.
Волк заколебался. Повинуясь неожиданному чувству, он взял в свои руки руку Велены и зажал шарик в её кулак:
– Пусть это будет тем, что вы отдадите мне за лесом, если мы пройдём. Волк почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения. Но голубых как небо глаз не отвела.
– Нет, возьми сейчас. Я прошу.
– Я уже… – начал Волк, но тут услышал звуки погони, оставил её руки и, подтолкнув к лесу, крикнул: – Уходим! И помните о последнем условии!
Они едва успели достичь первых деревьев, как из оврага выметнулись всадники. Резко осадив коней у кромки леса, они нерешительно уставились на деревья. Кони испуганно шарахались, ржали и хрипели, завидев чащу.
Немного придя в себя, главарь злорадно рассмеялся и заорал им вслед:
– Ты сгниёшь там, Волк! Ты сам себе придумал казнь худшую, чем смог бы изобрести для тебя Моймир!
– Я постараюсь вернуться! – закричал им в ответ Оборотень. – Вернусь и выпущу кишки тебе и твоему хозяину! Трусливые вороны, вы даже кустов боитесь! Неужто я испугаюсь таких, как вы? Ну! Войдите ко мне в лес!
Главарь в ярости сплюнул и развернул коня. Вскоре всадники скрылись в овраге. Наступила мёртвая тишина.
Волк-Оборотень без сожаления отвернулся от ставших вдруг недосягаемыми просторных пустошей Прилесья. Их свобода, только кажущаяся, чужая, больше не манила. Там – ты беззащитен, там – ты один. А лес – он наполнен врагами, но тут все живое, дышащее, слушающее и говорящее, чего-то ждущее и желающее. В лесу можно остаться одиноким, но одному – никогда. Он чувствовал, наконец, что вернулся в свой мир – ужасный, смертельно опасный, но родной. Тут и смерть своя, родная, злобненькая и зубастая, а не та безликая, что на пустошах и в градах. Может она для своего-то расстарается и перекусит ему хребет, пока он не дошел до того страшного и нечистого, что тянет к себе навстречь с противной богам неизбежностью, засевшей в нем самом.
Сжав зубы, он шагнул в чащу, уводя венедов в неведомый сумрак. Их шаги будили враждебную тишину, пугали хрустом валежника. Гигантские деревья загородили небо, сцепились наверхотурье когтистыми сучьями, словно стремясь побороть друг друга, сломить, вознестись ещё больше, задавить других. Ни траве, ни кустарнику не было места на этом бесконечном поле боя, только толстый ковер гниющих листьев предательски проваливался под ногами.
О проекте
О подписке