Компании нефтегазового сектора идут в непрофильные отрасли, наверно косвенно способствуют возникновению мини-заводов, осуществляя на них поставки нефти (иначе, откуда те получают сырьё?), но не очень занимаются реконструкцией своих старых заводов, чтобы повысить отдачу. Значит, не выгодно в России вкладывать деньги в глубину переработки, выгодней в сырьё и недвижимость. И это – упрек законодателям, т.к. это ещё и повод утаивать продукцию с более высокой степенью переработки. Налоговая система, таможенные тарифы, система квот должны ориентировать преимущественно на готовый продукт с высокой степенью обработки. Нефтяные компании демонстрируют нам свою незаинтересованность. Тем более, что 83 млн. тонн нефти за минусом использованной для собственных нужд – это потери не для нефтяной компании, не для нефтепереработки, а для потребителей (читай, – экономики в целом), потому что в конечную цену потребителя они, безусловно, будут включены. Этого мало. Как известно, предприятия даже нефтегазового сектора пользуются субсидиями государства. А это – возврат части ранее уплаченных налогов. Так, в 2012 г. предусматривалось выделение из бюджета 29,5 млрд. рублей, в 2013 г. – 19,9 млрд. рублей, из которых наибольшая доля предназначалась ОАО «Газпром». Кроме того, нефтегазовому сектору предоставляют различные преференции, устанавливая на низком уровне налоги на добычу полезных ископаемых, замораживая их временами в абсолютных цифрах (вне зависимости от объема, значит, можно выкачивать скважины до истощения) или даже отменяя. Снижают пошлины. Но если в нефтегазовой отрасли доля иностранного капитала в разные времена составляла от 40 до 70%, то для кого эти преференции, субсидии? И кто проигрывает? Бюджет, т.е. население, которое, перечисляя в бюджет налоги, оплачивает эти денежные вливания в нефтегазовые гиганты и банки. При том что государство у нас по конституции – социальное. Или это опять – поддержка «отечественного» производителя?

Вот в такой обстановке, если верить статистике, приходится выживать реальному сектору экономики. И всё-таки с трудом, но что-то производим, и даже зарабатываем. Обратимся, наконец, к потребительским расходам.

Нас пытаются заверить, что по «паритету покупательной способности» россияне живут с каждым годом лучше. И действительно, если судить по этому паритету и верить статистике, мы с удивлением обнаруживаем, что Россия в 2013 г. по ВВП была на шестом месте, сразу после Германии, опережая Францию. А сейчас – особенно хорошо, после скачка курса доллара и евро по отношению к рублю. Литр бензина стоил 94 цента, а теперь меньше 50 центов. Прекрасно, тогда и жить мы должны как в Германии. Возможно, кто-то так и живет. Но статистика размазывает благополучие на всех. Почему же не живём? Потому что зарплата начисляется не в долларах, а в рублях. При этом: то зарплата сокращается, то рабочая неделя, то рабочее место. Поэтому вопреки статистике доходы становятся меньше, а цены выше. Видимо, что-то с этим паритетом не так. Чтобы разрешить этот казус попробуем использовать другой паритет – покупательную способность рубля в наше время и в далекие 70-е годы XX века так называемого «брежневского застоя». И применим простую арифметику: в 1976 г. можно было очень неплохо пообедать (своеобразная потребительская корзина) на 1 рубль (и даже меньше), сейчас надо не меньше 250–300 рублей. Нам могут возразить, мол, можно было пообедать, но купить ничего нельзя было. Так ли? Оценим розничный товарооборот: в 2014 г. его объем оценивался в 26,256 трлн. рублей, это 182 716 рублей на душу в год, а в 1976 г. – 225,8 млрд. рублей, что составило 947 рублей на душу. Получается, всего 731 (182716/250) обед – импровизированная условно «потребительская корзина» розничного товарооборота на душу сейчас против 947 в пользу «застоя». Выходит, рынок в 2014 г. почти на треть был менее насыщен потребительскими товарами, чем в 70-е годы прошлого века. А в 2015 г. – еще меньше. Странно это, судя по прилавкам? Это потому, что сегодняшний розничный рынок – это витрина. А судить надо не по тому, что лежит на прилавке, а по тому, что продано.

Проиллюстрируем состояние рынка на товарах легкой промышленности. По информации газеты «Ведомости», продажи одежды и обуви в России в I квартале 2015 г. против аналогичного периода 2014 г. сократились на 42% в натуральном выражении и на 19% в денежном. Даже если предположить, что часть сокращения продаж в денежном выражении компенсирована некоторым увеличением оборота люксовых брендов, вряд ли разницу в 2,2 раза можно объяснить только этим. Налицо существенный рост цен. Специалисты оценивают российский рынок одежды и обуви в 2,8 трлн. рублей. Если процентное сокращение за квартал распространить на годовое исчисление, можно предположить, что за 2015 г. только на одежде и обуви, и только через рост цен, из кармана более состоятельных потребителей извлекут около 600 млрд. рублей, компенсировав потери оборота в натуре.

Падение рынка на 42% объяснить можно только процессом оскудения денежных запасов у большинства населения. Также как в промышленном секторе – отсутствием оборотных собственных и заемных (из-за дороговизны) средств. Торговлей акциями занимаются сторонние (Управляющие) компании, и деньги до производственников не доходят. Сегодня почему-то всех заботит не состояние промышленного сектора, а курс рубля и цена на нефть. Курс рубля падает, а вместе с ним падает капитализация рынка акций (в долларах). Сегодня она в долларовом выражении упала по итогам 2014 г. в два раза, а в рублевом осталась на уровне 2009 г. Это значит, что по паритету покупательной способности не жизнь населения стала лучше, а российские предприятия для владельцев долларовых авуаров стали дешевле. Значит, опять можно ожидать смену собственников и новые банкротства. И товары в России для иностранцев с долларами или евро стали дешевле. Недаром финны занимаются шопингом в России. Для иностранцев Россия становится более комфортной страной, чем для коренного населения.

Итак, судя по розничному товарообороту, его потенциал для роста ВВП не велик. Что касается услуг: аналитики говорят, что в России услуги обеспечивают половину всего ВВП (это-35 703 млрд. рублей), сравнивая с США, где их доля –3/4, или Европой – там доля от 3/5 до 2/3. Всё может быть. Только в США и Европе – за счет роста доли услуг при сохранении производства, а в России – за счёт сокращения производства. Такой удельный вес услуг в ВВП страны со скудными средствами у населения и в реальном секторе экономики, говорит только о дороговизне жизни и низких доходах. По мнению аналитиков 3/5 (21,4 трлн. руб.) – это услуги транспорта, бытовые услуги, ЖКХ, т.е. услуги добровольно – принудительного характера и затрагивают всё население. Потребитель обязан их оплачивать, сколько бы они не стоили. Остальные 2/5 – это туризм, отдых, общественное питание, культура и спорт, которыми пользуются все, но чаще – только часть населения. Стоимость оказанных услуг трудно оценить в натуральном выражении. Да и в оценке их стоимости и доли в ВВП есть сомнения. В ЖКХ, например, если каждая семья из 3-х человек платит за квартиру в среднем в размере 4000 рублей, то сумма для всего населения в год всего 2,3 трлн. рублей. Транспорт, как показано в начале статьи, реализовал услуг на 4,133 трлн. рублей, т.е. с учетом микробизнеса – не более 4,9 трлн. рублей. Остались услуги на 14 трлн. рублей? Трудно представить пенсионеров и безработных в очереди на бытовые услуги с крупными суммами под 100 тысяч. Зато такие расходы могут быть связаны с посредническими услугами коммерческих структур. Здесь частично могли образоваться средства, пошедшие на рост частных состояний. Частично потому, что эта сумма вписывается в размер прироста номинального ВВП, который вырос за 2013 и 2014 гг. на 8757 млрд. рублей. А частные состояния, как мы знаем из доклада Boston Consulting Group, выросли на 24,7%, т.е. на 396 млрд. $, что в отечественном эквиваленте составляет около 13,95 трлн. рублей (при условии ежемесячной конвертации равными долями, сумма странным образом совпадает с 14 трлн., оставшимся нераспределёнными от «услуг»). Сумма прироста частного капитала в 1,6 раза больше прироста ВВП даже с учетом роста цен – примерно на 5,2 трлн. рублей (13,95–8,76). Если они не заработаны в реальном секторе экономики и не на потребительском рынке, то где еще? Это могут быть услуги, трудно поддающиеся статистическому учету: наценки посредников при реализации импортных товаров, не нашедших отражения в ВВП, торговля на бирже и, наконец, проценты по депозиту, что в свою очередь предполагает доход на кредитах. Иначе говоря, прибыль, полученная на бирже.

В стоимости ВВП мы не коснулись инвестиций. По данным Росстата суммарный объем инвестиций в черную металлургию с 2010 по 2014 г. составил более 700 млрд. рублей (с рудным сегментом), в лесное хозяйство, лесозаготовки и услуги в 2014 г. – 82,58 млрд.рублей, в транспортный комплекс в 2014 г. – 1,4 трлн. руб., в т.ч. из федерального бюджета 359 млрд.руб. Суммарные инвестиции в основной капитал в 2013 г. составили 13255,5 млрд. руб., в 2014 г. – 13527,7 млрд. руб. – опять близко к сумме нераспределённых услуг. И вновь возникает вопрос: туда ли пошли инвестиции? Сокращение производства, вялый рост или банкротства не могут быть при активном спросе и хорошем инвестиционном климате. Невольно напрашивается вывод, что инвестиции выделяются, но капитализируется из них явно ничтожно малая доля. Кроме того, Boston Consulting Group отмечает, что большая часть частных состояний хранится не в акциях или облигациях, а на валютных счетах. Значит, возможно, в средствах, которые участвуют в торгах на бирже.

Вот данные из годового отчета Московской биржи ММВБ-РТС за 2014 г.:

На фоне денежного голода в реальном секторе экономики, как видим, на Московской бирже участники сделок не стеснены в средствах. Трудно учесть оборачиваемость громадных сумм, но то, что их прирост никак не связан с ростом экономики (о чем гласит теория монетаризма), – это очевидно. Причем на валютном рынке доля нерезидентов по оценке Российской Бизнес-газеты, составляет 17% (впрочем, у них могут быть в агентах резиденты), а на рынке акций (фондовом) и срочном рынке доля составляет 44–45%. Тогда напрашивается один вывод: тем, кто ежедневно совершает спекулятивные операции на сумму в 50–60 млрд. рублей и более (а ведь если разделить годовую сумму на число дней в году, то – 559 млрд. рублей=17млрд.$ по среднегодовому курсу), им разговор о производстве и его проблемах, платежеспособности населения, ценах и тарифах не интересен.

К сожалению, он не очень интересен и многим чиновникам.

Просто удивительно, как это российская экономика умудряется выживать в таких условиях. Кризис экономики ощущается буквально во всем. Но нарисованная здесь картина говорит скорее не о кризисе экономики, а о затянувшемся кризисе государственного регулирования экономики и непродуктивности всех реформ. Законодательство, регулирующее финансовую и производственную сферы, явно расходится с интересами экономики России. И то, что государство предприняло в отдельных направлениях шаги к стимулированию роста – размещало заказы, выделяло денежные средства, – вызвало некоторое оживление, поддержало отрасли. Значит, возможны эффективные способы управления даже при нынешнем во многом несовершенном законодательстве. Может быть, чиновникам не хватает квалификации, доброй воли или желания?

Во всяком случае, очевидно, что наша экономическая «элита» сильно уступает элите Китая, который начинал реформы с куда более низкого старта. Поразительные данные приводит И. Г. Калабеков в книге «Россия, Китай и США в цифрах». Вот несколько цифр:

Что к этому добавить? При сегодняшнем курсе рубля ВВП 2014 г. в долларовом выражении в России упал ниже 1990 года – до 1006 млрд. $, к тому же надутых инфляцией. При таком раскладе и с такими темпами России остается догонять только себя в 1990 году, от остальных безнадёжно (?) отстала.

Классики рыночной экономики утверждают, что прибыль, которую вправе получать предприниматель, полагается ему за предпринимательскую способность. А предпринимательская способность – это такой экономический ресурс, который берет на себя:

Инициативу соединения ресурсов – земли, капитала и труда в единый процесс производства товаров или услуг;

Задачу принятия основных решений по ведению бизнеса;

Новаторский подход, т.е. обеспечивает разработку новых технологий, выпускает новую продукцию;

Риски, связанные с перезапуском производства.

Т.Пикетти в своей работе "Капитал в XXI веке" делит имущественное состояние на два вида: наследственное и предпринимательское. Наследственное применительно к России исключаем из рассмотрения, а предпринимательское везде на Западе тоже условно делят на два вида: нажитое своим предпринимательским трудом и полученное на спекуляциях. Предпринимателей, нажившихся не совсем честным трудом, в свой круг не очень допускают. Например, из богатейших семей японских миллиардеров Йосиаки Цуцуми и Тайкичиро Мори, занимавших первую сточку в рейтинге "Forbes" с 1987 по 1994 г., которые нажили своё состояние, как считается, благодаря пузырю на бирже и на рынке недвижимости, или индийского магната Лакшми Миттала, который возмущает тем, что его роскошные лондонские дома по стоимости втрое превышают его инвестиции в производственный комплекс во Флоранже. Приведённые примеры соотечественникам ничего не напоминают? Это наша действительность. А таких даже на Западе не уважают.

Многие, прочитав мои заметки, скажут: «Всё это и так известно. Америку не открыл». И действительно. Все эти сведения есть в интернете. Просто они иначе воспринимаются, если ряд известных сведений поставить рядом – выявляются некоторые особенности нашего «развития». Вот, например: в 1987 г. в мире было всего 5 долларовых миллиардеров на 100 млн. взрослого населения и 30 стало в 2013 г. В России из-за кризиса число долларовых миллиардеров упало с 111 до 88 человек на те же 100 млн. взрослых обнищавших человек. Ничего себе социальное государство. Выходит, у нас самые предприимчивые предприниматели. Только вот на населении и на росте ЧАСТНОГО сектора экономики это практически никак не отразилось.

Каким же видится рынок России с точки зрения теории? И есть ли у нас предприниматели? К ним трудно отнести тех, кто существенно прирастил свои капиталы за последние два кризисных года, потому что ни одной задачи из четырех, перечисленных выше, они не решали и не собирались решать. Они воспользовались наследством, принадлежавшем всему народу в недавнем прошлом. А раз так, то прибыль, полученная без реализации этих задач, – неосновательное обогащение при полном попустительстве чиновничьего аппарата, который предпочитает законодательно не мешать такому "бизнесу".

Рыночные механизмы, запущенные у нас, – куда более репрессивная система по отношению к 90% (или как минимум к половине) населения, чем командная система. С той разницей, что при командной системе на 90% населения приходилось гораздо больше доходов и имущества (через общественные фонды потребления), чем в сегодняшней «рыночной» системе.

Предприниматели, конечно, у нас есть. Но они беззащитны перед государственной машиной, настроенной, как инкубатор, выращивать миллиардеров за счет благосостояния остального населения.

Декабрь 2015 г.