– У этого может быть сотня объяснений! – женщина снова потеряла контроль над собой, повернулась ко мне и пылающим взглядом указала на девочек.
«Не вздумай пугать их!», – говорила Ямато Мэй всем своим видом. «Только попробуй снова посеять панику – и тебе точно конец!».
Потупив взор, я отступил от общинного зала и постарался не смотреть больше в его сторону. Однако, нервирующий, сводящий с ума вопрос сорвался с моих уст сам собой – прежде, чем я успел закрыть рот ладонью:
– Но всё же… Зачем тут этот огромный зал?.. В нём же сотню человек разместить можно… Кто вообще мог додуматься…
– Кто?! – возглас вдовы грохнул револьверным выстрелом, и единственное её слово, точно тяжёлая пуля, в клочья разнесла мою неуверенную реплику. – Я! Ты! Кто угодно! Нет ничего удивительного в том, что местные жители принимали у себя гостей!
– Но для них ведь есть то помещение, со столами и…
Нервозно топнув ногой, Мэй внезапно развернулась на каблуке – свет фонаря при этом скользнул по моему лицу, сбивая с толку – и одним широким шагом преодолела разделявшее нас расстояние. Пальцы женщины – тонкие, дрожащие, но даже при этом не теряющие поразительной силы – вцепились в ворот моей куртки, и я вдруг почувствовал скрытую мощь злого взгляда в упор, коим одарила меня разъярённая тётя. Ей не потребовалось даже подсвечивать себя фонариком – эманации чистого раздражения выжигали узоры на моём лице и так, в кромешном мраке.
– Чтобы я ни слова больше не слышала от тебя! – процедила женщина сквозь зубы, и древний особняк моментально отреагировал на её эмоции, заскрежетал старыми досками, завыл далёкими порывами ветра. – Ни слова, понял?! Думаешь, я сама ничего не вижу? – добавила она уже тише, но с прежней агрессией. – Думаешь, не понимаю?.. В каком вымышленном мире ты вообще живёшь, если позволяешь себе помыслить, будто человек, проживший вдвое больше твоего, вдруг пропустит какую-то важную деталь или позволит себя одурачить?! Нет, дорогой племянник, мой мозг работает не хуже твоего! Так что возьми себя в руки, тряпка, и выключи режим сыщика. Мы должны заботиться о тех, кто младше нас. Понял?!
Последние слова вдова прошипела мне в самое ухо, и, стоило только её обжигающему дыханию оборваться, как удерживающая моё горло сила тут же рассеялась, и выровнявшийся конус искусственного света вернулся к своему первоначальному направлению. Несколько секунд – и всё осталось позади. Мучительно долгие, неприятные мгновения, оставившие после себя лишь весомый осадок стыда и растерянности.
Собравшись с мыслями, я поёжился и пошёл вслед за тётей к показавшейся из черноты громады лестничного массива.
Лестница – слишком большая, слишком громоздкая, чтобы умещаться в нашем ручном конусе света – казалась чересчур внушительной для окружающей обстановки и, наверное, какой-нибудь роскошной гостинице подошла бы куда вернее, нежели самому богатому из жилых домов. Ступени, теряющиеся во мраке, были широки даже для небольшой группки людей, вроде нашей, и вызывали неприятное ощущение агорафобии – боязни огромного открытого пространства, к которой ранее не могли подтолкнуть ни отрезанная от остального мира верхушка скалы с купальнями, ни даже открытый всем ветрам надземный переход.
Стараясь не смотреть по сторонам – только себе под ноги и изредка на перила – я поднимался всё выше и выше, полагая, что пролёт должен бы рано или поздно закончиться – но тот упрямо устремлялся вверх, игнорируя усталость и боль в моих ногах. И даже долгожданная широкая площадка появилась как будто бы внезапно – просто нога моя, в очередной раз занесённая для высокого шага, неуклюже обрушилась вниз, стукнувшись о гладкое дерево пола.
Могучая лестница поворачивала на этом участке и уходила выше в обратном направлении, давая понять, что перед взглядами нашими предстало не более чем зажатое меж этажами помещение – однако тётя Мэй не спешила поворачивать и продолжать путь наверх. Она как зачарованная покачивалась на одном месте, прильнув к перилам слева от себя, и медленно светила фонариком из стороны в сторону без конкретной цели и какого-либо смысла.
Не желая лишний раз тревожить женщину, я вышел немного вперёд и попробовал вглядеться в темноту напротив себя. Там, за пологом мрака, виднелось подобие невысокой арки, открывающей проход в соседние помещения – но я совершенно не мог взять в толк, что именно могло располагаться там, на этом уровне. Насколько я знал, подобная конструкция шла вразрез с архитектурными принципами прошлого и сама по себе выглядела довольно странно – ведь если соседняя пристройка находилась между уровнями основных этажей, то что же могло служить её основанием?.. После того, что мне уже привиделось в этом странном доме – я начал относиться с куда большим опасением к новоявленным открытиям.
Я отвернулся от манящей загадками темноты и снова обратил внимание на Мэй. Та, с трудом отходя от своего непонятного транса, начала медленно продвигаться дальше по лестничной площадке – хотя внимание её до сих пор было приковано к одному участку перил. Проникнувшись любопытством, я аккуратно подошёл ближе, но увидел там, на дорогом дереве, одну лишь серию бессвязных засечек… В них не было видно особого смысла и ритма – только хаотичный разброс. Однако на границе памяти моей при виде этих непонятных царапин как будто бы зазвенел маленький колокольчик узнавания…
Внезапно вернувшись к жизни, Ямато-старшая шумно втянула ртом воздух и, чуть не падая, качнулась в мою сторону. Оторвавшись от раздумий, я тут же двинулся навстречу женщине, чтобы подхватить её – но та мгновенно вернула себе контроль над ситуацией и чудом удержала равновесие.
Окинув тёмное помещение ошеломлённым взглядом, вдова прочистила горло кашлем так, словно не говорила уже целую вечность, и с выражением непонятной тревоги на лице промолвила:
– Плотина… – и тут же вступила в диалог с самой собой. – Какая плотина?.. При чём тут?.. Аки… Ами?.. Что это было? Юичи?..
«Аки» и «Ами»?.. Впервые я слышал, чтобы Ямато-старшая называла своих дочерей так… И это обращение ко мне… В нём было больше растерянности, чем раздражения или недовольства – впервые за время нашего знакомства.
Не дождавшись ответов – я даже не представлял, чем можно было отреагировать на слова женщины – Мэй просто с силой провела по лицу ладонью и, борясь с трясущимися коленями, двинулась ко второму пролёту исполинской лестницы.
Я поднимался за ней с тяжёлым сердцем – простое слово, произнесённое вдовой после пробуждения от транса, засело в моём сознании и не желало так просто покидать его. Вышагивая по крутым ступеням, я только и думал, что об упомянутой плотине – вспоминал мельком виденные карты местности, рассказы взрослых о бурной реке и опасных порогах… Перерыл все кладовые памяти – но так и не смог найти ни единой зацепки. Ничего, что намекало бы на существование какой-либо плотины на много километров окрест. Но… значило ли это, что галлюцинация Мэй – чем бы она ни была – не имела отношения к реальности?.. Признаться, мне очень хотелось в это верить – ведь с нас и так уже было достаточно догадок, и каждая новая как будто бы отдаляла меня от прежней, реальной и простой жизни. Казалось, ещё несколько часов этого кошмара – и я окончательно потеряю связь со своим прошлым. Со школой, с друзьями… с тем, во что можно было верить.
Мне было страшно. И становилось только страшнее с каждым новым шагом, с каждой ступенью устремляющейся в черноту лестницы.
Но, в отличие от срединной площадки, второй этаж возник именно тогда, когда его ждали больше всего… И в единый миг, просто переступив через последнюю ступень – мы вдруг оказались в совершенно ином месте и времени. Снаружи этого не было видно, но весь верхний блок особняка представлял собой старинный дом времён создания деревни – с чудом сохранившимися бумажными створами окон, с тончайшими скользящими перегородками-дверьми и пронзающим насквозь изыском древности.
Мы были заворожены. С первого же шага в небольшой зал, прилегающий к угловой секции коридора, я почувствовал себя путешественником во времени, забредшим в самый утончённый из периодов японской истории – и буквально влюбился в тот неброский колорит, коим дышало окружающее меня пространство. И если оставленный позади первый этаж напоминал классическое жильё начала восьмидесятых-девяностых годов, то этот уровень – против всякой логики – как будто бы существовал тут всегда…
Промедлив секунду-другую, Ямато-старшая принялась ходить из стороны в сторону, точно турист на музейной экспозиции: освещая обступающий нас мрак фонариком, она прошла вдоль стены по левую руку от себя, бережно коснулась выцветших узоров на бумаге, оплетающей бамбуковый каркас рамы; приникла к растрескавшейся вазе, некогда содержавшей небольшое ухоженное деревце; задержалась у выемки в стене, украшенной полотном неизвестного мастера – почти не истлевшим, в сравнении со всем убранством нижнего уровня.
– Почти как мы с вами сегодня, – негромко произнесла Мэй, указывая на картину, изображающую одинокого рыбака, стоящего по пояс в бурной воде. – Только он на такое решился сознательно…
– А почему он не ловит с берега?.. – поинтересовалась Акира, подходя ближе к картине. – Или с лодки?.. Так же очень холодно и трудно, наверное…
– Да уж, – Ямато-старшая кивнула. – Очень трудно… И, наверное, так у них тогда было принято… Это же рыбацкая деревня, и она тут была задолго до вашего рождения…
– И до рождения Юичи?
– Даже до моего, – вдова с тусклой улыбкой потрепала дочь по волосам.
Рыбацкая деревня, стоявшая на этих камнях долгое, долгое – не меньше сотни-другой лет – время. Место, отрезанное от остального мира. Самодостаточное, независимое, верное древним традициям… Что же могло здесь случиться? Что разом опустошило целое поселение, оставив лишь слабые следы человеческого присутствия?
– Странно, – хрипло произнесла Мэй, отшатываясь от стены.
С трудом сохраняя равновесие, она шагнула вбок и неуклюже осветила прилегающий к комнате коридор – тот выходил во внутренний двор, переходя в массивную полосу закрытого бамбуковыми створками балкона.
– Что странно?.. – тут же поинтересовалась Акира, бросая торопливые взгляды на изъеденные рваными пятнами бумажные квадраты, вздымающиеся от борта балкона до самого потолка.
– Нет, ничего. Показалось, – промолвила женщина, силясь сделать ещё один шаг, но ноги её дрожали всё сильнее, и близок был момент их полной капитуляции под весом пусть хрупкого, но отнюдь не пухового тела.
Не задумываясь о последствиях, я спокойным шагом приблизился к женщине и якобы невзначай – чтобы не беспокоить девочек – встал чуть впереди и слева от неё, подставляя плечо. Мэй, к моему огромному облегчению, отреагировала незамедлительно – осторожно ухватилась за мою руку чуть выше локтя, не желая демонстрировать полную меру своего бессилия, но и не отказываясь от помощи.
Такой странной процессией мы и двинулись дальше в поисках укрытия. По коридорам второго этажа свободно гулял ветер – незастеклённые окна и ставни оставляли ему знатный простор для манёвров – и в его навязчивом присутствии сам воздух начал казаться непривычно холодным и как будто бы даже живым.
Взяв на себя ведущую роль, я без тени сомнения свернул направо и повёл своих спутниц тем путём, что привёл нас к трапезному залу этажом ниже: расположение комнат в этом крыле было мне как минимум знакомо, и я представлял, чего следовало ожидать. Хотя бы приблизительно.
Луч тётиного фонаря гулял из стороны в сторону, заставляя меня переживать куда сильнее, чем в тесных клетушках первого этажа: то и дело выползающие из-за опор провалы балкона каждый раз пугали порывами ледяного ветра и неспокойным грохотом гуляющих ставен – тот доносился словно бы отовсюду разом и ниоткуда в частности – а ноющий скрип старинной конструкции заставлял вымерять шаги с ювелирной точностью. Казалось, стоило хотя бы на секунду отвлечься, ступить мимо верного участка – и весь массив этажа моментально рассыплется в пыль.
Я постарался не смотреть по сторонам и просто пошёл вперёд. Прямо по широкой деревянной ленте, отделяющей одну развилку от другой. Расстояние, время, усталость – я заставил себя забыть обо всём этом, надеясь, что решение всех проблем обнаружится само собой. И… Ответ на мои мольбы не заставил себя долго ждать.
Пройдя всю длину парковой зоны, мы, наконец, вышли к тёмному и пугающе простому перекрёстку. Тот был столь неказист и тёмен, что я уже готов был проклясть самого себя за выбор неверного маршрута, как вдруг почувствовал усиливающееся давление пальцев тёти Мэй.
– Я как будто бы узнаю это место, – с трудом произнесла женщина, противясь накатывающим вместе с головной болью воспоминаниям. – Как будто бы видела его… Там… На лестнице…
На лестнице?.. Или, может быть, с лестницы?.. Впрочем, смысла не имела ни одна из этих словестных конструкций!..
– Слева, – промолвила тётя без малейшей уверенности. – Они… пришли… слева?.. Те, кто попытался меня остановить… Меня?.. Или…
Вдова определённо бредила. И чем больше времени мы проводили вот так, на своих двоих – тем хуже становилось её состояние, тем быстрее уходили силы из миниатюрного тельца, и тем сложнее нам было сохранять иллюзию контроля над ситуацией. Нужно было действовать решительно – и я, восприняв растерянный тон Ямато-старшей за подсказку, решил последовать пути действующего лица галлюцинации: потянул Мэй за собой направо, в сторону от неведомых перехватчиков. К той самой зоне, где, уровнем ниже, должен был располагаться обеденный зал.
– Сюда… – тётя говорила уже полушёпотом, едва слышно. – Они не… Не решатся пойти следом… Не смогут… Им нельзя.
Я не успел даже сообразить, как и когда Акира оказалась рядом. Подхватив мать с противоположной стороны, поддержав её крохотным плечиком, девочка легко высвободила рукоять фонарика из обессилевших пальцев вдовы и бережно передала его мне.
Обмякая в наших с Акирой руках, Ямато Мэй успела просипеть лишь одно слово. То самое, что поставило меня в тупик несколько минут назад.
«Плотина!..»
Шумным комом из ног, голов и мелькающих ладоней мы преодолели последний отрезок пути и, почти случайно обнаружив полуприкрытый пластиной двери проём, ввалились в какое-то тесное, мрачное помещение без каких-либо украшений и видимых деталей. Единственным, что сразу бросилось в глаза, была истлевшая ширма с нечитаемым символом, превратившимся от старости в россыпь измазанных пятен. В иной раз я побрезговал бы даже подойти к этой распадающейся под собственным весом тряпке, но обстоятельства заставляли действовать решительно: чуть ослабив хватку на талии Мэй, я отступил вглубь комнаты и отодвинул кончиком фонаря полог ветхой ткани. И тут же обнаружил в каком-то метре за ним точно такую же преграду – чуть менее истрёпанную, но всё равно вызывающую лишь глубокую неприязнь. Картинка на этой – второй – ширме тоже казалась испорченной, но теперь на застывшем вне времени полотне можно было различить едва заметные следы человеческих трудов: герб Дома как будто бы измазали грязью, и кое-где он был затёрт до полной неузнаваемости.
Осторожно протащив тётю сквозь тяжёлые объятия старой ткани – отодвигать ширму я не решился, слишком велик был риск быть под ней погребённым – мы с Акирой без лишних слов прислонили вдову к стене и взяли минуту передышки.
Стараясь не отходить от семейства Ямато слишком далеко, я придвинулся ко второй занавеси и бережливо развёл её края в стороны. И… луч света, исходящий из моей ладони, упёрся в очередное препятствие из ткани. Третье по счёту и – по моим догадкам – едва ли последнее. Интересно, как далеко тянулась эта комната вдоль коридора, и для чего могла предназначаться?..
Я быстро вернулся к тёте Мэй и вновь взял её под руку. Акеми если и начала понимать, что мама её близка к обмороку – то не подавала вида, и мы с Акирой смогли продолжить путь без лишних проблем. Молча миновали вторую ширму. Третью. Подошли к четвёртой – самой целой из всех – и только тогда Ямато-старшая вновь принялась бормотать что-то в полубессознательном бреду.
– Всё будет хорошо, – зачем-то произнёс я, глядя в одну точку перед собой. – Мы в безопасности… Тут нас никто не найдёт. Мы просто дождёмся утра и…
– А что, н-нас к-кто-то может искать?! – Акеми подала голос впервые за последние часы, и я моментально почувствовал ту пропасть, что лежала меж нею и её сестрой. – Ю… Юичи… Это правда?..
– Он просто для примера сказал! – шикнула на близнеца Акира. – Но если будешь так каждой глупости бояться – то непременно кто-нибудь придёт и съест тебя! Так что будь уже взрослой, как мы с Юичи. Хорошо?..
Акеми не ответила. Я очень надеялся, что она просто кивнула сдавившей нас темноте, но вперёд двинулся с тяжёлым грузом на сердце. Последняя ширма… Её от предыдущей, казалось, разделяло несколько большее расстояние, и пол в этой части помещения казался каким-то другим, чуть более ухоженным что ли.
Не дав мне собраться с мыслями, Акира маленькой лисичкой юркнула вперёд и с силой оттолкнула свешенные с гардин тканевые крылья в стороны, открыв нашему взору то, что некогда являлось приёмными покоями главы этого Дома – невысокий постамент, спрятанный за тонкой бамбуковой занавеской и окружённый множеством круглобоких металлических ваз. Небольшое – как могло показаться сначала – пространство как будто бы расступалось перед этим величественным деревянным возвышением, и стены по сторонам от меня вдруг потеряли свою удушающую навязчивость.
Я не знал, каким целям служили эти палаты – принимал ли в них глава Дома нуждающихся, или же просто коротал вечера в тумане расслабляющих благовоний – но выглядели они достаточно неплохо. Для части дома, уже почти уступившего влиянию стихий и времени.
Наверное, здесь даже можно было остановиться для ночлега.
Акира, вновь продемонстрировав завидную находчивость, метнулась по направлению светового конуса и в мгновение ока осмотрела скрытый от взглядов закуток с постаментом. Силуэт девочки, мгновение назад дублирующийся страшной тенью на деревянном полотнище занавеси, неведомо как оказался по обратную сторону от последней и замелькал там, точно герой из детских мультфильмов.
Стараясь обеспечить находчивой спутнице наилучшее освещение, я обошёл святая святых особняка со стороны – но в этом как будто бы уже не было необходимости: выскользнув из-под бамбукового экрана, призванного скрывать лицо главы Дома от посторонних, Акира оказалась рядом со мной и матерью. Всем своим видом девочка давала понять, что лучшего места для привала нам не найти, однако слова прочно застряли в груди ребёнка, стиснутые страхом, и тут уж не мне было её судить.
Освещая дорогу, я попытался протолкнуть занавесь внутрь закрытых покоев – но моментально натолкнулся на преграду из двух деревянных колонн, возвышающихся по сторонам от постамента – и потому был вынужден оттянуть преграду на себя, чтобы открыть девочкам больше пространства для манёвров. Безмолвно скооперировавшись, те помогали Ямато-старшей взобраться на хозяйское возвышение – достаточно широкое, чтобы вместить всех нас – и всё, наверное, прошло бы очень легко быстро, не окажись Акеми самой собой. Совершая массу ненужных движений, постоянно оглядываясь по сторонам и бросая в мою сторону полные ужаса взгляда, она не только не помогала сестре, но порой даже мешала ей, оттягивая руку матери назад или теряя равновесие на ровном месте.
Моя рука уже начинала затекать, когда девочки всё-таки справились со своей задачей. Уложив Мэй по центру постамента, они уселись по обеим сторонам от неё и как по команде вцепились в рукава её куртки своими крохотными пальчиками.
О проекте
О подписке