– Я хочу сделать официальное заявление, – хорошо поставленным голосом заявил он. – То, что произошло с моим подзащитным, – вопиющий акт халатного отношения сотрудников тюремного конвоя. Мой подзащитный был передан охранникам на период этапирования, и в означенный период за его жизнь и здоровье отвечали они. А что он получил вместо этого? Попал в перестрелку и оказался похищен неизвестными. Я хочу получить полный доступ к плану разыскных мероприятий, которые вы, как представители правоохранительных органов, обязаны провести в кратчайшие сроки.
– Приберегите пылкие речи для суда, – нахмурился Гуров. – По факту совершенного нападения будет возбуждено уголовное дело, и боюсь, что ваш подопечный в этом деле будет фигурировать не как лицо пострадавшее, а как организатор оного. Так что вам лучше поубавить пыл и настроиться на сотрудничество с полицией.
– Как организатор? Да ведь это бред! – воскликнул Ципиков. – Чего ради моему подзащитному устраивать бойню на дороге? Вижу, вы не успели ознакомиться с его делом.
– Так просветите нас, – предложил Гуров. – Почему вы считаете, что Иван Шаповалов не планировал побег? Лично мне дело видится в ином свете. Ваш подопечный обвиняется в одном ограблении, но подозревается еще в двадцати восьми подобных кражах. Ранее он не судим, в зоне не бывал, с законами зоны не знаком и, скорее всего, познакомиться с ними не жаждет, а в случае, если следователю удалось бы собрать доказательства хотя бы по нескольким эпизодам, а прокурору доказать причастность Шаповалова к этим ограблениям, вашему парню «светил» бы приличный срок.
– Ничего подобного, – перебил его Ципиков. – Мой подзащитный невиновен, пока не доказано обратное.
– Да, да, презумпция невиновности, и все такое, – вступил в беседу Крячко. – Извечная песня адвокатов. Только вот факты налицо. В автозаке помимо Шаповалова заключенных не было – это раз. Двое охранников убиты – это два. И три – ваш подопечный на месте происшествия с пулей во лбу не валяется. Где же он тогда, если нападение не его рук дело?
– На этот вопрос придется ответить вам, – сухо проговорил Ципиков. – Не надейтесь, что я оставлю это дело без последствий. Вам придется найти моего подзащитного, установить личности его похитителей и заставить их ответить за содеянное.
– Вы правда думаете, что Шаповалова похитили? – Гурова удивила уверенность, звучавшая в голосе адвоката. – Но зачем кому-то похищать его? Это же бессмысленно.
– Этого я знать не могу, но вот что я знаю точно, что мы наверняка выиграли бы предстоящий суд. Тюремный срок моему подзащитному не грозил, оправдательный приговор был у нас в кармане.
– Каким образом? Насколько я знаю, Шаповалова взяли на месте преступления. Так сказать, с поличным, – заметил Стас. – И как же вы собирались опровергнуть этот факт?
– Хотите знать подробности, ознакомьтесь с делом, – заявил Ципиков. – То, что вы называете «взятие с поличным», выглядит несколько иначе, чем в случае с Шаповаловым. Полагаю, местные оперативные работники слишком много детективов читают, вот у них и сложилось мнение, будто они взяли моего подзащитного на месте преступления. На самом же деле он просто находился неподалеку от того места, где было совершено ограбление. Украденных вещей при нем не обнаружили, а сам факт близости нахождения к означенному месту еще не доказывает его причастность.
– Это правда? – Крячко перевел взгляд на начальника изолятора.
– В какой-то степени, – замялся тот. – Технически в момент задержания Шаповалов уже покинул территорию ограбленного особняка, его взяли возле забора, а украденные из особняка ювелирные украшения он успел скинуть в ближайшие кусты, где их и обнаружили оперативники.
Гуров и Крячко переглянулись. Им, как опытным операм, было понятно, что в данных обстоятельствах козыри на руках у адвоката. Преступник успел покинуть место, где совершил ограбление, да еще и награбленное скинул. На косвенных уликах далеко не уедешь.
– «Чистосердечка» была? – уточнил Крячко.
– Вначале, – ответил Осокин. – Это, а также изменение внешности, чтобы проникнуть в дом, послужило поводом к задержанию.
– Он изменил внешность? – переспросил Крячко.
– Разумеется, на то он и Хамелеон, – подтвердил Осокин. – Парни, которые его брали, предложили подписать «чистосердечное», он согласился. А потом с ним адвокат поработал.
– Если вы имеете в виду, подписал ли мой подзащитный бумагу, где чистосердечно признается в совершенном ограблении, то можете быть уверены, она уже аннулирована, – игнорируя заявление начальника СИЗО, заявил Ципиков. – И я не позволю оскорблять честь и достоинство моего клиента нелестными высказываниями в его адрес. В нашей стране каждый гражданин имеет право как угодно изменять внешность, если данный акт не имеет злого умысла.
– И умысла, конечно, не было, – усмехнулся Стас.
– Все это мы могли бы обсудить в суде, но, как видно, вам это невыгодно. Быть может, его исчезновение на руку правоохранительным органам? – внезапно произнес Ципиков. – Быть может, это нападение организовано для того, чтобы не допустить слушания дела Шаповалова в суде?
– Вы на что это намекаете? – вспылил полковник Осокин. – Хотите сказать, что это мы организовали нападение на автозак, убили двух лучших конвойных и забрали Хамелеона? Да вы в своем уме?!
– Почему вас так шокирует мое предположение? Ведь вы-то, нисколько не стесняясь, обвиняете моего подзащитного в том же самом! – выдал Ципиков.
– Послушайте, так мы далеко не уедем, – прервал зарождающийся скандал Гуров. – Обоюдные обвинения нас никуда не приведут, с этим, надеюсь, все согласны? Вот и хорошо. Господин Ципиков, вам придется на какое-то время покинуть кабинет. Вы потребовали от меня и моего напарника ознакомить вас с планом разыскных мероприятий, так что будьте любезны не мешать нам делать свою работу. Сейчас вы выйдете отсюда и будете ждать своей очереди. Сначала мы побеседуем с начальником следственного изолятора, зададим ему все необходимые вопросы, чтобы выяснить обстоятельства, предшествовавшие нападению. А затем пригласим для беседы вас, и вы сможете обстоятельно представить нам все доводы, доказывающие непричастность вашего клиента к произошедшему инциденту. Надеюсь, возражений не будет?
Ципиков задержался всего на пару секунд, чтобы собрать со стола приготовленные бумаги, после чего безропотно вышел из кабинета. Полковник Осокин проводил его сердитым взглядом, но от комментариев воздержался. Гуров же, заняв стул адвоката, приступил к опросу, и начать решил с задержания Ивана Шаповалова. Отвечал Осокин обстоятельно и четко на поставленный вопрос, что упрощало дело. Гурову не приходилось возвращать его в нужное русло или прерывать неуместные воспоминания.
Две недели назад, ровно в полдень, в дежурную часть поступил звонок. Звонивший сообщил, что в его дом проник вор. Он был сильно взволнован, настолько сильно, что на выяснение его имени и адреса времени у дежурного ушло раза в три больше, чем обычно требуется на обработку подобного вызова, поэтому на задержание опергруппа выехала с опозданием. К тому же оказалось, что речь идет о деревне Прудище, где не так давно начал зарождаться новый коттеджный поселок. От Твери до него километров десять, но и это лишняя фора преступнику. Затем еще нужный дом пришлось искать, так как опознавательные знаки как таковые на новых домах отсутствовали. Единственным ориентиром служили миниатюрные таблички с номерами участков, торчащие из земли на тонкой металлической ножке.
Все эти факторы привели к тому, что к дому пострадавшего полицейский микроавтобус подъехал с опозданием, как раз в тот момент, когда вор понял, что пора удирать. Шесть человек, включая водителя и начальника опергруппы, видели, как мужчина в странном одеянии, более похожем на собачью шкуру, перелез через забор и бросился бежать к сосновому бору, расположенному буквально на заднем дворе коттеджа. Опера успели выскочить из машины и помчаться следом. Беглеца они взяли, уворованное из коттеджа нашли в паре шагов, в кустах. Вернулись в коттедж, отыскали хозяина, и он поведал им начало истории.
В тот день у хозяина коттеджа, известного в определенных кругах оценщика антиквариата Вениамина Кальнобрицкого, должна была состояться встреча. Некий клиент из Твери назначил дату и место, пригласив Кальнобрицкого установить подлинность полотна кисти Бориса Кустодиева. Накануне юбилейного года на основе музейной площадки в Москве планировалась организация грандиозной выставки, посвященной творчеству художника. Клиент предложил организаторам экспозиции картину из фамильной коллекции, но экспертная комиссия, совершенно неожиданно для владельца картины, заявила, что работа является подделкой и потому не может быть выставлена. С мнением музейных экспертов клиент не согласился и решил провести независимую экспертизу, для чего вызвал в Тверь Вениамина.
Установление подлинности картины – процесс длительный. При самом хорошем раскладе Кальнобрицкий должен был отсутствовать часов шесть, не меньше. На это, видимо, и рассчитывал вор, и так бы все и сложилось, если бы не стечение обстоятельств. Накануне дня проверки кустодиевской работы у Вениамина был так называемый «охотничий» день. В такие дни он наведывался к мелким скупщикам антиквариата. Иногда эти поездки приносили весьма щедрую добычу, но чаще оказывались пустыми. «На охоту» Вениамин брал свой «малый чемоданчик», где хранил инструменты для проведения ускоренной экспертизы на месте. Второй чемоданчик, именуемый «великим», он брал тогда, когда проводил работу за деньги. Но в этот день у мелких скупщиков он ожидал увидеть нечто уникальное, поэтому переложил часть оборудования из «великого чемоданчика» в «малый». Промашка Вениамина вскрылась только через несколько дней, в самый разгар экспертизы картины Кустодиева, и, чтобы не пасть в глазах клиента, Вениамин поспешил домой, пообещав вернуться со всем необходимым и закончить работу.
А вернувшись домой, Кальнобрицкий увидел, что сигнализация на доме отключена. Сначала он решил, что в спешке забыл включить ее, но, подумав, отмел этот вариант. Тогда он начал обходить дом по кругу, заглядывая в каждое окно, и в одном из оконных проемов увидел, как некое существо поднимается по лестнице внутри его дома. Будучи владельцем немалого количества раритетных и уникальных, а заодно и жутко дорогих вещиц, Кальнобрицкий понял, что его грабят. Тогда он тихонько отошел от окна, спрятался за стену хозяйственной постройки и позвонил в полицию.
В тот день фортуна была на стороне антиквара, к Ивану Шаповалову же она повернулась своей не самой приятной стороной. Окажись все нужные инструменты на месте, Хамелеон ушел бы, как и во всех предыдущих случаях. Но… случилось то, что случилось. Кальнобрицкий вернулся, полиция отреагировала как надо, и вор был пойман. Собрав улики и прошерстив дом на предмет отпечатков пальцев, опергруппа препроводила Хамелеона под стражу.
О том, какую крупную рыбу принесло в сети тверским правоохранителям, выяснилось позже. Не успели оперативники порадоваться удаче, как явился адвокат Ципиков и заявил, что гражданин Шаповалов является его клиентом. А дальше все как по нотам: признательные показания аннулировали, свидетелей дискредитировали, улики осмеяли, а Иван Шаповалов из злостных преступников переквалифицировался чуть ли не в жертву полицейского произвола.
Однако высокие столичные чины упускать дарованный шанс не собирались. Спустя две недели пришел приказ: этапировать задержанного Шаповалова в лефортовский изолятор временного содержания. Следователь подготовил бумаги, дежурный оформил передачу, после чего технически Хамелеон тверским операм больше не принадлежал. Но тут случилось нападение, Хамелеон исчез, а начальник следственного изолятора перешел в категорию свидетелей.
Выслушав предысторию, Гуров приступил к выяснению обстоятельств недолгого пребывания Шаповалова в СИЗО. По словам полковника Осокина, за это время Хамелеон ни с кем, кроме адвоката, не общался. Сидел он в камере для подследственных-«первоходов», на прогулки выходил регулярно, от помывки в бане не отказывался, и вообще вел себя вполне адекватно. На подследственных, впервые попавших за решетку, полковник Осокин за время службы успел насмотреться. Оказаться в тюрьме – в любом возрасте испытание не из легких. Кто-то начинает буянить, требовать встречи с адвокатом, а то и с самим Верховным судьей. Кто-то впадает в депрессию, отказывается есть, не желает выходить из камеры на свежий воздух. Кто-то перестает следить за собой, не меняет белье, не чистит зубы и вообще не следит за гигиеной. Некоторые впадают в ступор: сидят или стоят на одном месте, не двигаются, ни на кого не смотрят и не разговаривают.
Но Хамелеон таким не был. Ни намека на депрессию или повышенную агрессивность в его поведении не было. Арест его будто не касался. Он ел, пил, спал, и все это с неизменной доброжелательной улыбкой на губах. Целыми днями он сидел на корточках у стены и складывал фигурки из тетрадных листов, разрешенных к передаче в СИЗО. Если сокамерники задавали ему вопросы, он отвечал вежливо и отвлеченно, сам же к общению не стремился. Но у сокамерников к Хамелеону возник особый интерес. Даже не сидевшие люди хоть раз да слышали о воре-невидимке, отбирающем у богатых их дорогущие «игрушки». Они вспоминали истории, прочитанные в газетах, и приставали к Хамелеону, требуя комментариев. Тем не менее за время пребывания в изоляторе с ним ни один из подследственных не сблизился. В этом полковник Осокин был уверен, как и в том, что Шаповалов ни разу не попытался передать на волю записку своим подельникам. Он вообще не был уверен в том, что у Шаповалова когда-нибудь были подельники. Единственным звеном, связывающим Хамелеона с внешним миром, был его адвокат Анатолий Ципиков, и он утверждал, что его подопечный просто не мог планировать побег.
Подозрение, что кто-то, сочувствующий Шаповалову, мог подкупить охрану, было малоубедительным. Конвойную бригаду выбирал сам полковник Осокин. Характеристики Бутунина и Думчева были сплошь положительными: никаких взысканий, никаких нареканий со стороны начальства, никаких жалоб от заключенных. В день, назначенный для перевозки, Бутунин и Думчев прибыли к положенному времени, передали документы для проверки, забрали заключенного, все строго по инструкции. Передачей заключенного руководил тоже Осокин. Автозак уехал, а спустя несколько часов дежурный районного отдела полиции принял звонок о происшествии на сто пятой автостраде. Каким образом нападавшим стала известна дата этапирования, Гурову и Крячко еще предстояло выяснить.
О проекте
О подписке