© Н. Богородский, текст, 2024

© Издательство «Четыре», 2024

* * *

В жизни каждого человека есть два великих дня:

день, когда он родился, и день, когда он понял, для чего!

Марк Твен

Пролог в пурпурных тонах

Если путь прорубая отцовским мечом,

Ты солёные слёзы на ус намотал,

Если в жарком бою испытал что почём, –

Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Владимир Высоцкий

Донецкая народная республика. Где-то рядом с городом А.

Наше время.

Вечером, когда раскалённое солнце стало падать куда-то за край донецкой степи под аккомпанемент работы артиллерии, командир штурмовой роты «Арранкада» вызвал к себе в блиндаж двух командиров взводов и медика.

– Получен приказ сегодня ночью взять бандеровский опорник^[1]. Вот здесь, – он показал тонко отточенным карандашом точку на карте. – Ты, Мастер, берёшь пятерых из взвода, ты, Коба, столько же. Мастер, заходишь слева, Коба, идёшь с фронта. Я пойду с Мастером. Начнём, как отработает арта. Вопросы?

– Ты чего, командир? – удивлённо протянул Коба. – Зачем тебе идти? А если что… как же мы?

– Приказ ясен? – пропустив мимо ушей вопрос, спросил Ульф.

– Так точно, ясен!

– Ульф, а что справа? Как бы не было сюрпризов.

– Справа, по данным разведки, куча кирпичей и никого нет. Да и арта там обработала местность. Выходим в двенадцать ноль-ноль. Сверим часы… Так, теперь с тобой, Ника. Пойдёшь сзади за Кобой, дистанция двести метров. Твоя задача – вытаскивать трёхсотых^[2], готовить к эвакуации и вызывать эвакуационную команду. Всё понятно?

– Так точно, командир!

– И не лезь, куда тебя не просят! – неожиданно с надрывом в голосе произнёс Ульф. – Твоё дело – жизни спасать!

– Чего ты раскипятился? Мне всё давно понятно! – примиряюще сказала Ника.

– Все свободны! – гаркнул командир. – Ника, задержись!

Она повернулась к нему лицом. Какое-то время стояли молча, глядя в глаза друг другу. Ульф одними губами прошептал: «Я тебя люблю». – «Я тоже, Виталий!» – ответила Ника.

– Поцелуемся? – тихо спросил командир.

– Нет, нельзя! Выполним задачу, тогда и поцелуемся, – отозвалась девушка.

– Ты найдёшь меня там, Ника… если что?

– Обязательно, Ульф. И буду тебя любить вечно. Ты тоже, если что, найди меня там.

– Конечно найду. Слово офицера. Свободны, старший сержант!

– Есть, командир!

Ночь. Тишина, непонятная и необъяснимая тишина, повисшая над донецкой степью, давящая на уши после того, как закончила стрелять артиллерия. Тьма, ни огонька, в полутонах черноты ночи угадываются кусты и деревья.

Ульф скомандовал по рации: «Пошли!» Бойцы опытные, у всех не первый штурм, тактика отработана до мелочей. Побежали. Передвигаться тяжело, у каждого по несколько боекомплектов, оружие, гранатомёты.

Ника бежит за парнями. Главное – не отстать, удержать дистанцию. Не имеет значения, что ты женщина, что тащишь на себе рюкзак с медикаментами, автомат с восемнадцатью магазинами, бронежилет с двумя гранатами. Нет для тебя никаких скидок – такой же боец, как и все остальные.

Вот показался хохляцкий опорник, в темноте он выделяется расплывчатым серым пятном на фоне более светлого неба. Это остов небольшого кирпичного здания без крыши. Тишину вспороли автоматные очереди, потом яркая вспышка взрыва, снова автоматный огонь. Где-то высоко над штурмовиками жужжали дроны, непонятно чьи, атакующие старались скрыться от них под деревьями или в кустарнике…

Ника представила, каким белым пятном она выглядит на экране у бандеровского оператора «птичек». Срочно в укрытие, исчезнуть с экрана, слиться с окружающей местностью.

И вдруг с правого фланга откуда-то снизу заработал крупнокалиберный пулемёт. Огненная бабочка рассылала смертоносных жуков, летевших со свистом, вгрызавшихся в землю, деревья, людей, и великолепно была видна в темноте. Вскоре к пулемётным очередям присоединились автоматные. Шквал пуль загонял штурмующих в огненный мешок, перекрывал возможные пути отступления. Вскоре раздались взрывы, заработали миномёты с вражеской стороны.

«Ульф, я Пиксель, я трёхсотый…» – проскрипела рация. Это передал боец, шедший впереди. Ника подползла к нему, осмотрела рану, сделала перевязку. Ничего страшного, пуля попала в предплечье, кость цела.

«Командир трёхсотый, Ника к нему!» – сообщила рация. Она попыталась двинуться туда, вперёд, к командиру, но пулемётный огонь не давал ей возможности помочь Ульфу.

Немного оглядевшись, взяла лежащий рядом с раненым РПГ^[3] и поползла прямо на мигающую огненную бабочку.

– Куда, куда тебя понесло?! Ника, убьют! – простонал сзади Пиксель.

– Ни хрена! – ответила она.

Так, теперь надо ближе, ещё ближе… Это сколько же у него патронов, что он, не переставая, высаживает их в белый свет, как в копейку?.. Хорошо их Америка с Европой снабжают… Так, теперь прицел. «Если я в него не попаду, он будет бить сюда, и тогда всё! Одни воспоминания останутся от Наташки Ковалевской…» – пронеслось у неё в голове.

Выстрел. Сноп огня осветил на полсекунды окрестность. «Вроде замолк, сволочь!» Отбросила ненужную трубу, высадила весь автоматный рожок в то место, где был пулемёт, перезарядила «калаш», взяла рацию:

– Коба, Мастер, здесь Ника. Огонь на правый фланг, срочно правый фланг!

В забрезжившем сереньком рассвете было хорошо видно, как над вражескими позициями поднялись кусты взрывов. Путь свободен.

Так, теперь срочно к командиру, ползком, не высовываться.

…Рассвет застал их на занятом опорнике. Организовали эвакуацию для раненых. Доложили обстановку командиру батальона. Бойцы подходили к Нике, улыбались, жали руку, хлопали по плечу.

– Вы мне плечо отобьёте! Будет из меня трёхсотый, кто вас перевязывать будет? – улыбалась она.

Спустя неделю сбежавший из госпиталя командир, опираясь на самодельный костыль, перед строем роты зачитал приказ:

– Назначить старшего сержанта Ковалевскую Наталью Сергеевну заместителем командира роты и представить к награждению медалью «За отвагу».

– Служу России! – по-девичьи звонко отозвалась Ника.

Фаза первая, зелёная
Нежное детство

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,

И сосало под ложечкой сладко от фраз,

И кружил наши головы запах борьбы,

Со страниц пожелтевших слетая на нас.

Владимир Высоцкий

В тревожном одна тысяча девятьсот девяносто шестом году в семье крупного чиновника санкт-петербургской мэрии Сергея Александровича Ковалевского появился на свет долгожданный ребёнок.

Глава семейства был женат вторым браком на преподавательнице английского языка Ольге Михайловне Кривец, красивой стройной женщине на пятнадцать лет младше. Впрочем, для супруга она была Олюшкой, Оленькой, Олюнчиком. Свадьбу сыграли три года назад, и Сергей Александрович надеялся, что вот-вот и в его семействе будет пополнение. Он очень хотел ребёнка, и не одного: его первый брак рассыпался именно по причине бездетности.

Казалось, глава семьи сделал всё, чтобы на свет появилось его продолжение, но… шли годы, а никаких намёков на рождение малыша его Олюшка не подавала.

И вот наконец свершилось! На свет появилась девочка! Дочка.

Назвали дочку Наташей.

Ох и угораздило же маленькую Натку родиться в такой беспокойный год! Страна выбирала президента, из всех источников звука, включая утюги, слышалось: «Голосуй или проиграешь!» Те же источники дребезжащими голосами сообщали, что приход к власти коммунистов закончится репрессиями, по сравнению с которыми тридцать седьмой год покажется детскими играми в «казаки-разбойники». Все ресурсы страны были брошены на то, чтобы не допустить такого исхода выборов.

Обстановка в городе оставалась весьма тяжёлой. Многие крупные заводы оставались незагруженными, заработная плата рабочих и служащих была невелика и выдавалась с задержками. Население стремительно нищало, а красавец Санкт-Петербург превратился в «криминальную столицу России». Бедствовали учителя, ученики питерских школ уже не получали бесплатных завтраков. Доходы от туризма были невелики, содержание многочисленных музеев подчас составляло для городского бюджета неразрешимую проблему. Да что там музеи! Денег не было ни на что – ни на содержание жилищно-коммунального хозяйства, ни даже на финансирование работы милиции.

А Сергей Александрович сделал буквально всё и даже больше, чтобы в его четырёхкомнатной квартире на Итальянской улице были созданы наилучшие условия для семьи и новорождённой девочки. Как только маленький человечек был принесён из роддома, немедленно появилась няня, потом горничная (если попросту, так уборщица), квартиру Ковалевских регулярно навещал детский врач. В помощь молодой хозяйке был нанят личный шофёр, основной обязанностью которого было снабжение семейства первосортными продуктами.

На лето Ковалевские переезжали в Курортный район, где на берегу Финского залива, в сосновом лесу, у них была двухэтажная дачка средних размеров. Сам Сергей Александрович в этом созданном им раю почти и не бывал: уходил рано, возвращался поздно, уставал до того, что сил не хватало поужинать, сразу же валился спать. А однажды глава семейства заявил супруге, что он более не работает в мэрии, но зато с этого момента стал бизнесменом. При этом добавил, что теперь у него будет больше времени бывать дома.

Когда ребёнку исполнилось четыре года, Ольга Михайловна сказала мужу, что бросает работу и будет сама заниматься дочкой. Он не возражал, наоборот, считал, что это самое правильное решение. Маленькую Наташку мама понемногу учила читать на книгах со сказками Пушкина, а ближе к четырём годам стала преподавать ей основы английского. Вскоре в дом стали приходить репетиторы по математике и русскому языку. Когда дочери исполнилось пять лет, в её комнате встало пианино и появилась приходящая учительница музыки.

Наташка росла живой, подвижной девочкой, любопытной сверх всякой меры. Её интересовало буквально всё: почему день сменяется ночью, почему светит солнце, откуда берётся молоко в бутылке и почему корова бывает бодливой.

Однажды она долго разглядывала висевшие в комнате фотографии в рамках, одна из которых изображала бравого морского офицера, улыбающегося во весь рот, а на другой красивая молодая женщина держала в руке букетик полевых цветов.

– Папа! – потянула она за рукав оказавшегося рядом с ней отца. – А кто это?

Сергей Александрович подхватил её на руки и поднял поближе к старым фотографиям.

– Вот этот мужчина, капитан второго ранга, – твой прадед, он же мой дед, Олег Владимирович Ковалевский. А эта красивая женщина – твоя прабабка, моя любимая бабушка Люся.

– Ой, как интересно! – воскликнула Наташка. – Значит, ты их знал! Давай рассказывай про них!

– Твой прадед служил на Балтийском флоте подводником. Он защищал наш город от фашистов, был храбрым офицером, но, к сожалению, пропал без вести в последний год войны.

– Папа, а что значит «пропал без вести»? – Наташкино личико стало серьёзным.

– Это значит, что подводная лодка не вернулась из боевого похода, дочка! И никто не знает, что с ней случилось. Скорее всего, она утонула.

– А почему утонула?

– Натулик, я же сказал: никто не знает.

– А что, столько времени прошло, и никто-никто ничего не узнал? – разочарованно проговорила девочка.

– Давай ты пойдёшь ужинать и спать, нас мама уже давно звала, – Сергей Александрович сделал попытку поставить дочку на пол.

– Нет, нет! Ты мне не всё рассказал! – запротестовала Наташка. – А твоя бабушка, что с ней произошло?

– Бабушка жила в Ленинграде, так тогда назывался наш город. Она пережила блокаду, едва не умерла, но ей посчастливилось спастись. А после войны работала в одном из литературных журналов.

– Это очень интересно! – подвела итог разговору Наташка, восседая на папиных руках. – А давай ты мне расскажешь про то время, про блокаду, как воевали, как победили фашистов…

– Натка… – Отцу наконец удалось поставить девчушку на пол. – У меня нет столько времени, да и рассказчик из меня плохой. У нас есть книжки, в которых это всё описано. Давай ты их прочитаешь, хорошо? Ведь ты же умеешь читать!

– Ещё как умею, папа! Мне же скоро будет шесть лет! – гордо сказала Наташа.

Первой книгой, которая попалась девочке в домашней библиотеке Ковалевских, была «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого. Наташа забросила свои игрушки и целыми днями, сидя в углу на диване, читала об Алексее Маресьеве – мужественном лётчике, Герое Советского Союза. Когда книга была осилена, девочка несколько дней ходила погружённая в себя, ни с кем не разговаривала, что-то бормотала себе под нос. Мама всерьёз стала опасаться за психику дочери.

Вечером Ольга Михайловна поделилась своими соображениями с мужем и стала настаивать на прекращении этого, как она выразилась, «издевательства над ребёнком».

Сергей Александрович внимательно выслушал супругу и предложил, не откладывая в долгий ящик, поговорить с дочерью.

– Скажи мне, тебе понравилась «Повесть о настоящем человеке»? – спросил он у прибежавшей в комнату Наташки, которая немедленно забралась к нему на колени.

– Очень понравилась!

– А почему у тебя переменилось настроение после того, как ты прочитала эту книжку? – Сергей Александрович пристально глядел дочке в глаза.

– Я, папа, всё время думала: а смогла бы я так же, как он?

– Что смогла?

– Да быть лётчиком без ног, папа!

– И что же ты надумала?

– Ничего не надумала, – вздохнула Наташка. – Наверное, для этого надо быть мужчиной…

– Вот видишь, Сергей, к чему приводит чтение книг, не соответствующих возрасту ребёнка! Ей пока что надо сказки читать, а ты подсовываешь ей серьёзные книги про войну, – вмешалась Ольга Михайловна.

– Ладно, я тогда порекомендую ей менее серьёзную книгу!

Так у Наташи в руках оказалось трилогия Германа Матвеева «Зелёные цепочки». А потом стараниями Сергея Александровича его дочка осилила «Хлеб той зимы» Эллы Фоняковой, «Вот как это было» Юрия Германа, «А зори здесь тихие» Бориса Васильева.