Часть I. Он.

Глава 1. Ты это я.

Вечер еще только начинался, а Тофель уже был пьян до такой степени, что еле-еле ворочал языком и, судя по всему, останавливаться на достигнутом не собирался. Словно в подтверждение этого он упорно сжимал в руке рюмку водки и все время жестикулировал, отчего его рубашка, галстук и брюки очень скоро покрылись мокрыми пятнами.

Вообще-то разговор с этим наклюкавшимся гражданином мне не доставлял совершенно никакого удовольствия, но виновником вечера был я и в соответствии с правилами и приличиями обижать гостя никак не мог.

О существовании традиции под названием «проставляться за новое место работы» я узнал совсем недавно, когда после достаточно продолжительной стажировки и экзамена получил удостоверение адвоката.

Вот и пришлось в срочном порядке заказывать в кафешке стол на двадцать персон, организовывать эту самую закрытую корпоративную вечеринку и приглашать на нее всех моих новых коллег из юридической конторы, в которой я теперь имел честь вести адвокатскую практику.

Из динамиков проигрывателя какой-то дерзкий парень читал свой новомодный, звучавший теперь практически из каждого утюга хит «Черный бумер», от которого голова моя уже просто-таки трещала и раскалывалась на части.

– Ну так что? – охрипшим голосом снова спросил Тофель, – я все еще жду ответа. Ты мне так и не рассказал, какого черта тебя занесло в адвокаты?

В полной растерянности я оглянулся по сторонам, и мой собеседник, видимо решив, что я собираюсь улизнуть, тут же цепко схватил меня за рукав.

– Я очень внимательно слушаю, – промычал он пристально глядя в глаза, после чего засопел как бык на красную тряпку и даже предупредительно поводил перед моим носом указательным пальцем.

После такой манипуляции в рюмке Тофеля снова случился шторм, и водка в очередной раз начала плескаться в разные стороны.

Надо сказать, что за время стажировки я почувствовал от этого человека по отношению к себе какую-то откровенную недоброжелательность. Так, к примеру, он мог зайти в кабинет и, поручкавшись со всеми присутствующими, вроде как по рассеянности проигнорировать меня своим приветствием. Еще Тофель мог запросто вклиниться в беседу и, оборвав меня на полуслове, перевести разговор на совершенно другую тему. Мог он и достаточно жестко потребовать освободить телефонную линию, так как ему, видите ли, срочно нужно куда-то звонить.

Конечно, если бы я пожаловался, рассказал кому-нибудь обо всех этих случаях, на меня сразу же замахали бы руками и сказали, что я мнителен, что все это мне только кажется и вообще Олег Николаевич отличный мужик, но факты были упрямы в своем желании заставить меня задуматься над вопросом – в чем же моя вина, и в итоге по окончании стажировки я сделал неутешительный вывод: в адвокатской среде тоже есть самая банальная дедовщина.

Не сказать, что этот вывод меня очень сильно опечалил, но и радоваться жизни в полной мере при таких обстоятельствах было как-то не с руки. Я очень долго пытался понять причину такого отношения ко мне.

При этом напрашиваться в друзья к Тофелю я вовсе не собирался, но, как мне подсказывал мой внутренний голос, безвозвратно рвать всякие отношения с этим снобом вроде как тоже не следовало – все-таки коллега.

Было и еще одно обстоятельство, заставлявшее меня вести себя тише воды ниже травы: по злой иронии судьбы, за неимением свободных мест на первых порах меня (естественно, временно, как это всегда и бывает) определили в кабинет Олега Николаевича.

Именно поэтому Тофель в числе прочих был приглашен мною в кафе и, что меня крайне удивило, на приглашение откликнулся. Хотя, как мне кажется, он согласился прийти на вечер только из-за того, что собралась веселая компания, а вовсе не из желания искренне порадоваться за нового человека, влившегося в коллектив.

В глубине души прекрасно понимая, что разговор с пьяным трезвому человеку категорически противопоказан, я, хотя я и немного дерзко, все-таки ответил на поставленный ребром вопрос:

– Какого черта меня занесло в адвокатуру? С этим выбором я определился еще на первом курсе университета. Всегда мечтал работать на этом поприще.

– Отстой! – сквасил кислую физиономию Тофель. – Ты еще, как говорится, пороха не нюхал, а уже говоришь про какую-то там ме-е-ечту.

Последнее слово он проблеял, видимо, специально для того, чтобы в полной мере выразить свое отрицательное отношение ко всему мною сказанному.

– Вот представь: один человек убил другого, и ты защищаешь этого душегуба; как думаешь, будут в такой ситуации родственники убитого с тобой, с защитником убийцы, любезничать?

– Думаю, нет, – ответил я. – Но если посмотреть на это вопрос шире, то и родственники человека, невиновно обвиняемого в совершении преступления, тоже не станут расшаркиваться перед следователем или прокурором.

Тофель на это как-то нехорошо улыбнулся и, пристально глядя мне в глаза, спросил:

– А вот, не дай бог, случится с тобой какое несчастье, куда ты побежишь за помощью? К адвокату или все-таки к следователю?

Спросив это, Тофель резко опрокинул рюмку с остатками водки в рот, после чего втянул ноздрями воздух и сверху вниз как индюк на жука презрительно посмотрел на меня.

– Естественно, ты побежишь в милицию, – не став дожидаться моего ответа, тут же сказал он. – Вот и делай теперь вывод, кто обществу нужнее: адвокат или следователь. Один преступников ищет, другой палки в колеса правосудию вставляет и всячески следствию мешает. Вот тебе и вся правда жизни!

– Странное у вас отношение к своей профессии, – заметил я.

Тофель достаточно холодно посмотрел на меня и хотел было что-то сказать, но в этот момент рядом с ним возникла Римма Иосифовна и, обращаясь ко мне, сладким голосом запела:

– Николай Альбертович, какой же вы молодец! Организовали такой чудесный вечер! Все-таки за постоянной работой мы очень редко стали собираться вместе таким вот неформальным образом. По этому поводу у меня появился тост. Приглашаю всех за стол.

Тофель после этих слов с удивлением уставился в свою пустую рюмку и, с трудом отделившись от стены, решительно направился к столу.

А Римма Иосифовна тут же схватила меня за руку и зашептала:

– Николай, надо срочно вызвать такси и отправить Олега Николаевича домой, иначе он скоро окончательно наклюкается, а потом хоть вешайся – совсем невменяемым станет, начнет ко всем вязаться с разными противными разговорами и, не дай бог, еще и драться вздумает. От него всего чего хочешь можно ожидать. Абсолютно непредсказуемый человек!

После того как все расселись по своим местам и застолье продолжилось, Риммой Иосифовной был провозглашен новый, чрезвычайно длинный и скучный (адвокаты тосты говорить, как оказалось, очень даже любили) тост за мои будущие успехи на адвокатском поприще, а потом добрые тетушки как-то так все очень ловко организовали и устроили, что Тофель уже через полчаса после возвращения за стол стоял возле дверей кафе одетый и вяло прощался с оставшимися.

В соответствии с нормами и приличиями я (хотя и не очень-то желал этого) тут же вызвался проводить хмельного гостя до проезжей части, чтобы усадить его в какой-нибудь попутный транспорт, для чего накинул пальто и вышел за дверь.

Когда мы с Олегом Николаевичем оказались на улице, я хотел было уже кинуться к стоявшему на обочине автомобилю с черными шашечками на боку, но Тофель цепко схватил меня за рукав, остановил и сказал:

– Такси не надо. Я живу здесь недалеко. Пятнадцать минут ходьбы. Давай прогуляемся, подышим свежим воздухом.

Ожидая продолжения уже порядком наскучившего мне разговора о вреде и пользе (нет, скорее вреде) адвокатской деятельности, я с тоской (будто прощаясь и видя кафе в последний раз) посмотрел в сторону покинутого мною заведения и, засунув руки в карманы, поплелся по тротуару за наклюкавшимся коллегой.

Мы прошли до поворота, пересекли проезжую часть, завернули в какой-то огороженный бетонным забором довольно-таки грязный, дико заросший кустами и деревьями и оттого унылый и темный парк, и направились по одной из дорожек в сторону видневшихся вдали кирпичных многоэтажек.

– Ты куда-то спешишь? – немного отстав, спросил Тофель.

– Да нет, – обернувшись, ответил я и остановился.

Олег Николаевич подошел ближе, огляделся и плюхнулся на расположенную неподалеку скамейку. Я вздохнул, с тоской посмотрел на часы и сел рядом.

– Люблю позднюю очень, – сказал Тофель. – Голые деревья, туман и холод. Во всем этом есть какой-то жуткий нуар, умиротворение и в то же время предельное откровение. Такое ощущение, что ты уже помер и теперь вроде как со стороны наблюдаешь за тем, что стало после тебя.

Слово «нуар» я слышал впервые и хотел было уже спросить, что оно означает, но не стал этого делать. Вообще был не намерен общаться с пьяным, а желал только одного – побыстрее вернуться обратно.

При этом я заметил, что Олег Николаевич на свежем воздухе немного протрезвел. Во всяком случае, взгляд его перестал быть осоловело мутным и приобрел какое-то похмельно-лирическое выражение.

– Обиделся на меня? – вдруг спросил Тофель.

– О чем это вы? – прикинулся я дурачком, будто не понял вопроса.

Было холодно и на стылом воздухе меня пробил озноб.

– Ладно, забудь обо всем. Жизнь слишком короткая штука, чтобы тратить ее на выяснение отношений. – Олег Николаевич вздохнул и продолжил: – Я, в свою очередь, охотно признаю, что с самого начала относился к тебе несколько предвзято.

Я промолчал, всем своим видом показывая, что все это меня не касается, поскольку слишком хорошо знаю копеечную цену любого похмельного признания. Но в следующее мгновение я начисто лишился речи, так как Тофель взял мою руку, поднес к своим губам и попытался согреть дыханием.

– У тебя пальцы совсем ледяные, – сказал он и при этом так странно посмотрел мне в глаза, что меня сразу же будто огнем обожгло и оглушило громом.

Конечно, во всей этой ситуации в общем-то если разобраться не было ничего криминального, но я все-таки поспешил отдернуть руку, вскочил со скамейки и огляделся по сторонам – не заметил ли кто все это.

Из стылого холода меня бросило в жар, уши мои пылали пунцовым огнем, дыхание сбилось и участилось, мне катастрофически не хватало воздуха.

– Пойдемте. Вас, наверное, дома ждут, – сказал я, и спрятал руки поглубже в карманы.

– Никто меня не ждет, – ответил Тофель и усмехнулся, после чего медленно поднялся и поплелся следом за мной.

На душе у меня было просто на редкость погано.

– Я вот время от времени думаю: зачем я пришел в этот мир? – вроде как разговаривая с самим собой, принялся вслух размышлять Тофель. – Какую пользу всевышний хотел извлечь из моего появления на этом свете? Может, он хотел, чтобы я наклепал детей и продолжил род человеческий? Но это же полный абсурд! Семья и брак мне абсолютно противны и противопоказаны. Может быть, он хотел, чтобы я стал великим ученым и спас планету от какой-нибудь там беды или чумы? – Тофель снова усмехнулся. – Но это же тоже чушь собачья. Я не настолько люблю человечество, чтобы совершать ради него подвиги.

Зачем он мне все это рассказывал, я так и не понял и, не оглядываясь, шагал впереди, мечтая только об одном – чтобы этот дурацкий парк как можно скорее закончился.

– Знаешь, я когда-то был такой же, как ты, верил в свое предназначение, думал, что горы могу свернуть. Только, в отличие от тебя, пятнадцать лет назад пришел не в адвокатуру, а в следователи.

Я сразу догадался, о чем он хотел завести со мной речь. Эту историю в последнее время я просто уже выучил наизусть. Мои новые коллеги нашептывали про Тофеля, что он следователь, что называется, от бога, только вот в один прекрасный день вся его блестящая карьера полетела к чертям собачьи из-за каких-то там процессуальных нарушений и служебных злоупотреблений. Говорили даже, что Тофель едва не предстал перед судом, – ему всерьез даже грозила отправка в места не столь отдаленные, но вышестоящее руководство в тот момент сжалилось и решило ограничиться банальным увольнением, как-то там все очень ловко замяв и прекратив дело. В итоге, после своего нелицеприятного ухода и последующего полугодичного пребывания в состоянии наидичайшего запоя Тофелю пришлось круто менять судьбу и подаваться в так нелюбимые им адвокаты.

– В общем, сначала ты пашешь как проклятый, строишь какие-то планы, на что-то надеешься, а потом к тебе приходит его величество господин Злосчастный Случай, и кирдыкс всем твоим мечтам.

Сказав это, Олег Николаевич остановился и закурил.

Мне тоже пришлось остановиться, размышляя над глобальным вопросом: «Выберусь я когда-нибудь, наконец, из этого проклятого парка или нет?»

Я посмотрел на часы и тяжело вздохнул.

– По большому счету мне плевать на случай. К неудачникам я себя никогда не причислял, – сказал Тофель. – После увольнения из следственных органов я устроился даже лучше, во всяком случае материально.

Я снова с нетерпением посмотрел на часы.

– Знаешь, по большому счету все люди заложники обстоятельств, – продолжил Олег Николаевич. – Все мы вынуждены действовать так, как того требует от нас судьба, но в отличие от всех остальных я хочу жить по-другому. Я не хочу быть марионеткой в руках высших сил, а сам хочу руководить. В жизни мне нравится только эта роль.

«Хорошо говорит! Прямо-таки оратор какой-то! – подумал я и сжал зубы от злости. – Заложники обстоятельств! Прямо как про меня сказал. Хотел бы я сейчас быть выше всяких там обстоятельств… Когда же мы, наконец, выберемся из этого парка!»

– Я никогда не скрывал, что пришел в адвокатуру вынужденно, – сказал Тофель и снова остановился. – Просто после увольнения мне деваться было некуда. Конечно, может кому-то работа адвоката нравится, но только не мне.

Я никак не отреагировал на это выпад явно в мою сторону, а также на все эти пьяные душевные излияния, а пошел вперед, целенаправленно двигаясь к просвету между деревьями – именно там заканчивался парк.

– Конечно, работать адвокатом с финансовой стороны гораздо лучше, чем жить на жалованье следователя, но от профессии защитника у меня нет совершенно никакого морального удовлетворения.

Надо сказать, эти слова показались мне грубой фальшью. Олег Николаевич явно знал, куда тратить свои нехилые гонорары: его неимоверно дорогущий бумер, по слухам, был изготовлен на заводе по индивидуальному заказу, в гардероб состоял из одежды лучших брендов, а еще он душился каким-то эксклюзивным, редким парфюмом и, видимо, даже стрижки делал далеко не в рядовом салоне – его и без того светлые волосы украшало едва заметное тонирование. Часы у него тоже были очень даже не простые.

Я бы, честно говоря, на это все по незнанию даже и не обратил никакого внимания, (ну часы, да часы, мало ли таких на свете) если бы об этом в конторе постоянно не заводили разговоры всезнающие тетушки.

– Знаешь, в последний год службы в следствии я сделал один неутешительный вывод, – сказал он. – Я понял, что преступники сейчас изменились. Ловить их стало не в пример тяжелее. Это тебе уже не лихие девяностые. Это нулевые! Понимаешь?! Нулевые! Новое время, новые обороты. И вроде бы все время появляются новые приемы сбора доказательств, с каждым годом совершенствуются методики расследования преступлений, но и бандиты не сидят на месте, становятся более изворотливыми. Так что незаконные методы расследования преступлений я в общем-то вполне поддерживаю и нисколько не осуждаю…

Я снова ничего не ответил и только равнодушно пожал плечами.

Проводив наконец коллегу до двери его подъезда и сухо попрощавшись, я бодрым шагом направился через парк в обратную сторону.

Я шел достаточно быстро вовсе не оттого, что мечтал поскорее очутиться в кафе и продолжить отмечать с коллегами событие, просто мне нужно было еще рассчитаться за вечер – в кармане у меня лежала тугая пачка денег. Всякие безналичные (как это уже вполне водится за границей) расчеты в наши продвинутые нулевые к нам еще не добрались и поэтому наличка все еще существенно отягощала карманы наших сограждан.

Я решил срезать путь и пошел не по изогнутой дугой асфальтированной дорожке, а напрямик – вдоль бетонного забора и разросшихся кустов.

О чем я тогда только думал? Конечно же, о странном поведении Тофеля. Я даже и представить себе не мог, что зрелый мужик будет вести себя подобным образом – пускать слюни и ныть о своей жалкой судьбе. Тофель в этот момент был так не похож на того высокомерного сноба, каким он поначалу показался мне в консультации.

Стремительно шагая по жухлой траве и с раздражением обрывая верхушки сухостоев, я судорожно размышлял над сегодняшними, приключившимися со мной событиями и, может, именно поэтому не сразу обратил внимание на шедшего мне навстречу по тропинке вдоль бетонного забора человека в очках. Особенным в нем было даже не то, что в сравнении со мной он был ростом мал и при этом имел непропорционально длинные, похожие на молоты руки, и даже не то, что одет он был плохо; первым делом я обратил внимание на то, что незнакомец как-то странно и в то же время очень пристально приглядывался ко мне, как будто прежде меня когда-то знал.

Метров за сто человек остановился, воровато огляделся по сторонам и, поднеся руки к лицу, немного наклонился вперед, словно намеревался закурить.

Все еще пребывая в состоянии агрессивной злобы, я ускорил шаг, рассчитывая проскочить за спиной у незнакомца, но в следующий момент произошло то, о чем я даже и предположить не мог: незнакомец резко развернулся, слегка присел и обхватил меня так, что мои руки оказались прижатыми к бокам, словно стиснуты обручем. Совершенно не понимая, что происходит, я сперва даже и не подумал вырываться, а просто замер, всматриваясь в лицо незнакомца. Такую выходку, по идее, мог учинить только какой-нибудь старый приятель, которого я не признал, но, приглядевшись получше, я окончательно понял, что никогда прежде не видел этого человека.

– Ничего себе наглость! – только и сумел выдохнуть я.

В этот момент у меня появилась недобрая мысль заехать незнакомцу кулаком в глаз, и я даже уже собрался с силами, напрягся всем телом, чтобы вырваться из плена, но в очередной раз оказался обескуражен странным поведением незнакомца – я почувствовал, что он мелко дрожит.

«Болеет, – решил я, – а может быть, просто трусит»?

Спрашивается: стоит ли ругаться на того, кто в данный момент боится тебя?

– Сейчас, сейчас, – словно в ответ на мои мысли сказал странный человек.

Я не стал вырываться, надеясь, что прохожий попросту обознался и сейчас отпустит меня, но вместо этого он еще больше поднял меня над землей, отчего его очки в допотопной массивной оправе тут же скатились с носа и упали куда-то под ноги. Человек этот виновато посмотрел на меня близорукими глазами и виновато улыбнулся.

От его улыбки меня покоробило, и при всем этом я совершенно точно решил, что повстречавшийся на моем пути небритый, невзрачный и ко всему прочему испуганный гражданин никак не может мне сделать что-то плохое.

– Что вам от меня нужно? – спросил я.

Вместо ответа незнакомец снова натянуто улыбнулся и, прищурившись, посмотрел мне в глаза.

Вдруг я почувствовал на спине, где-то в области левой лопатки, довольно-таки болючий укол. А потом дикий страх медленной волной накатил на меня и накрыл с головой так, что даже дыхание перехватило. Мне померещилось, будто я упал в темную талую воду и ко мне тут же кинулись, мелькая хвостами, русалки с голубоватой от холода кожей и стали дергать меня за жилы и вытягивать таким образом жизнь и тепло.

Я не понимал, сколько времени все это длилось, может сущие мгновения, может куда много больше.

Когда это ощущение прошло и я вернулся из темного омута в реальный мир, то первым делом ощутил испарину на лбу. И это в холодный-то осенний вечер, когда немеют пальцы и пар идет изо рта?!

В следующую минуту я напрягся, готовясь прекратить весь этот нелепый балаган, и с силой дернул руками, но, видимо, от напряжения не рассчитал и, не удержавшись на месте, покачнулся, сделал пару шагов назад, обо что-то запнулся и грохнулся навзничь в сухую траву. В полной мере ощутив всю прелесть падения, я с некоторой радостью для себя все же отметил: «Наконец-то он от меня отцепился».