Глава первая
08.08.2008

Новороссийск, 08.08.2008

Короткая летняя ночь подходила к концу, яркая россыпь южных звезд потускнела, блеклый диск луны грустно подмигнул серыми глазищами космических морей и скрылся за зубчатой стеной гор. Небо и море налились густой синевой, ветер стих, и воздух, казалось, стал недвижим. В наступившей тишине несмело, чуть слышно прощебетали птицы и смолкли. Все живое замерло в ожидании нового дня.

Прошло мгновение, робкий солнечный луч окрасил кромку горизонта в нежно-розовый цвет. Воздух пришел в движение, и, как по мановению дирижерской палочки, птицы дружно защебетали на разные голоса. Гигантская размытая тень гор, безмятежно покоившаяся на глади Цемесской бухты, пошла изломами. Море вспенилось седыми барашками и грозной волной обрушилось на гранитные скалы; они же невозмутимо взирали на это буйство, и оно смирившись и сердито шипя, расплескалось по берегу. Новый день вступил в свои права.

Новороссийск не спешил просыпаться и продолжал нежиться в утренней прохладе. Морской бриз, шаловливо поиграв портьерой в настежь распахнутой двери балкона квартиры командира 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии генерал-майора Колпаченко, по-хозяйски прошелся по гостиной, затем заглянул в спальню и зашелестел страницами открытой книги. Александр приоткрыл глаза, бросил взгляд на часы – стрелки показывали четверть пятого, и снова погрузился в сладостный сон.

Пошли третьи сутки отпуска, ставшего для него полной неожиданностью. Еще неделю назад генерал не мечтал о такой милости старших начальников и готовился проводить его, как обычно, в «бре». Но в его планы на этот раз, к счастью, вмешалась удача.

4 августа завершились учения «Кавказ. Стабильность-2008». Они, а больше подготовка к ним, отняли у Колпаченко немало здоровья и нервов. Для него и сотен других командиров это были не просто очередные учения, а суровый экзамен, который устроил недавно назначенный на должность министра обороны страны Анатолий Сердюков. И не просто министр, а человек сугубо гражданский, с приходом которого в армии началась болезненная и давно уже назревшая реформа. Он, невзирая на прошлые заслуги и чины, открытые демарши и скрытый саботаж отдельных генералов, беспощадно и решительно перестраивал армию на новый лад.

Эти первые итоги перестройки громадой неуклюжей военной машины проявились в ходе учений и оказались плачевными для значительного числа командиров. Они со своим устаревшими подходами к организации боевой деятельности войск, в глазах Анатолия Сердюкова, не вписывались в облик будущей армии и потому вынуждены были писать рапорта на увольнение. Колпаченко и десантникам повезло больше: министр промолчал, а у начальника Генштаба генерала Николая Макарова нашлось для них даже несколько добрых слов. Его похвала стала своего рода индульгенцией для командующего воздушно-десантными войсками генерал-лейтенанта Валерия Евтуховича. На радостях, что подчиненные не сплоховали, а «сердюковская коса» не коснулась его головы, он в тот же день поощрил Колпаченко и ряд других командиров, предоставив им отпуска.

5 августа, отправив дивизию к месту постоянной дислокации в Псков и передав управление ею начальнику штаба полковнику Арутюну Дарбиняну, Колпаченко в тот же день выехал к семье в Новороссийск. Там после восьми месяцев разлуки его с нетерпением ждали жена Антонина и сыновья Максим и Иван. В первое время он, следуя шутливому совету старого друга – заместителя командующего ВДВ генерал-майора Вячеслава Борисова, не читал газет, не смотрел телевизор, пытался не думать о службе, а отсыпался после бессонных ночей и наслаждался покоем.

Но она – служба не отпускала Александра. 8 августа в 5.30 у него сработал внутренний будильник. По старой армейской привычке, вошедшей в плоть и кровь еще с курсантских времен, он отбросил простыню на спинку кровати, рывком поднялся, опустил ноги на пол и тряхнул головой.

«Так, во втором полку надо проверить план батальонного учения, в третьем – взять на контроль техобслуживание техники, потом разобраться с… – первое, о чем подумал Колпаченко и спохватился: – Стоп, Саша! Хватит воевать! Ты же в отпуске! Ты дома!..» – на его лице появилась блаженная улыбка. Он с нежностью посмотрел на жену: Тоня, свернувшись калачиком, сладко посапывала, ее припухшие губы сложились бантиком, а на щеке проступил нежный румянец, поправив, сползшую с ее плеча простыню, прилег рядом. И тут заработал, молчавший все последние дни, служебный сотовый телефон. На дисплее высветилось «Борисов».

«ЧП в дивизии?!.. Или.»– но об этом Колпаченко не хотелось даже думать. Однако звонок Борисова подтверждал наихудшие предположения: по пустякам в столь ранний час, тем более, зная, что он в отпуске, тот не стал бы беспокоить, и сердце Колпаченко екнуло. Они слишком хорошо знали друг друга. Впервые военная судьба свела их в далеком 1987 году в Афганистане. Там выпускники Рязанского военного воздушно-десантного училища капитан Борисов и старший лейтенант Колпаченко не в теории – на учениях, а на практике – в бою познали цену жизни и цену смерти, там родилось их боевое товарищество. С возвращением на родину война для них не закончилась, она настигла друзей на родной земле. Вместе с подчиненными им, подобно пожарникам, пришлось тушить ее испепеляющий жар то в Азербайджане, то в Грузии, то на Северном Кавказе. И только осенью 2001 года, после разгрома банд Дудаева в Чечне и Гелаева в Абхазии, для них, казалось бы, наступил мир, но, как оказалось, ненадолго.

8 августа 2008 года эта иллюзия исчезла. Сбывался мрачный прогноз аналитиков из штаба ВДВ и ГРУ: президент Грузии Саакашвили, грозивший непокорным Южной Осетии и Абхазии привести их к повиновению, все-таки решился на военную авантюру. Александр, стараясь не потревожить жену, стремительно прошел на кухню и ответил на вызов Борисова.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

– Здравствуй, Александр Николаевич, – ответил тот и, прокашлявшись, как-то отстраненно поинтересовался: – Ты чем занимаешься?

– Как вы и рекомендовали, товарищ генерал: газет не читаю, телевизор не смотрю, писать ничего не пишу и о службе пытаюсь не думать.

– Понятно. Теперь, Саша, про тебя напишут в недружественной нам зарубежной прессе.

– В каком это смысле, товарищ генерал?

– В Южной Осетии и Абхазии резко обострилась обстановка.

– Что, серьезные провокации?

– Хуже, – пройдясь крепким армейским словцом по президенту Грузии, Борисов глухо обронил: – В Цхинвале идут бои!

– Чт-о?! Сцак, он что, совсем охренел?!! – Колпаченко не мог поверить, что в Южной Осетии началась война.

Действительность оказалась намного ужаснее, чем он себе мог представить. Президент Саакашвили, наплевав на международные нормы, действовал вероломно и нагло. На горстку ничего не подозревавших российских миротворцев и мирно спящий город он бросил двенадцатитысячную, вооруженную до зубов, армию. Решиться на войну в день открытия Олимпиады в Пекине мог только отъявленный подлец и наглец. Масштабные учения Российской армии на Северном Кавказе «Кавказ. Стабильность-2008» – это недвусмысленное предупреждение политического руководства России – «ястребы» в Тбилиси самонадеянно проигнорировали. Полагаясь на политическую и военную поддержку США и НАТО, Саакашвили рассчитывал покончить с мятежными республиками за несколько суток.

«Все-таки война!» – подумал Колпаченко и поежился.

Подтверждение тому прозвучало в словах Борисова.

– Мерзавцы! Похерили мандат ООН! «Градами» бьют по южному лагерю миротворцев! Грузинский спецназ в Цхинвале, и валит всех подряд! Эта сволочь Сцак… – негодовал он и проклинал Саакашвили.

– Там же дети? Там же старики? Как же. – у Колпаченко больше не нашлось слов.

Перед его мысленным взором полыхал пожарищами и вздыбливался к небу зловещими черными тюльпанами Цхинвал. С господствующих высот артиллерийские расчеты грузинской армии методично, как на учебном полигоне, подавляли один за другим очаги сопротивления югоосетинского ополчения. Одновременно отборные коммандос, натасканные в Ираке и Афганистане, бронированными клиньями вгрызались в зыбкую оборону защитников города и к рассвету 8 августа полностью блокировали южный лагерь российских миротворцев.

Командир батальона подполковник Константин Тимерман вместе с подчиненными и приданным ему подразделением армейского спецназа оказывали отчаянное сопротивление. Несмотря на тяжелые потери – в первые часы боя погибли 14 человек, они стояли насмерть и не позволили грузинской армии продвинуться ни на шаг. Эта непредвиденная заминка ломала тщательно разработанный советниками из НАТО и Генштабом Грузии план военной операции «Чистое поле» – захвата Южной Осетии. Цхинвал и Рокский тоннель, связывающий ее с Россией, несмотря на большие потери, агрессору взять с ходу не удалось.

Страшась услышать убийственный ответ, Колпаченко, внезапно осипшим голосом, спросил:

– Товарищ генерал, тоннель чей?

– Пока наш, но положение тяжелейшее. Миротворцы и группа спецназа отбиваются из последних сил. 58-я армия Хрулева на марше, но когда дойдет до Цхинвала – только одному богу известно! Поэтому, Саша, как говорится, «Никто, кроме нас!».

Однако для Колпаченко, и без этого напоминания, не существовало иного выбора: как забыть про свои 52 года, про предстоящее увольнение и стать в один строй с теми, для кого высшей ценностью являлась верность присяге и духу святого войскового товарищества. Борисов говорил что-то про увольнение, что в житейском плане он может его понять, а Колпаченко всеми своими мыслями был уже там, в Пскове, с подчиненными и объявил:

– Товарищ генерал, я немедленно вылетаю в Псков и принимаю командование дивизией на себя!

– Спасибо, Саша, другого решения я и не ждал, – потеплевшим голосом произнес Борисов и после продолжительной паузы, с трудом подбирая слова, продолжил: – Ну, ты там, с Тоней, как-то… В общем, объясни, что ненадолго.

– Товарищ генерал, вы же ее знаете. Она жена боевого, а не паркетного генерала.

– Все так, Саша. Теперь по существу, – перешел на деловой тон Борисов. – В Псков тебе лететь не надо. Твой НШ занимается отправкой личного состава и техники в Моздок. Встречай на месте и сразу на марш!

– Есть! – принял к исполнению Колпаченко и уточнил: – Товарищ генерал, какова будет задача дивизии в Южной Осетии?

– Задача?! Эти… – Борисов, выругавшись, снова дал волю чувствам: – Какая на хрен задача?!! Перестраховщики! Паркетные шаркуны! Все бздят взять на себя ответственность! Как война, так у нас 41-й год!

– М-да, – только и мог что произнести Колпаченко и, тяжело вздохнув, повторил вопрос: – Так какая будет задача, товарищ генерал?

– Одна задача, Саша, воевать! Своих спасать! Чего тут непонятного?

– Ясно, но это же территория иностранного государства? Тут.

– Что-о?!! И ты меня учить собрался?! – вспылил Борисов и уже не говорил, а кричал в трубку: – Саня, ты че несешь? Ты че, как те паркетные бздыкуны, за чужие спины прячешься?! Какой на хрен приказ?!! Кто его даст? Этот… – связь на миг пропала. – со своим «эскадроном амазонок» бабки пилит. В Генштабе кабинеты и столы делят! Никто ничего толком не знает! Везде бардак! Везде.

Борисов продолжал бушевать, разнося в пух и прах армейских бюрократов и перестраховщиков. А в Колпаченко все кипело от негодования – обвинение в трусости взорвало его, и он, забыв про субординацию, выпалил:

– Слава, я трусом не был и не стану! За чужие спины не прятался и прятаться не собираюсь! Я готов.

– Погоди, погоди, Саша! Не лезь в бутылку, – сбавил обороты Борисов и, извинившись, посетовал: – Думаешь, мне тут сладко? Бьюсь как рыба об лед.

Колпаченко, остыв, в душе посочувствовал Борисову: с такими, как у него, вопросами к нему и командующему ВДВ, наверное, обращались командиры других дивизий, и не удержался от главного вопроса:

– Товарищ генерал, а что Верховный Главнокомандующий?

– Верховный? Ему на Параде Победы лень задницу от кресла оторвать! Так чего ты от него хотел? – в сердцах бросил Борисов. – Одна надежда на ВВП. А он в Пекине. Гады, все рассчитали! Под шумок, одним хапком проглотить Осетию. Подавятся. Не на тех напали. Поэтому, Саша, нам с тобой бздеть никак нельзя. Забздим сегодня, завтра хреново всем будет. Эти выблядки рассчитывают, что мы хвост подожмем. Россию хотят в задницу засунуть. Вот им, хрен! Скрутим в бараний рог! Так, Саша?

– Так точно, товарищ генерал! – подтвердил Колпаченко и уточнил: – Чем мне добираться до Моздока?

– Вертушкой. Свяжись с Краснодаром, там у них еще что- то осталось.

– Ясно. Есть!

– Вот и договорились. Встречаемся в Осетии. Я буду в Джаве, там сейчас разворачивается временный КП. Поторопись, Саша, исход войны решают не часы, а минуты. Сволочи, если закупорят Рокский, то мы такой кровью умоемся, что лучше об этом не думать. Я, надеясь на тебя, Саша.

– Не подведу, товарищ генерал! Сделаю все, что в моих силах! – заверил Колпаченко.

– Этого мало. Надо сделать невозможное, а ты это сможешь! Удачи тебе, Саша! – закончил разговор Борисов.

Колпаченко выключил телефон и какое-то время не мог пошелохнуться. То, что происходило в Южной Осетии, находилось за гранью разумного. В то время как олимпийский Пекин сиял феерическим шоу и купался в море счастливых улыбок, крохотный Цхинвал корчился в нечеловеческих муках и погибал под разрывами снарядов систем залпового огня «Град».

– Сволочи! – сорвалось с губ Колпаченко. После короткого раздумья он набрал номер дежурного по Краснодарскому гарнизону. Ответ для него не стал неожиданным. Корпус, о котором говорил Борисов, попал под каток реформаторов. От вертолетной эскадрильи осталось две машины: одна вылетела во Владикавказ, а другая стояла без лопастей.

«Как война, так у нас 41-й год» – вспомнил Колпаченко слова Борисова и от горечи заскрипел зубами. Последняя надежда оставалась на родную в недавнем прошлом новороссийскую 7-ю воздушно-десантную дивизию, где он три года прослужил начальником штаба. Пальцы привычно набрали хорошо знакомый номер, в последний момент Колпаченко остановился: разрешение на вылет, тем более в Моздок, давала только Москва, и застонал от бессилия. Он, командир боевой дивизии, ничего не мог сделать, его по рукам и ногам связывали инструкции и указания, сотнями рождавшиеся в далеких кабинетах «арбатского округа». Колпаченко вскочил со стула и заметался по кухне в поисках выхода.

«Машина? Ага, на УАЗе приедешь как раз к концу войны! Стоп! А Юра? Старый надежный друг, он и черта достанет! Надо звонить ему!» – оживился Колпаченко, пробежался по справочнику контактов, остановился на фамилии Сердюк и нажал на кнопку. Никто не ответил, и он повторил вызов. На этот раз в телефоне зазвучал недовольный, сонный голос:

– Кому эт не спится в ночь глухую?..

– Юра, здравствуй, это Колпаченко. Извини, что беспокою.

– О, Александр Николаевич! – воскликнул Сердюк и уже бодро, по-военному поздоровался: – Здравию желаю, товарищ генерал! Не казни старого полковника, сразу не узнал. Гражданка засасывает как болото.

– Да ладно, Юра, зато богатым буду, – невесело пошутил Колпаченко и поинтересовался: – Как семья? Как дела?

– Семья в строю. Вот внука тебе готовлю. А дела? Ну, какие могут быть дела на гражданке – воруем.

– Как Лена?

– Нормально. Бери Тоню и приезжай, будем только рады.

– Спасибо, Юра, непременно. Я что звоню: мне нужна хорошая скоростная машина.

– Давно пора, Александр Николаевич, не дело генералу на УАЗе ездить.

– Юра, речь не о том, в Южной Осетии серьезная заваруха.

– Чт-о?!! Войн… – осекся Сердюк.

– Похоже, так. Среди наших есть потери, – подтвердил Колпаченко.

– Гады! Оборзели в конец! Моська, и на слона?! – взорвался Сердюк.

– Юра, так поможешь с машиной? Мне своих надо встречать в Моздоке! – перебил его Колпаченко.

– Машина? В Моздок?! А где вертушки? – ничего не мог понять тот.

– Долго объяснять, сам знаешь, реформа в армии. Так как с машиной?

– Дореформировались! Е… – выругавшись, Сердюк спросил: – Куда прислать?

– Ко мне домой.

– Так-так. – Сердюк перебирал в уме своих знакомых и, остановившись, объявил: – Через час машина будет. Водила, конечно, не Шумахер, но лучшего в Новороссийске не найти. Звать Гриша Гогоберидзе.

– Грузин, что ли?!. – удивился Колпаченко.

– Грузин, но наш грузин. Классный парень, не подведет, – заверил Сердюк.