© Леонова О.М., 2014

© Макеев А., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

1

– Ну и тухлятина, однако!

Очки в тонкой оправе и борода придавали человеку, который это произнес, интеллигентный вид.

Впрочем, он тут же разрушил это впечатление, завершив фразу отборным трехэтажным матом. Да и если приглядеться, борода выглядела клочковатой и неопрятной, передние зубы щербатились через один, а оправа очков местами была прихвачена тонкой медной проволокой и изоляционной лентой. Если человек и являлся когда-то интеллигентом, то очень давно, в прошлой своей жизни.

Его спутник с пропитым лицом, в телогрейке и засаленной солдатской шапке, с татуировкой «Толян» на левой кисти, согласился:

– И не говори, Иннокентий. Знатно воняет, прямо как в планетарии.

– Почему в планетарии? – удивился бывший интеллигент Иннокентий.

Толян сдвинул шапку на затылок и охотно пояснил:

– А это когда мы с двоюродным братаном, Костиком, значит, в город приехали. В детстве. Типа – за тетрадками по чисто, блин, писанию, ну и глобус СССР для седьмого класса где-нибудь спионерить. Ну, приехали. Пообедать надо? Взяли ноль-семь «Красного крепкого», а выжрать культурно негде. Тут глядим – планетария стоит. Большая! Кумпол и все такое – красота. Мы – не дураки – туда. В ней же темно, как у негра в жопе! Пока народ на звезды таращится, запросто можно ноль-семь из горла уговорить. Как говорится, культурно выжрать. И подремать спокойно. Вселенная опять же тут перед тобой. Далекие мироздания, блин, а не хрен собачий! В общем, сам понимаешь, не каждый день такой праздник выпадает. А как только свет погас, Костян и давай сапоги сымать. Чтобы, значит, портянки малехо проветрить. Ну, в смысле гигиены. Тут амбре и поперла. А народ нервный какой-то попался. Давай шуметь, орать. Ну, блин, ни хера культуры нет. Весь праздник от встречи с Вселенной нам, козлы, испортили. Потом пришел мент и нас взашей выгнал. И, главное, полпузыря еще было недопито, так он, сука легавая, отобрал!

Эта беседа проходила в большом темном помещении склада-холодильника № 13 мясокомбината «Агронавт». Темном, потому что свет на складе почему-то не горел. Не работали и холодильники. Труженики склада обнаружили это только что, когда проснулись и пришли в себя.

Состояние у обоих было – не позавидуешь. Голова трещала, как у какого-нибудь профессора после расшифровки египетских иероглифов. В горле драло так, будто кто-то крупной наждачкой прошелся. И с памятью что-то не то… Нет, то, что пить начали в канун праздника армии и флота, 23 февраля, коллеги помнили точно. Но вот какое число было сегодня, могли только предполагать. Причем весьма приблизительно.

Склад-холодильник № 13 находился на отшибе, за городом. Завозили сюда в основном пересортицу и некондицию. А вспоминали о ней, только когда комбинату грозило невыполнение плана, обычно раз в квартал.

Иннокентий и Толян были единственными сотрудниками склада № 13. Они являлись специалистами самого широкого профиля – и кладовщиками, и сторожами, и рабочими. И несли за свое хозяйство полную материальную ответственность.

Некоторое время оба стояли молча перед раскрытой дверью холодильной камеры, привыкали к вони, посвечивая в темноту фонариками и оценивая в уме размер катастрофы. Поскольку головы у обоих трещали, размер в уме не укладывался.

Первым обрел дар речи Толян. Он в ярости ударил кулаком по дверному косяку и возмущенно воскликнул:

– Да это же диверсия, гадом буду! Это все Гербер, сучонок волосатый, журналист гребаный! Хиппи-вредитель! А ты думал, с какой радости он нас на халяву водкой поил? Наверняка какой-нибудь дряни в ханку подмешал, чтобы мы подольше в отрубе провалялись.

Бывший интеллигент Иннокентий тяжело вздохнул.

– Да хоть бы и диверсия… Ты хоть знаешь, сколько мы с тобой в отключке пробыли? Не знаешь. Вот и я не знаю. Может, день, а может, неделю.

– И не говори, капитально отдохнули, – с грустью согласился Толян. – Думаю, с неделю, никак не меньше. Гляди, во что мясо превратилось! Чисто – паштет из дерьма. За день-два так не сгниет.

Иннокентий не то вздохнул, не то взрыдал.

– Теперь эту гниль отсюда на горбу вывозить придется! Хорошо, если Семеныч не заставит из своего кармана убытки оплачивать. Толян, пройди в конец, глянь, что там творится. Небось все потекло.

Толян с обреченным видом направился в глубину склада. Он старательно уклонялся от контакта с подгнившими тушами, но все равно в самом скором времени его телогрейка оказалась вымазана разлагающимися отходами.

До Иннокентия доносились монотонные всхлипы напарника, перемежаемые матерной руганью. Неожиданно его однообразный монолог прервался громким восклицанием:

– Мать моя родина! Да это же Фердыщенков!

Иннокентий рванул в глубь холодильника. Он расталкивал локтями осклизлые вонючие туши, пока не замер рядом с Толяном. В свете фонариков перед двумя пропойцами предстала жуткая картина.

В дальнем углу склада, высоко под потолком, задрав голову, висел человек. Он висел на стальном крюке, одном из тех, к которым подвешивают говяжьи туши, пронзенный под нижнюю челюсть. Человек этот был хорошо известен любому из сотрудников «Агронавта». При жизни его звали Петром Фердыщенковым.

Для комбината Фердыщенков был отец родной, царь и бог в одном флаконе, хотя сам на комбинате не работал. Жил он в Москве и относился к категории, которую снизу принято именовать коротким, но емким словом «власть». Каждый его приезд в город становился большим событием. Кем он был – то ли депутатом, то ли министром, то ли еще кем-то там наверху, – люди толком не знали, да и не интересовались. Говорили про него, что в Кремль как к себе домой ходит и двери ногами открывает. И вот, на́ тебе – висит. Такой важный и могущественный человек, а болтается на крюке, как какая-нибудь свиная или коровья туша под потолком склада-холодильника № 13. Да еще и подгнить угораздило.

– Ну, теперь начнется, – протянул Иннокентий. – Надо в ментовку двигать.

Толян в растерянности крутил головой.

– А может, того, не надо в ментовку? Они же нас сразу в камеру упакуют. Может, нашим кому скажем? Семенычу…

Иннокентий зло осклабился и кивнул на висящий труп.

– Это ты его убил?

Толян замахал руками:

– Охренел, что ли? Мы же с тобой вместе квасили, вместе и в отрубях валялись.

– И не я. – Тут Иннокентий понизил голос: – Не ты и не я, но, рупь за сто, это сделал кто-то из наших. Не чужой же его сюда приволок. Почем ты знаешь, может, его сам Семеныч и грохнул, а потом к нам сюда спрятал? А мы именно к нему и сунемся. Убийца-то, козе понятно, на оттепель не рассчитывал. Думал – повисит бедолага в холодке, проморозится, а потом он эту мороженку отвезет и втихаря закопает. А тут мы с новостью: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!» И что он сделает? А вот что: постарается повесить нас на соседние крючки. Убийце терять нечего. За Фердыщенкова ему пожизненное вломят – это как пить дать. А то и до суда не доведут, придушат прямо в камере. Так что ты, Толя, иди куда хочешь, ищи на свою жопу приключений, а я к ментам. Лучше на нарах париться, чем на крючке прохлаждаться.

Толян выслушал длинную тираду молча, потом почесал то, что в народе именуют репой, и признался:

– Да, Иннокентий, не зря ты в институте пять лет на заднице мозоли натирал. Чайник у тебя варит. Ладно, пошли в ментовку сдаваться. Ясный пень, в камеру нас закроют, никакого базара. Но тут, куда ни кинь, всюду жопа.

Неожиданно с той стороны, где находилась дверь в холодильник, послышался шум, а следом осторожные шаги. Первым сориентировался Толян. Он выключил свой фонарь и зашипел на Иннокентия:

– Свет гаси!

Тот вздрогнул и последовал его примеру. Оба затаили дыхание. Шаги приближались.