– Осмелюсь полюбопытствовать – а почему? Оно же идеально вам подходит.

– У меня поменялись планы. Извините, Виктор Станиславович, мне сейчас неудобно разговаривать, всего доброго.

Связь прервалась. Конышев некоторое время сидел, не отрывая трубки от уха и ничего не понимая. Что значит – поменялись планы? Раздумал оборудовать еще одну бильярдную? Нашел дешевле? Да ну, не может быть! Все варианты других риелторских контор были Конышеву хорошо знакомы, и он точно знал, что там Таранову ничего лучше предложить не могут. Любой вариант будет хуже. Да он и не хотел гнаться за дешевизной, ему нужно было удобство. А предложение Конышева – самое удобное и выгодное.

Он встал из-за стола и прошелся по кабинету взад-вперед. Поведение Таранова казалось более чем странным и необъяснимым. Решив, что ломать голову над причинами, побудившими клиента отказаться от сделки, сейчас бессмысленно, Конышев подумал, что лучше всего будет на время оставить Таранова в покое. Пройдет время, и все разъяснится. А пока не мешало бы все же осторожно прощупать почву, разузнать по своим каналам, что там и как. Вдруг это просто какие-то личные причины, не имеющие к нему, Конышеву, никакого отношения?

Ладно, сейчас лучше сосредоточиться на других делах. В конце концов, даже если Таранов пойдет до конца и наотрез откажется подписывать документы, Конышев найдет, куда пристроить это помещение. С таким сотрудником, как Лев Абрамович, и не найти! Ха! Да у него с руками его оторвут!

Лев Абрамович Гольдман работал у Конышева пятый год, и, откровенно говоря, именно с его приходом положение Конышева на рынке стало укрепляться, а кривая доходов решительно поползла вверх. Гольдман обладал поистине врожденным чутьем, безошибочно определял не только объекты, которые легко можно будет продать, но и, что называется, чуял клиента. Он умудрялся сбывать такие объекты, на которые другие риелторы не стали бы и время тратить, относя их к категории неликвида по причине полной убитости. А Лев Абрамович умело обрабатывал клиента, убеждал, что это именно то, что ему нужно, подсказывал, как правильно использовать то или иное помещение, чтобы оно пошло на пользу. И что самое удивительное, ему с блеском это удавалось. Еще ни разу на объект, сбытый Гольдманом, не поступало жалоб от разгневанных клиентов. Более того, они все оставались довольными и по истечении времени превращали приобретенные объекты именно в то, что им советовал ушлый Лев Абрамович. Словом, все были счастливы, Конышев получал стоимость помещения и благодарности клиентов, а Гольдман – свой процент от сделки, к слову сказать, немалый.

Вот и в деле Таранова Лев Абрамович сыграл немаловажную роль. Именно он подсказал Конышеву, что купленный три месяца назад нижний этаж бывшей фабрики по производству технического стекла, пока что являвшийся бесхозным, замечательно подойдет для Александра Юрьевича в качестве бильярдного клуба. Интересно, как воспримет Гольдман новость о том, что Таранов по непонятной причине вдруг отказался от сделки?

Не успел Конышев об этом подумать, как дверь отворилась и в кабинет бесшумно, своей плавной кошачьей походкой вошел сам Лев Абрамович. Кажется, у него было чутье не только на клиентов, но и на непосредственное руководство.

– Доброе, доброе утро, драгоценнейший Виктор Станиславович! – безбожно картавя, поприветствовал он Конышева.

– Проходите, Лев Абрамович, – стараясь скрыть свое настроение, проговорил тот. – Не могу, увы, разделить вашу радость, ибо утро для меня не слишком-то доброе. Впрочем, для вас тоже!

– Что такое? – Гольдман с театральным испугом нахмурил брови.

– Таранов отказывается покупать ваше помещение! – Конышев сделал акцент на слове «ваше», хотя это ничего не меняло: владельцем пресловутого объекта был именно он, Виктор Станиславович, и срыв сделки бил в первую очередь по его карману.

Лев Абрамович был изумлен таким развитием событий. Он потер вспотевший лоб, поморгал глазами и растерянно переспросил:

– То есть как?

Конышев раздраженно махнул рукой, не желая отвечать на показавшийся ему бестолковым вопрос.

– Но по какой причине? – продолжал допытываться Гольдман. – У них что, какие-то претензии? Как они объясняют свой отказ?

– Да никак не объясняют! Планы изменились, и все! Стандартная, ни к чему не обязывающая отмазка! Никаких претензий не предъявляют, просто не хотят покупать, и все! Но нам с вами от этого не легче, поскольку, сами понимаете, теперь это помещение нужно кому-то втюхивать!

Гольдман нервно забарабанил ладонью по бедру. Маленькие проницательные глазки его при этом бегали из стороны в сторону, он явно что-то сосредоточенно обдумывал.

– Ну, есть парочка вариантов… Не слишком, правда, перспективные… Может быть, все-таки удастся переубедить Таранова?

– Может быть. Хотя я в этом не уверен. Со мной он отказался разговаривать, возможно, у вас что-то получится, учитывая ваши способности психологически воздействовать на людей. Вот вы, Лев Абрамович, и займитесь этим вопросом. Не сейчас, а спустя немного времени. Но сильно не затягивайте! – поднял палец Конышев. – Скажем, завтра-послезавтра.

– Понял, понял, – закивал Гольдман. – Постараемся сделать все, как говорится, в наилучшем виде. Можно, к примеру… – Он закатил глаза к потолку, уже обдумывая, чем и как завлечь Таранова, но Конышев перебил его:

– Обдумайте это позже. Сейчас есть ряд текущих моментов, которые нужно решить немедленно. На сегодня у нас намечены еще две сделки по квартирным вопросам, одна квартира на Большой Никитской, другая – на Строгановском проезде.

– Помню, помню, там все документы готовы – комар носу не подточит! – заявил Гольдман.

– Отлично, тогда поделите их с Красницким и действуйте. Он, кстати, на месте?

– Пока не было. Но он предупреждал, что может задержаться. Обе сделки намечены на два часа, так что, по его словам, раньше ему тут и делать нечего.

Конышев досадливо поморщился. Алексей Владимирович Красницкий, его заместитель, отличался любовью к дорогой технике, аксессуарам и парфюмерии, всегда был стильно одет и гладко выбрит, безукоризненно вежлив и услужлив, особенно когда дело касалось дам. Отличный вкус и безупречные манеры делали его весьма приятным и в общении с клиентами: Алексей Владимирович всегда разговаривал на «вы», избегал панибратства и уж тем более не позволял себе хамского обращения. Женщинам – как сотрудницам, так и клиенткам – он всегда говорил комплименты, замечая в каждой индивидуальные достоинства. В дни рождения и Восьмого марта не скупился на цветы и шоколадки, частенько предлагал подвезти какую-нибудь милую коллегу до дома. За это его любили и ценили, хотя порой ухаживания Красницкого приобретали характер откровенного волокитства.

Но был момент, который в глазах руководства, то бишь Виктора Станиславовича Конышева, напрочь убивал все достоинства Красницкого: к работе он относился с ленцой, не слишком утруждал себя поисками подходящих объектов и клиентов, частенько приезжал в контору к обеду и при этом никогда не задерживался дольше положенного по графику времени. Кроме того, он отличался некоторой рассеянностью, и в подготовленных им документах порой встречались погрешности. Зная об этом, Конышев частенько поручал Гольдману перепроверить документацию Красницкого, дабы вовремя исправить допущенную им оплошность. Алексей Владимирович был холост, проживал один в небольшой, но шикарно отремонтированной квартирке недалеко от центра, которую приобрел на предыдущем месте работы, также в риелторской конторе, откуда ушел по причине не слишком высокой зарплаты.

С Гольдманом все было по-другому: тот свою работу знал и выполнял на «отлично», готов был носом землю рыть в поисках выгодных сделок, на клиентов не жалел ни личного времени, ни дара убеждения. Сделки, заключенные лично им, никогда не разваливались, а документы можно было даже не читать, не сомневаясь, что там все в порядке. Он не допускал огрехов в виде объявившихся, как снег на голову, неожиданных наследников или прописанных в проданной квартире детей или иных родственников. Клиенты его были психически здоровы и вменяемы, а если и выяснялось, что это не так, Лев Абрамович пресекал подобные сделки на самом начальном этапе.

Однако при всех этих весомых достоинствах и Гольдман не мог считаться идеальным сотрудником. Лев Абрамович грешил тем, что, зная о своих возможностях, порой позволял себе совершать сделки в обход конторы Конышева. Разумеется, минуя при этом кассу и кладя весь доход себе в карман. Виктор Станиславович знал об этом, но не спешил увольнять Гольдмана – слишком ценен он был для него как сотрудник. Поначалу Конышев еще пытался вызывать Льва Абрамовича и высказывать ему, что такое поведение, вообще-то, не приветствуется ни на одном рабочем месте. Лев Абрамович широко распахивал свои карие глаза с длинными загнутыми ресницами, картинно хлопал ими, прикладывал руки к груди и божился, что он честный человек и никогда не позволит себе никакой нечистоплотности по отношению к такому уважаемому человеку, как Виктор Станиславович.

Доказать факт левого дохода Гольдмана было непросто: клиенты, которым сделки в обход кассы тоже были выгодны, помалкивали. Конечно, при желании, приложив определенные усилия, Виктор Станиславович мог бы добиться своего и вывести Гольдмана на чистую воду, однако не делал этого. Обдумав все в очередной раз, прикинув с разных сторон, он неизменно приходил к выводу, что, как ни крути, а прибыль от сделок Гольдмана он получает куда бо́льшую, чем убыток. Посему Виктору Станиславовичу оставалось лишь вздыхать и снисходительно относиться к мелким грешкам своего наиболее ценного сотрудника. А Гольдман в этом смысле был ценнее Красницкого.

Кроме того, что немаловажно, Лев Абрамович весьма индифферентно относился к дамам. Нет, он, конечно, тоже умело сыпал комплиментами, если это требовалось в интересах сделки, но при этом никогда не волочился ни за сотрудницами, ни, упаси бог, за клиентками. Он давно овдовел, у него были две замужние дочери и внуки, жившие отдельно от него, но вот личная жизнь его, если таковая и имелась, была покрыта глубоким мраком. Лев Абрамович при всей своей словоохотливости был человеком скрытным, и если не хотел чего-то афишировать, вытянуть из него это было невозможно.

Помимо упомянутых Гольдмана и Красницкого, у Конышева работала секретарь Людмила, главный бухгалтер Ирина Семеновна, парочка-тройка часто меняющихся мелких риелторов нижнего звена, а также приходящий юрист, которого вызывали по мере надобности его услуг. Словом, штат небольшой, каждый сотрудник находился на своем месте, и, несмотря на отдельные недостатки каждого из них, в глубине души Конышев был уверен – он не хочет ничего менять. Для него, как человека, ценящего стабильность, даже текучка среди младшего состава была неприятным моментом. Он подумывал над тем, чтобы увеличить доход начинающих риелторов, но потом решил, что это не эффективно: как ни крути, а новичкам не обойти таких опытных работников, как Красницкий, и уж тем более таких мастодонтов, как Гольдман. А амбиции молодых никуда не денешь, они мечтают о перспективах, стараются использовать свой возраст по максимуму, чтобы достичь высокого социального статуса и желательно побыстрее. Вот и не задерживаются в компании Конышева, где им в ближайшее время никак не светит занять высокое положение.

Вот с месяц назад опять ушла девушка, проявившая себя весьма толковой и активной, и на ее место пришлось брать новенькую. На первый взгляд вроде бы эта Надя и ничего, с работой справляется, клиентов находит, две сделки успешно заключила. А дальше – кто его знает… Если окажется, что бестолковая, то держать ее – себе в убыток, придется расставаться. Если же проявит себя успешной, сама уйдет через какое-то время. Словом, куда ни кинь – всюду клин. Пока что Конышев не видел возможностей изменить положение, и приходилось мириться с ситуацией.

Виктор Станиславович поймал себя на мысли, что в последнее время ему много с чем приходится мириться, и это касается не только работы. Взять, к примеру, его личную жизнь. Точнее, то, что от нее осталось. Бывшая жена, с которой Конышев развелся около восьми лет назад, причем по ее инициативе, продолжает испытывать его терпение. Тогда, почти девять лет назад, все получилось не слишком красиво, а сейчас и того хуже. Но сейчас вспоминать об этом не ко времени, и Виктор Станиславович вернулся к невеселому рассказу о событиях, происходивших в его офисе в последние недели.

После случая с Тарановым – сделка с ним, кстати, так и не состоялась, несмотря на все уловки Гольдмана, – произошло еще несколько «обломов». Один касался продажи жилой квартиры, второй – помещения под рок-клуб. Похожая ситуация – клиенты, осмотрев помещения и оставшись довольными, вдруг в самый последний момент перед совершением сделки отказались от покупки, сказав, что нашли другой вариант…

Нет, всякое, конечно, бывало за время работы. И сделки срывались, и клиенты уходили из-под носа… Но чтобы три случая подряд? Такого не было. И интуиция подсказывала Виктору Станиславовичу, что тут дело нечисто. Кто-то явно копает именно под него.

Но если риелтором он был неплохим, то навыками сыщика не обладал совсем. И вообще, привык считать, что каждый должен заниматься своим делом. То есть ему нужен был профессионал. И, перебрав в голове всех своих знакомых, Конышев остановил выбор на генерал-лейтенанте Орлове. Он, конечно, понимал, что сам Орлов вряд ли станет заниматься его проблемами, но, имея в подчинении целое управление оперов и следователей, разумеется, сможет найти подходящего человека. Таким человеком оказался Лев Иванович Гуров…

…Гуров сидел, молча склонив голову с начинающими седеть висками, Конышев выжидающе смотрел на него.

– Ну и что вы от меня хотите? – спросил полковник.

– Как что? – растерялся директор конторы. – Разобраться в этом вопросе!

– Боюсь, что я ничем не смогу вам помочь, – скептически покачал головой Лев. – Не мой курятник. То есть все эти внутриструктурные «непонятки» – не по моей части. Я даже не представляю, что реально могу сделать для вас. Скорее всего, это кто-то из ваших конкурентов перебивает у вас клиентов, вот и все. Если тут вообще есть чье-то вмешательство.

– Но вы можете завести дело? – не отставал Конышев.

– Конечно, нет! – пожал плечами Гуров. – На каком основании? Никакого состава преступления пока не видно. Вы же не можете с уверенностью утверждать, что кто-то намеренно строит против вас козни! Кроме того, вы не можете никого конкретно назвать, кто мог бы стоять за этим. Вам угрожали? Нет. Что мы имеем в действительности? Мы имеем ряд сорванных сделок, от совершения которых отказались ваши клиенты. Вот и все. А они имеют полное право не соглашаться приобретать ваши помещения. Вы, что же, хотите, чтобы я предъявил претензии этому самому Таранову и остальным? Это просто смешно!

– Разумеется, вы правы! – кивнул Конышев. – Я, собственно, предполагал, что вы так и отреагируете…

– А как я еще могу отреагировать? – удивился Гуров. – Могу лишь посоветовать вам навести справки в вашей среде – может быть, кто-то в курсе того, что некие нечистоплотные люди переманивают у вас клиентов. Но даже если выяснится, что это так, я не смогу привлечь их к ответственности. Просто потому что нет такой статьи, понимаете? Они имеют такое же право искать клиентов и совершать сделки, как и вы. Понятия «личный клиент» в юриспруденции не существует.

– Я знаю, я знаю! – с жаром подхватил Конышев и даже приподнялся на стуле. – Но я просто хотел, как бы это выразиться, обратиться к вам не совсем… официально. Хочу выяснить, кто за этим стоит! Я не собираюсь добиваться, чтобы этих людей упекли за решетку. И, уже тем более, не хочу вешать на вас «глухаря», как у вас говорится…

Лев с трудом подавил улыбку. Повесить на него «глухаря» у Конышева все равно бы не получилось, ибо для возникновения такового нужно официальное нераскрытое дело. А такого дела в случае с Конышевым просто не может быть.

– Помогите мне, пожалуйста, – продолжал тем временем Виктор Станиславович. – Ведь у вас для этого гораздо больше возможностей. Мне просто нужно знать, кто решил меня потеснить! Поверьте, дальше уже я разберусь сам!

– Замечательно! – прокомментировал Гуров. – Вы потом в криминал вляпаетесь, верша самосуд, а я еще вам в этом поспособствую!

– Ну что вы говорите, какой криминал! – укоризненно блеснул очками Конышев. – Для решения своих проблем я выберу исключительно цивилизованные методы. Я вообще считаю, что всегда можно договориться. Люди должны уметь договариваться! Вот и с вами, думаю, это будет возможно. Вы поможете мне, а я – вам. Петр Николаевич жаловался, что у вас кабинет в плохом состоянии и что нужно помещение для хранения вещдоков, – поможем! Есть очень удобный склад, за вполне доступную цену, и я даже еще готов скинуть процентов пятнадцать от стоимости… Петра Николаевича такое предложение определенно заинтересует!

«Петра Николаевича, похоже, в последнее время интересуют только финансовые нужды управления, – недовольно подумал Гуров. – Ему впору переквалифицироваться в завхозы – у него отлично получается торговаться и выклянчивать нужные средства! А Конышев не так прост, как кажется! Не зря так ловко ввернул имя Петра Николаевича – знает, кто генерал, а кто подчиненный! Я еще поговорю с Петром на эту тему!»

Он задумчиво посмотрел на Конышева, потом на часы – лимит, отведенный для беседы с директором риелторской конторы, давно был превышен, и поднялся из-за стола:

– Ладно, Виктор Станиславович, я попробую что-нибудь сделать.

На лице Конышева отразилось облегчение.

– Вот и хорошо! Я же говорю – люди должны уметь договариваться. Вот, возьмите, так сказать, аванс… – Он достал из кармана конверт и положил на стол, однако Гуров решительно покачал головой:

– Это вы лучше Петру Николаевичу адресуйте. А мы уж с ним сами потом договоримся.

Конышев удивился, неуверенно посмотрел на конверт и медленно проговорил:

– Не знаю, не уверен, что это правильно. – Но конверт все-таки положил обратно в карман. – Да! – спохватился вдруг он. – Я же не сказал вам адреса нашей конторы. Записывайте!

Гуров, уже надевавший плащ, обернулся к нему с вопросом:

– Зачем он мне?

– Ну как же! Вы, наверное, захотите побеседовать с моими коллегами… Хотя бы с главными – Гольдманом и Красницким.

– Да зачем мне ваши Гольдман с Красницким! Вы лучше дайте мне координаты всех клиентов, которые разорвали с вами сделки. Ну а заодно и координаты конкурирующих фирм. Если и начинать копать, то с этого конца. Можете сейчас не напрягаться, завтра утром позвоните и продиктуете мне по телефону. Вот моя визитка, – протянул Конышеву белый прямоугольник Лев и взялся за ручку двери.

Конышеву ничего не оставалось, как выйти в коридор. Они вместе спустились по лестнице, и по дороге Виктор Станиславович еще пытался что-то объяснять Гурову, но полковник слушал вполуха. Он уже переключился мысленно на встречу с женой, и заниматься проблемами директора конторы ему было совершенно неинтересно. Для этого есть завтрашний день. Поэтому на улице сразу же сел в свой автомобиль, коротко попрощавшись. Виктор Станиславович, несколько, казалось, разочарованный, постоял немного, глядя вслед скрывшемуся за поворотом автомобилю, после чего сел в свой «Лексус» и поехал домой.