15 октября 1941 г. Сталин проводит расширенное заседание Политбюро, на которое приглашены руководители министерства обороны, командующий МВО Артемьев, секретарь Моссовета Щербаков.
Сталин. Я должен вам сказать следующее: до подхода наших резервов с Востока у немцев превосходство в силах. Фронт может быть прорван. Необходимо подготовить город на случай вторжения противника в Москву. Государственный Комитет Обороны принял постановление об эвакуации столицы СССР г. Москвы. (Читает.) Ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановляет:
Первое. Поручить тов. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в город Куйбышев. Тов. Каганович обеспечивает своевременную подачу железнодорожных вагонов для миссий, а НКВД организует их отправку.
Второе. Сегодня же эвакуировать в г. Куйбышев Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем председателя СНК тов. Молотовым.
Третье. Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба в г. Арзамас.
Четвертое. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализации). Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин. Тело Ленина вывезти из Мавзолея в один из городов Сибири. Вопросы будут? (Молчание.) Вопросов нет. Всем приступить немедленно к выполнению данного постановления.
Все встают, уходят.
В приемной комнате Сталина Власик, Чадаев.
Чадаев. Жаль, конечно, покидать Москву в это тяжелое время.
Власик. И мне жалко, что ты покидаешь Москву.
Чадаев. Но приказ есть приказ. За непослушание сам знаешь, что бывает.
Власик. Да, сейчас все строго.
Чадаев. Могут и расстрелять.
Власик. Вполне.
Чадаев. А жить хочется, так хочется – нет слов. Отъезд из Москвы тоже вроде трусости, дезертирства.
Власик. Не переживай. Скоро вернетесь.
Чадаев. Я в этом уверен.
Власик. Уверен в этом и товарищ Сталин.
Чадаев. А не было разговора о том, что и он на крайний случай временно переберется к нам в Куйбышев?
Власик. Я знаю, был такой разговор на эту тему между Сталиным и Ждановым. «Хозяин» твердо и решительно заявил, что об отъезде не может быть и речи: он остается на своем посту в Москве. Но мы все-таки на всякий крайний случай сформировали специальный небольшой поезд, который уже находится в полной боевой готовности к отбытию.
Чадаев. Товарищ Сталин, конечно, об этом не знает?
Власик. Пока не знает, но, может быть, сегодня или завтра узнает. Хотя Вознесенский, Калинин и другие руководители подтвердили, что Сталин действительно покидать Москву не собирается.
Чадаев. Это правильное решение. Ну, пока, друг, увидимся ли еще?
Власик. Увидимся, обязательно увидимся.
Чадаев. А ты береги Сталина. Береги… Сталин для страны, для народа все: и надежда, и вера в победу.
Власик. Это так.
Чадаев уходит.
Да, Сталин для народа, для страны – это все… И вера в победу, и надежда на спасение страны.
В кабинет входит Игнатошвили.
Игнатошвили. Привет, дружище!
Власик. Привет. Что мрачный?
Игнатошвили. Да случайно зашел в кабинет к Микояну, а там сидел Маленков.
Власик. Ну и что?
Игнатошвили. Они сказали мне: «Иди в кабинет Сталина и скажи, что ему пора уезжать в Куйбышев». Сами они, видимо, опасаются заводить с ним такой разговор.
Власик. Ну и что дальше?
Игнатошвили. Я пришел к Сталину и, чтобы придать доверительность, заговорил по-грузински. При чем не сказал ни слова об отъезде, только спросил, какие вещи взять в Куйбышев.
Власик. Ну и что?
Игнатошвили. Сталин так посмотрел – я думал, на мне одежда загорится от его взгляда. Он сказал: «Ах ты трус проклятый! Как ты смеешь говорить о бегстве, когда армия стоит на смерть! Надо тебя расстрелять за такие панические разговоры!..» Я не помню, словно в бреду вышел из кабинета. Пришел к Микояну, Маленкову. «Ну, как? Что решил он?» – спросили они. Я не в состоянии был ответить им, огненный взор Сталина еще жег меня. «Расстрел», – мелькало в голове. Я знал, Сталин не бросает слов на ветер. На столе у них стояла бутылка коньяка, я схватил ее и глотнул из горлышка. А они все не унимались: «Ну все же, что он решил?». Он сказал: «Расстреляем тебя за такие панические разговоры». «И если это случится, то вы подставили меня под расстрел», – сказал им. Они извинились. Но, слава богу, обошлось… Вот в такую перепалку я угодил.
Власик. Для тебя это могло плохо кончиться. Нрав у Сталина крутой, характер твердый.
Игнатошвили. Да я знаю. И характер его знаю…
Власик. Не переживай. Радуйся, что так закончилось. Могло быть хуже.
Игнатошвили. Но немцы уже заняли Крюково, это совсем рядом с Москвой. Как же не волноваться за Сталина?
Власик. Ничего, успокойся. Однажды в самый разгар налета немецкой авиации на Москву фугасная бомба угодила во двор нашего здания Генштаба на улице Кирова. Было уничтожено несколько машин, убито три шофера, ранено 15 сотрудников Генштаба. Дежурного по Генштабу выбросило из помещения. Двери сорвались с петель, под ногами хрустели стекла. В числе пострадавших оказался и генерал Василевский. А Сталин в это время работал в своем кабинете, здесь же, во дворе дома. В свой подземный кабинет он ни разу не спускался. Такой вот он человек.
Игнатошвили. Да, это на него похоже.
Власик. Так что сейчас идет эвакуация в Куйбышев Правительства, Верховного Совета, наркоматов и других учреждений, вывозятся ценности и исторические реликвии из Оружейной палаты Кремля. Тело В. И. Ленина тоже извлекли из Мавзолея и в саркофаге при строжайшей секретности вывезут в один из городов Сибири. Как только стали эвакуировать из Москвы учреждения, предприятия, началась паника: беспорядки, грабежи, воровство товаров из магазинов, складов. Множество людей уходят из Москвы пешком на восток страны.
Игнатошвили. Да, я это видел, когда возвращался на поезде в Москву.
Власик. Такие вот дела. (Звонок телефона, Власик берет трубку.) Слушаю.
Слышится голос: «Звонит корпусной комиссар Степанков, член Военного Совета ВВС».
Я слушаю вас.
Степанков. Я нахожусь в Перхушкове, в штабе Западного фронта. Соедините меня с товарищем Сталиным.
Власик. Он нужен вам срочно?
Степанков. Да, очень нужен.
Власик. Хорошо, соединяю. Только говорите недолго, Сталин очень занят. Я соединяю, говорите.
Степанков. Здравствуйте, товарищ Сталин. Говорит корпусной комиссар Степанков, член Военного Совета ВВС. Я нахожусь в Перхушкове, в штабе Западного фронта.
Сталин. Слушаю вас, товарищ Степанков. Как там у вас дела?
Степанков. Командование фронта, товарищ Сталин, обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно вывести штаб на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса. А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.
Сталин. Товарищ Степанков, спросите в штабе, лопаты у них есть?
Степанков. Сейчас спрошу. А какие лопаты, товарищ Сталин?
Сталин. Все равно какие.
Степанков. Понял. Сейчас спрошу… Лопаты есть, товарищ Сталин.
Сталин. Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания.
Власик. Ну, что сказал товарищ Сталин?
Степанков. Он сказал, чтобы мы брали лопаты и копали себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а он останется в Москве. Что теперь делать?
Власик. Да, незавидная у тебя судьба. Трусов и паникеров он презирает.
Московский многоэтажный дом.
В комнате Павел, Клава, Юра, Нина.
Нина. Говорят, немцы под Вязьмой окружили много наших войск. Это правда?
Павел. К сожалению, это правда.
Юра. Это очень близко к Москве.
Нина. Совсем рядом.
Павел. Ну не рядом, но близко.
Клава. Для Москвы это опасно.
Павел. Очень. И не только для Москвы.
Клава. Уже некоторые собираются из Москвы уезжать.
Юра. Паникеры всегда найдутся.
Клава. Почему паникеры? Просто хотят обезопасить свои семьи.
Нина. А куда уезжают?
Клава. Кто куда. В основном на восток: во Владимир, Горький, Куйбышев…
Нина. Едут, наверное, туда, где есть родственники.
Клава. Не обязательно.
Нина. А кто же их примет? Чужие?
Клава. Среди чужих тоже есть немало хороших добрых людей.
Нина. Но у них свои семьи. Куда еще чужих-то селить?
Клава. Как говорят, в тесноте, но не в обиде.
Павел. Русские люди гостеприимны. В беде не оставят, примут.
Клава. Это да. Русская душа добрая, отзывчивая, приветливая. Особенно сейчас, при такой беде.
Павел. Да, беда большая. Такого поворота не ожидали.
Клава. Чтобы немцы дошли до Москвы, об этом никто даже и не думал. Считали, что их остановят где-нибудь там, под Минском, а они под Москвой оказались.
Нина. А песни какие пели? «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!»
Юра. Ну причем тут песни?
Нина. Надо было и в песнях народ к войне готовить, а не заверять, что мы врага к себе не допустим, разобьем его на чужой территории.
Юра. Что же, по-твоему, надо было заранее кричать: «Караул!», сложить руки и ждать его у Москвы?
Нина. Я не об этом, а о том, что народу надо всегда говорить правду. И готовить его к любой беде.
Юра. Ай-ай, какая ты умница! А правители не знали, что им делать без твоих советов!
Клава. Нина права, Юра. И не надо над ней смеяться. Надо всегда говорить людям правду, какой бы она ни была, хорошей или плохой.
Нина. Вот именно. И я об этом говорю, а вы!..
Клава. Ну хватит вам спорить! Отец на фронт собирается…
Нина. Папа, а куда тебя направят? Под Вязьму?
Павел. Трудно сказать, дочка. Могут и под Вязьму, могут и под Тулу. А могут и под Москвой оставить. Мы ведь не регулярная армия, а народное ополчение. Куда пошлют, туда и пойдем.
Юра. А в Москве их много создано?
Павел. Много. Желающих защищать Москву очень много, очень…
Клава. У одной моей знакомой муж ушел в ополчение две недели назад. Переживает сильно.
Нина. Мама, как же не переживать! Человек ушел на войну, а не в санаторий уехал.
Юра. Да, там отдохнуть не дадут. Сначала их муштруют, приучают к военной жизни, учат стрелять, бросать гранаты, рыть окопы…
Нина. Рыть окопы учить не надо, это дело несложное, а вот уметь стрелять – это да.
Юра. Рыть окопы тоже надо уметь.
Нина. Но ты ведь научился?
Юра. Там быстро научат.
Нина. Папа тоже будет рыть окопы?
Юра. Папа все будет делать, что положено на войне.
Клава. Павел, ты взял теплое белье?
Павел. Стоит ли брать? Пока еще тепло.
Клава. Пока тепло, а через неделю может и похолодать. Впереди зима.
Павел. Это верно.
Нина. Папа, возьми теплое белье. Всегда может пригодиться.
Павел. Беру, беру. Убедили. (Складывает вещи в вещмешок.)
Нина. Не забудь взять полотенце, мыло, зубную щетку, пасту.
Юра. То же скажешь! В окопы им будут воду горячую привозить, чтобы они зубы чистили. Может, и умыться негде будет.
Клава. Все может быть. Но взять на всякий случай надо, Нина права.
Нина. Ты уже ездил рыть окопы, брал и мыло, зубную щетку, пасту…
Юра. Рыть окопы в тылу, и рыть окопы на фронте – это совсем другое дело. На фронте совсем другая обстановка. Там люди не о своих зубах думают, а о том, как отбить атаки врага и остаться в живых. Ты вот, когда сидишь на крыше дома, о своих зубах думаешь, о зубной щетке? Или о том, как укрыться от осколков бомб, быстро собрать и погасить фугаски-зажигалки?
Клава. Вот именно…
Нина. Да, ты прав, Юра. О своих зубах там думать некогда, когда начинается бомбежка.
Юра. Ну вот, дошло.
Нина. Дошло-доехало…
Клава. Ты, дочь, все же на крыше будь осмотрительнее, особо не храбрись. Храбрость не всегда полезна.
Нина. Может, мне лучше ходить с Юрой окопы рыть, чтобы вы за меня не переживали?
Клава. Может, и так поступить.
Юра
О проекте
О подписке