Нил Платонович Кручинин не принадлежал к числу людей, которые легко поддаются настроениям. Но невнимание, проявленное Грачиком, все же привело его в состояние нервозности, которую он и пытался сейчас подавить, прогуливаясь по платформе Курского вокзала. Не слишком-то приятно: молодой человек, воспитанию которого ты отдал столько сил и представлявшийся тебе ни больше, ни меньше как продолжением в будущее собственного кручининского «я», не приехал ни вчера вечером, чтобы посумерничать в последний день перед расставанием, ни сегодня утром! «Уехал за город» – этот ответ работницы не удовлетворил Кручинина. Разумеется, дача в июне – это законно, но Грачик мог бы посидеть и в городе, зная, что предстоит отъезд старого друга и немного больше, чем просто учителя.
Кручинин прохаживался вдоль поезда, стараясь не глядеть на вокзальные часы. Но часы словно сами становились на его пути: то и дело их стрелки оказывались перед глазами. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут, когда Кручинин решил войти в вагон.
Именно тут-то запыхавшийся Грачик и схватил его за рукав:
– Нил Платонович, дорогой, пробовал звонить вам с аэродрома – уже не застал. Боялся, не поспею и сюда.
– С аэродрома? – переспросил Кручинин.
– Вчера, едва я вам позвонил, – вызывают. – Грачик отер вспотевший лоб и отвел Кручинина в сторону. – На аэродроме происшествие: самолет из Риги, посадка, одну пассажирку не могут разбудить. Тяжелое отравление. Летела из Риги. Никаких документов, и ее никто не встречает.
– Смерть? – заинтересовался Кручинин.
– Слабые признаки жизни…
– Позволь, позволь, – перебил Кручинин. – В бортовой ведомости имеются же имена всех пассажиров.
– Разумеется, запись: Зита Дробнис. Пока врачи делают промывание желудка, успеваю навести справку в Риге: Зита Дробнис не прописана. Заказываю справку по районам Латвии. Но тут под подкладкой жакетика обнаруживаю провалившийся в дырявый карман обрывок телеграммы из Сочи. «Крепко целуем встречаем Адлере». Подпись «Люка», И еще…
– Телеграмма Зите Дробнис? – спросил Кручинин.
– В том-то и дело, что адреса нет – верхняя часть бланка оторвана. Но это неважно. Прошу сочинцев дать справку по служебным отметкам: номер и прочее. Узнаю: обратный адрес найден на бланке отправления в Сочи. Уточняем: отправительница – дочь известного ленинградского писателя отдыхает в Сочи и действительно ждет гостью из Риги. Но ожидаемую гостью зовут вовсе не Зита Дробнис, а Ванда Твардовская. Повторяю запрос в Ригу. Твардовская там оказывается. Даже две: мать и дочь. Дочь по показанию соседей сутки как исчезла. Мать в тот же день уехала, не сказав куда. Предлагаю организовать розыск. Ясно, что имею дело с отравлением Ванды Твардовской – дочери. Фальсификация имени в бортовой записи наводит на подозрение. Заключение лаборатории НТО – яд, у нас мало известный: «Сульфат таллия».
– Да, да, – живо подхватил Кручинин: – сульфат таллия очень устойчив в организме. Эксгумация через четыре года позволяет установить его присутствие в тканях трупа. Яд без цвета, запаха, вкуса, не окрашивает пищу. Продолжительность действия определяется дозой: от суток до месяца. Сульфат таллия был довольно распространен за границей в качестве средства борьбы с грызунами. Поэтому там его легко было достать. У нас не применялся. Отсюда – первый вывод: яд может быть иностранного происхождения.
– Но в Риге он мог сохраниться со времен буржуазной республики, – возразил Грачик.
– Ты прав, – согласился Кручинин. – Возможно… Дальше?.. Остается девять минут до отхода поезда. Нужно решать: брать мои вещи из вагона?
– Зачем? – насторожился Грачик. – Вам необходимо ехать. Я справлюсь. Но позвольте сначала…
– Нахал ты, Грач! – добродушно воскликнул повеселевший уже Кручинин. – Откуда столько самоуверенности?.. Однако к делу! Симптомы отравления сульфатом таллия: боль в горле, покалывание в ступнях и в кистях рук; расстройство желудка, выпадение волос. Впрочем, это уже на затяжных стадиях. Совпадает?
– Что тут можно сказать: ведь отравленная – без сознания.
– Да, черт возьми! Ее не спросишь, – разочарованно сказал Кручинин. – Исход может оказаться и смертельным. – И вдруг спохватился: – Эта телеграмма из Сочи – единственное, что при ней было?
– Нет…
– Так что же ты молчишь?..
– Вы же сами не даете мне договорить… В самолете оказалась вторая отравленная – соседка Твардовской по кабине. Москвичка. Ее состояние много легче. Показала: Твардовская угостила ее, свою случайную спутницу (они познакомились уже в самолете), частью своего бутерброда и дала отпить чая, который был у нее в термосе. Бутерброд, по-видимому, съеден весь, а в термосе осталось несколько капель чая. В них нашелся яд.
– Ну что же, – проговорил Кручинин. – Яд в термосе, который был залит дома или в каком-нибудь буфете. Скорее всего, в ресторане рижского аэропорта. Держись за эту ниточку. Она куда-нибудь да приведет. – Он покрутил между пальцами кончик бородки. – Но странная идея для самоубийцы: прихватить на тот свет случайную попутчицу… Или Ванда – убийца соседки, а сама глотнула яд случайно, а?
– Исключено, – уверенно возразил Грачик. – Они не только не были знакомы, но никогда в жизни не встречались.
– Положим, это еще не доказательство!.. Однако действительно трудно допустить: дать жертве немножко яда, а самой выпить целый термос… Интересно: дело о самоубийстве девицы, желающей умереть в компании. Стоит мне застрять тут, а?.. Старость-то, брат, – не радость: начинаю чувствовать, что и у меня есть скелет и положенные ему по штату суставы.
– Поезжайте на здоровье, – настойчиво повторил Грачик. Ему не хотелось, чтобы Кручинин остался. – Лечитесь, отдыхайте.
– Небось, разберешься?! – с оттенком некоторой иронии проговорил Кручинин. – Ах, Грач, Грач! – Кручинин понял, что его молодому другу хочется провести дело без помощи, и покачал головой. – Только не забудь: за такого рода делом может оказаться и рука тех, оттуда. Но… – Кручинин предостерегающе поднял палец, – не нужно и предвзятости.
– Не посрамим вашей школы, учитель джан! – весело отозвался Грачик.
– Нравится тебе или нет, а, видно, придется отправиться в Прибалтику раньше намеченного отпуска.
– Не беда, там и останусь отдыхать. Побольше покупаюсь в ожидании вашего приезда, – и, заглядывая в глаза Кручинину, просительно: – А вашу «Победу» можно взять? Когда приедете с юга, покатаемся по Прибалтике, как задумали.
– Ежели дело тебя не задержит.
– Этого не случится, – беспечно отозвался Грачик, – хотя порой затяжные дела вырастают на пустом месте. Произошло ограбление или даже убийство, – кажется, просто: нашли нарушителя, изобличили, осудили – и дело с концом. А глядишь, дело-то еще только началось – и растет, растет, как лавина. Даже страшно подчас становится.
– А ты не бойся, Грач, – добродушно усмехнулся Кручинин, – лавина опасная штука, слов нет, но… не так страшен черт…
– Это конечно… – живо согласился Грачик. – Вот, знаете, у нас в горах, в Армении, так бывает: начинается пустяковый обвал. Ну, просто так, ком снега, честное слово! Катится с горы, катится и, глядишь, – уже не ком, а целая гора. Честное слово, дорогой, настоящая гора летит. Так и кажется: еще несколько минут, и – конец всему, что есть внизу, у подножия гор. Будь то стада – не станет стад; селение – не будет селения. Лавина!.. Само слово-то какое: лавина! Будь внизу город – сплющит, раздавит! Просто – конец мира!.. Но вот стоит на пути лавины скала – так, обыкновенная скала, даже не очень большая. А глядишь, дошла до нее лавина, ударилась, задержалась, словно задумалась, и… рассыпалась. Только туман вокруг поднялся такой, что света Божьего не видать. Тоже вроде светопреставления… Что вы смеетесь? Честное слово! А прошло несколько минут, и смотрите: ни лавины, ни тумана – только на долину снег посыпался и растаял на солнце. Вроде росы. Люди радуются, стада радуются, цветут селения под горой…
Кручинин положил руку на плечо друга.
– Это ты мне притчу, что ли, рассказываешь?
– Правильно вы сказали, дорогой, у меня вроде притчи получилось: ком снега – это они. Катятся с грохотом, с шумом – конец мира. А вот стоит на их пути скала…
– Скала – это ты, что ли?
– Все мы, а я – маленький камешек.
– Не шибко видный из себя? – подмигнув, спросил Кручинин.
Грачик потрогал пальцем свои щегольски подстриженные черные усики и рассмеялся.
– Я только говорю: грохот, шум, страху – на весь мир. А один, только один крепкий камень на пути и – туман!..
– Надеюсь, – со смехом подхватил Кручинин, – в июне лавин не бывает, а?
– Конечно… июньское солнце на Кавказе – ого!.. Неудачное время для отдыха выбрали.
– Лучше солнце в июне, чем толпы курортников в августе.
– Вы становитесь нелюдимым?
– Пока нет, но в дороге и на курорте предпочитаю малолюдство. Особенно перед тем, что мне, кажется, предстоит…
Грачик навострил было уши, но Кручинин умолк не договорив. Он так и не сказал молодому другу о том, что получил предложение вернуться на службу. Назначение в следственный отдел союзной прокуратуры манило его интересной работой, но хотелось сначала отдохнуть и набраться сил. Грачику он сказал с самым незначительным видом:
– Однако пора прощаться, вон паровоз дал свисток.
Они крепко расцеловались, и Кручинин на ходу вскочил на подножку вагона.
Грачик глядел на милое лицо друга, в его добрые голубые глаза, на сильно поседевшую уже бородку над небрежно повязанным галстуком и на тонкую руку с такими длинными-длинными нервными пальцами, дружески махавшую ему на прощанье.
Кажется, в первый раз с начала их дружбы они ехали в разные стороны.
Грачик зашагал прочь от грохотавших мимо него вагонов.
Сегодня и ему предстояло покинуть Москву. Но путь его самолета лежал на север, в Ригу, по следам Ванды Твардовской, по следам нескольких капель чая, содержащих признаки сульфата таллия…
…И ВОТ
ЧТО
ВЫШЛО
из этой поездки
ПРОКУРАТУРА
НАРОДНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ
Латвийской ССР
ДЕЛО № 13/C
По обвинению
Диверсионной группы
«ДТ 1»
по ст. 586, 588, 599 и 136 Уголовного кодекса
НАЧАТО 20 мая 1955 г.
ЗАКОНЧЕНО 18 ноября 1955 г.
Том № 1 – 12
НА 2842 листах
Несмотря на обычную дождливость июня в этих краях, на этот раз погода была на стороне гуляющих. Лодки одна за другой отваливали от освещенного берега маленького заводского сада. Стоило гребцам сделать несколько ударов веслами – и суда исчезали в темноте. Они без шума скользили по черной, гладкой до маслянистости поверхности Лиелупе. Лодка удалялась от берега, и на ней возникала песня. Молодые голоса славили лето, славили народный праздник Лиго, прошедший до социализма от языческих времен, сквозь тысячелетия христианства, сквозь века неметчины, – праздник, ставший просто радостным зрелищем, с цветами, с песнями, с прогулками по реке и с прыжками через костры. Цветы и огонь были приметами этой ночи. Цветы, огонь и песни.
Из полосы света, отбрасываемой яркими электрическими шарами с пристани, ускользнула и лодка, в которой, среди других, были Эджин Круминьш и Карлис Силс, недавно появившиеся среди заводской молодежи. Оба сидели на веслах. Но когда лодка удалилась от берега, Круминьш положил весла и повернулся к Мартыну Залиню. Залинь был парень огромного роста и, что называется, косая сажень в плечах. Его маленькая голова, остриженная бобриком, казалась еще меньше на этом большом тяжелом теле, занимавшем всю лавку на корме между девушками.
– Передай мне аккордеон, – сказал Круминьш Мартыну.
Получив инструмент, он заиграл. Одна из девушек запела:
Циткарт, циткарт,
Ка яуна бию,
Зедню, на розе,
Ка магониня;
Стайгаю пуоигиус, бракведама,
Ка лацитс аузиняс брауцидамс…[1]
Но другая девушка остановила ее:
– Перестань, Луиза!.. Что ты затянула какую-то древность, будто действительно стала старушкой… Если уж вспоминать старинные песни… Эджин, сыграй так, – и, пристукивая ногой, подсказала Круминьшу несколько незамысловатых тактов. Тот растянул свой аккордеон. Девушка весело запела:
Она со смехом оборвала пение и крикнула:
– Пусть-ка Эджин и Карлис споют что-нибудь из того, что пели там, у себя!.. – На словах «у себя» она сделала особенное ударение.
– Послушай, Ирма, – возмутилась Луиза, – почему ты сказала это так, словно «у себя» они были именно там, а не тут, с нами.
– Ты думаешь, что я не должна так говорить?.. Но ты же поняла меня.
– Я-то поняла, но мне думается, неправильно так говорить о наших ребятах.
– Хм… – иронически пробормотала Ирма. – Наши ребята!.. Кстати, Карлис: почему вы очутились именно тут, на нашем комбинате?
– Мне кажется… – несколько смущаясь, начал было Силс, но Луиза снова сердито крикнула Ирме:
– А почему ты об этом спрашиваешь? Что ты за контролер, какое тебе дело?
– Помолчи, Луиза, я ведь не тебя спросила, а Карлиса.
– Все равно, ты не имеешь права…
– Почему же, – с усмешкой вмешался Круминьш, – почему Ирме и не спросить, если ей это интересно?.. Мне кажется, что власти определили нас сюда потому, что мы знаем свое дело.
– Ты-то бумажник, а Карлис?.. Он всего только монтер. Почему же вы оба здесь, вместе? – настаивала Ирма, и в голосе ее звучала неприязнь, все больше раздражавшая Луизу.
– Мы друзья, мы всегда были вместе, и мне кажется… – негромко начал опять Круминьш.
– Все-таки тебе кажется… а мне вот кажется… – Ирма вдруг умолкла и после паузы иронически повторила: – Подумаешь, друзья!
Молодые люди переглянулись, и Круминьш пожал плечами.
– Не обращайте на нее внимания, – сказала Луиза. – Ирма, отстань!
Но та упрямо продолжала:
– Оба вы работаете у сетки?
Вместо ответа Круминьш бросил на Ирму сердитый взгляд. При свете спички, от которой он прикуривал, было видно, как сошлись его брови.
Он взялся за аккордеон и снова заиграл, но вовсе не то, о чем просила Ирма. Луиза поняла желание Круминьша петь именно то, что поют здесь, а не там, откуда он и Силс не так давно пришли. Луиза запела, но Ирма все не унималась и мешала ей. Круминьш отложил аккордеон и вернулся к веслам. Однако было заметно, что ему не хочется грести. Только мало-помалу дурное настроение разошлось. Круминьш опять принялся шутить и смеяться, как шутил с самого начала, когда они готовили лодку, укладывали в нее палатку и продукты, со смехом и спорами выбирали места. По всему было видно, что Круминьш – весельчак и душа этой компании.
Сильными ударами весел Круминьш и Силс дружно погнали лодку на середину реки, в самую быстрину. И тут Круминьш снова оставил весла и, пробравшись на нос, стал с чем-то возиться, чего не было видно с кормы. Вот он чиркнул спичкой. Блеснул огонек, разгорелся, вспыхнул листок бумаги, ветка, и через минуту костер, сложенный из сухой коры и ветвей, ярко пылал на носу лодки. Легкий ветерок сдувал в сторону пламя, но Силс изменил направление лодки, и пламя стало почти вертикально.
Как только с других лодок увидели этот костер посреди реки, со всех сторон послышался плеск весел, раздались веселые крики. Лодки стекались к костру, как к центру, и закружились вокруг него в широком хороводе.
– Теперь нужно прыгать через этот костер, – сказала Ирма. – Кто первый?
– Перестань! – оборвала ее Луиза. – Доедем до берега, там и будем прыгать.
– Я хочу здесь! – не унималась Ирма.
– Сама и прыгай!
– Пусть начинают они, – Ирма указала на Круминьша и Силса.
Силс насмешливо вздернул крепкий подбородок. Он был рассудительный парень и понимал: на лодке никто через костер не прыгает. Ведь и прыгать некуда, кроме воды. Ирма, разумеется, только шутит.
А Круминьш сказал Ирме:
– На берегу я разведу специально для тебя такой костер, что ты опалишь себе юбку.
– Трусы! – с пренебрежением проговорила Ирма.
В ярких отблесках костра было хорошо видно лицо Круминьша, когда он повернулся к девушкам. Оно казалось совсем красным, и его волосы из русых стали ярко-рыжими.
– Ой, Эджин, какой ты страшный! – вскрикнула Ирма. – Такими рисуют разбойников! А в общем, трусишки!
– Разумеется, мы трусы, – шутливо согласился Силс. – Самые настоящие трусы.
При этих словах Круминьш повернулся к корме. Лицо его стало еще красней, и волосы запылали, как второй костер. Ни слова не говоря, он нагнулся и быстро расшнуровал ботинки. Одним движением сбросил пиджак. Увидев это, Луиза испуганно вскрикнула и сделала было порывистое движение, намереваясь удержать Круминьша. Но сидевший рядом с нею Мартын схватил ее руку так крепко, что Луиза охнула и послушно опустилась обратно на лавку. Между тем Круминьш был уже на носовой банке и, оттолкнувшись, перескочил через нос лодки, где пылал костер. Толчок был так силен, что лодка только-только не зачерпнула воды. На этот раз и Ирма вскрикнула от испуга.
С нескольких лодок, откуда видели прыжок, раздались рукоплескания. Гармоника заиграла марш. Крики, подхваченная кем-то песня и громкий смех – все смешалось в нестройный хор. За ним не было слышно, как перепуганная Луиза умоляла Мартына спасти Круминьша. А Мартын только глядел на нее исподлобья своими маленькими глазками и смеялся.
Силс бросил весла. Не отрывая глаз от поверхности воды, он торопливо расшнуровывал ботинки. Но вот после длительного нырка показалась голова Круминьша. Он был уже далеко от лодки и сильными взмахами плыл к берегу.
Силс подогнал к нему лодку.
– Влезай!
Круминьш оттолкнул протянутую ему руку Силса и продолжал плыть в прежнем направлении.
– А ты не трус, – виновато проговорила Ирма. – Когда ты вылезешь, я тебя поцелую.
– Сначала тебе придется его хорошенько выжать и просушить, – угрюмо сказал Мартын.
– Не беда, – заявила Ирма. – Такого можно поцеловать и мокрым.
Мартын с подчеркнутым пренебрежением повернул свою широченную спину плывущему Круминьшу. Потом вдруг подвинулся к Силсу, взял у него весло и принялся быстро грести, отгоняя лодку прочь от Круминьша.
– Что ты делаешь?! – крикнула Луиза, пытаясь отнять у Мартына весло. Она была слишком слаба, чтобы справиться с огромным парнем, однако все-таки ему мешала. Движения Мартына стали неловкими – весло то чертило по воде, то погружалось в нее по самый валек. Мартын оттолкнул Луизу и сильно занес весло вперед. Широкая лопатка прошла над самой головой Круминьша, едва не ударив его по затылку.
– Отбери же у него весло, Карлис! – закричала Луиза со слезами в голосе. – Он убьет Эджина!.. Он его убьет.
– Это было бы лучше всего! – вырвалось у Мартына.
Силс взялся за весла и продолжал держать лодку возле Круминьша, пока тот не нащупал ногами дно и не пошел к берегу.
Костер догорал. Расправленная на козелках одежда Круминьша подсыхала. А он лежал у огня в одних трусах и помешивал угли. Рядом с ним, на песке, забросив за голову короткие, сильные руки, вытянулся Силс. Остальные спали в палатке.
Продолжая, по-видимому, давно уже начатый разговор, Силс вполголоса говорил:
– …Тебе теперь нравится Луиза! Это твое дело. А я по-прежнему люблю Ингу.
– Как же ты можешь не порвать с нею, если ты здесь, а она там? – возразил Круминьш.
– Я должен быть с нею.
– Что значит «должен»? – нахмурившись, спросил Круминьш.
– Не знаю… Но так… должно быть… Мне не надо другую.
– Ты ответь мне ясно, – настаивал Круминьш, – что значит твое «должен»?
– Ну что ты пристал?!
Силс не договорил и отвернулся. Круминьш придвинулся к нему и, повернув его за плечи лицом к себе, посмотрел ему в глаза.
– Что ты злишься? – спокойно спросил Круминьш.
– Я? – Силс пожал плечами. – Просто хочется тебе сказать: неприятно, когда ты… одним словом, когда вмешиваются в мои отношения с Ингой. Ведь я не касаюсь твоих дел с Луизой…
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Ученик чародея», автора Ника. Шпанова. Данная книга имеет возрастное ограничение 12+, относится к жанрам: «Книги о войне», «Исторические приключения». Произведение затрагивает такие темы, как «исторические романы», «остросюжетная проза». Книга «Ученик чародея» была написана в 1949 и издана в 2013 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке