Когда улегается буря Реформации, вся политическая жизнь Европы вращается около Людовика XIV. Придворный этикет, вся внешняя обстановка цивилизации, моды с этого времени и до наших дней устанавливаются Францией. Французский язык делается языком дипломатическим и общественным для всей Европы, вытесняя язык латинский. Французская литература становится образцом для всей Европы – и это тем удивительнее, что не оправдывает этого преобладания своим внутренним достоинством. Она получает перевес даже в таких странах, как Англия, имевшая уже Шекспира и Мильтона, как Италия, имевшая Данта, как Испания, имевшая Сервантеса и Кальдерона, – литературы которых бесконечно превосходят своим внутренним достоинством и значением литературу французскую (я разумею одну изящную словесность). Когда французская литература изменяет свой псевдоклассический характер на философский, то и это новое направление не только сохраняет, но еще усиливает ее господство. Вольтер представляет пример небывалого прежде и не повторявшегося после литературного владычества над общественным мнением. Самые пороки французского общества имеют заразительную силу. Между тем как разврат английского общества при Карле II ограничивается Англией – разврат регентства и времени Людовика XV сообщается всей Европе. Так же точно французская революция (несмотря на то, что по действительной пользе, ею принесенной, далеко уступает революции английской) воспламеняет всю Европу. Наполеон I еще в сильнейшей степени, нежели Людовик XIV, составляет центр политической жизни Европы в течение 15 лет.