Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

Одиночество бегуна на длинной дистанции

Почему одни народы богатеют, а другие нет — вопрос во все времена не праздный. В формулировке Фергюсона он звучит так: как случилось, что Западная цивилизация, еще в начале XV века прозябавшая на задворках Евразии и по всем параметрам — экономическим, технологическим, демографическим — сильно отстававшая от богатого Востока, в течение следующих столетий совершила невероятный рывок и достигла безоговорочного мирового господства? Автор сразу предупреждает: его будут интересовать не достижения высокой культуры, а «продолжительность и качество жизни людей». Вдобавок, по мере чтения книги мы убеждаемся, что «качество» на самом деле понятие количественное: сколько предметов одежды имели люди той эпохи, как много должны были работать, какую пищу могли купить? Бесконечные цифры, проценты, соотношения, графики, таблицы, расчеты строгими военными колоннами заполняют всю книгу. «Цивилизация» Фергюсона — явление в высшей степени бухгалтерское. Впрочем, ведь и бухгалтерский учет — западное изобретение.

Историку, который задумал «мыслить цивилизациями», предстоит решить два крайне важных вопроса. Первый заключается в предмете, второй — в методе. Что такое «цивилизация», во-первых, и как ее изучать, во-вторых. Метод, в общем-то, диктуется предметом. Если для Фергюсона (британца шотландского происхождения, автора уже изданных на русском «Восхождения денег» и «Империи») цивилизация это в первую очередь социальная организация, совокупность общественных институтов, то нечего и удивляться засилию цифири и микрофактов. Напротив, именно так и следует изучать формирование представительного правления, развитие банковской системы, научную революцию и возникновение общества потребления. В этом смысле Фергюсон является продолжателем (точнее популяризатором) дела великого Броделя, автора фундаментальной «Материальной цивилизации, экономики и капитализма, XV—XVIII вв.» (1979). Но что если цивилизация — это скорее ментальная картина мира?

Фергюсон последователен: он не признает такую точку зрения, хотя, разумеется, знает о ней (даже упоминает Шпенглера). В своем 500-страничном томе он лишь раз заходит на «альтернативную территорию», чтобы тут же бежать, ухватив то немногое, что лежало на поверхности, — христианство. Да и оно автору понадобилось только для того, чтобы обосновать появление культа труда и бережливого накопительства в протестантских странах по обе стороны Атлантики. Поступая так с духовной традицией, он не может не понимать, что (вслед за харизматами) обесценивает ее — и потому уже не удивляется, когда отмечает, во что превратилась церковь в Америке — в аналог «мультиплекса», где люди с удовольствием проводят свой досуг. А на другой половине земного шара японцы и китайцы энергично заимствуют христианство в рамках базового набора «Шесть слагаемых западного успеха» — наряду с конкуренцией, фундаментальной наукой, медицинскими стандартами, потребительской гонкой и отношением к собственности. Но что если следствия ошибочно приняты за причины?

Читая эту книгу, вы, несомненно, узнаете много любопытного. Например, что средний рост англичан в XVIII веке составлял 170,2 см, а японских воинов — 158,8 см, «так что когда Восток и Запад встретились, они не сумели посмотреть друг другу прямо в глаза». Или в чем ошибался Карл Маркс, почему Советы скопировали бомбу, но не джинсы, и каким диктатором стремился стать «освободитель Южной Америки» Боливар. А может, вас удивит тот факт, что когда в 1542 году городской совет Базеля запретил печатать латинский перевод Корана, никто иной как Лютер выступил на его защиту, мотивируя классическим «врага нужно знать в лицо». За лавиной фактов, однако, разговор о причинах возвышения Запада незаметно перерастает в рассказ о его выгодах, а затем и вовсе исчезает в споре между факторами «подлинно западными» (имеющими, разумеется, чисто англо-саксонское происхождение) и теми, что не могут похвастаться «безупречной родословной» (немецкие, французские, испанские; о русских, кстати, и вовсе речи нет). И когда в эпилоге Фергюсон задается вопросом, каков смысл (буквально: будущее) радикального подражания Западу со стороны «восточных драконов», ему нечего сказать, кроме запоздалого сожаления об «утрате веры в цивилизацию предков». Ведь так и осталось непонятным — если Запад изобрел столько много чудесного, то кто «изобрел» самих изобретателей? По Фергюсону, в 1500 году все народы находились примерно на одной стартовой линии, а в 1900-м победу праздновал за явным преимуществом один бегун. Только сдается мне, автор перепутал спринтерскую дистанцию с марафоном, и стартовый выстрел прозвучал не на закате, а много раньше, еще на заре. На заре человечества…

Это случилось более 10 лет назад. Мы – это такой узкий круг: мой немецкий коллега, евродепутат от Германии, переводчик, - «нас было четЫре на челне» - сидели в кафе гостиницы в Старом городе Гданьска. Был такой глубокий ноябрь, как всегда моросящий или идущий небольшой, но постоянный дождик, сыро-уютно-каминное настроение. Либо для книжки, либо для беседы. Времени – вагон: разместились около 17 вечера, выезжать на следующий день в полдень. Поскольку отношения нужно выстраивать до того, как можно что-то попросить у человека, то и начали общаться с евродепутатом задолго до поездки, а встречал я - задолго до границы. Антураж – более чем европейский: средневековый ганзейский город за тепло сберегающими окнами – какие ещё символы нужны? Встречи прошлого и настоящего, как написал бы советский журналист-международник. Итак.

Специальной тематики дискуссии, конечно же, не было. Хорошее настроение, хороший коньяк, отличная компания, - ну, что ещё надо, чтобы встретить старость? Запада. Ещё не было такого наплыва иммигрантов, но уже была то ли 3-х, то ли 4-х миллионная турецкая диаспора, уже утверждавшая, что это турки восстановили Германию после войны. Ещё не были столь очевидны вассало-сюзеренные проявления отношений между Европой и США, но весело было слушать ответ евродепутата, что смертная казнь в штатах США – показатель недемократичности. Ещё вопросы о странной промышленной политике в отношении молодых и здоровых новых членов ЕС у меня даже не созрели, так, помню, был один вопрос о заводе ВЭФ в Риге, но только потому, что накануне с приятелем обсуждали руины бывшей гордости СССР. Проговорили-проспорили часов до 4-х. Задорно так спорили, с огоньком, почти комсомольским. Как у Ангелы Меркель в молодости. А поскольку в университете учили: язык вам дан не для того, чтобы открывать свои мысли - узнавайте чужие, - то я как бы и «нападал», давая в позитиве такие вещи, как 500-летнее совместное проживание в одной стране с мусульманами, ну, и понимание кое каких вещей из исламской культуры. Так что всё больше – «про Запад»: какой же русский не любит быстрой, как молния, аргументации о «загнивании» и прочих приятных вещах!

Такой вот большой кусочек, прямо не относящийся к интересной книжке – такой вот знак-значок, символ. Отношения к Западу. И это – ещё не всё, то есть ещё чуток не о книге.
Как я отношусь к Западу? С ненавистью за его недостижимый (пока) для нас стандарт жизни? Слушайте, носить западного фасона одежду, читать их книги, смотреть их фильмы, восхищаться французской или итальянской пищей и ненавидеть его? Смердяковщина сплошная!

Я его презираю? Путешествовать по Романтише штрассе и балдеть от деревянного иконостаса то ли Х, то ли XI века; офигевать от Кёльнского собора и быстроты немецких строителей, сдавших его всего-то через 800 лет после начала стройки, - презирать за это? Ну, мове тон же!

Ну, а как быть с 27 миллионами погибших по причине похода к нам потомков тех самых кёльнских строителей? Проблемы здесь никакой нет: помнить. Святой памятью. На века. Как помнят поименно, повторю – поименно – еврейские люди погибших в холокост. Проблема не в этом, хотя и связана с Западом. Проблема в вопросе целесообразности защиты Ленинграда и фарисейской «заботы» о жертвах блокадного города. А это уже – наша проблема. Откуда бы ни росли её, проблемы, ноги – с Востока ли, Запада ли, Юга или Севера. Потому как один из уроков Запада всему миру – собственное достоинство. А это означает лишь одно: не рабские кивки в сторону «постороннего», а достоинство ответственности за победы и поражения. И вот я снова спрашиваю себя: презирать Запад за чувство собственного достоинства (для себя) и невыносимое высокомерие к иным, «другим»? Ну, так если презрение возникает, так это презрение челяди в сенях. На «барьё». Так уверен: ни один участник LL челядью себя ни у Запада, ни у Востока не чувствует.

Так как же я отношусь к Западу? В свете, так сказать «Цивилизации»?
Я его обожаю. Можно сказать. Где-то очень глубоко, как говорил незабвенный Новосельцев. И вы помните ответную реплику товарища Калугиной.

Чего Запад не заслуживает? В том числе и в свете «Цивилизации». Двух вещей – точно: пиетета и презрения - ненависти. «Запад нам не пророк и не тюрьма», - говорил Иван Ильин. В точку!
Какого же отношения «заслуживает» история Запада и его сравнение с другими цивилизациями? В свете, наконец-то, непосредственно «Цивилизации». Отстраненно-эмоционального. Как минимум.

Могущество Запада потрясает соображение. Но эмоционально-отстраненный взгляд тут же подпихивает готовую и не такую уж оригинальную идею: а что, могущество Рима и Константинополя – они производили иное впечатление на современников? Или Поднебесная? Могущество фараонов Египта – сравните по времени, кто существовал дольше. Так почему же сегодня Запад господствует над остальным миром? Автор указывает (с последующим разоблачением магических сил во времени – почти 2000 лет - и пространстве) на:
1.Конкуренцию
2.Научную революцию
3.Верховенство права и представительное правление
4.Современную медицину
5.Общество потребления
6.Трудовую этику.

Ильин (кстати, вот от души рекомендую его книжку, замечательную книжку «О русском национализме») писал, указывал, что нужно внимательно относиться к самому понятию «Запад», который, безусловно, представляет собой единую цивилизацию, но разный внутри(какая же кривая фраза, а?!!!). То, что англосаксонский автор соответствующим образом прошелся по России-СССР, уверен, что если бы не прошелся, то даже Александр Андреевич Проханов сильно обиделся на него! Ладно, Россия, - как сказал бы незабвенный профессор Преображенский. Но саксы, саксы без англов, но с баварцами – их-то за что «англосаксонский гений» ставит на место?
Как оказалось, были колонизаторы правильные (вы понимаете – кто), а были – не совсем. Звероподобные. В Юго-Западной Африке (стр. 247). Проводившие медицинские опыты. Разумеется, бесчеловечные. И, конечно же, имевшие продолжение в первой половине 20 века. В известных лагерях. Ну, то есть у них это в генно-кровавой субстанции всё.

Что ещё можно сказать о сущности, ну, как бы «национальном западном характере»? Вот, пожалуй, такой факт. К 1945 году Британская империя надоела почти всем. Кстати, и некоторым критически мыслящим англичанам, как это бывает всегда и везде. Но главное – она надоела «сыновьям большого льва, британского» - США. И с, естественно, варваром Сталиным они договорились дряхлого льва поместить туда, куда помещают дряхлых львов. Какая разница, что в том, что вроде кровь одна? Вот, как-то так.
Потому что здравомыслие, трезвомыслие, блюдение собственных интересов, рациональность – атрибутика Запада. Не только его, разумеется, но он – знамя этих атрибутов. И, повторюсь, атомная энергия не случайно дитя Запада, как нирвана – Востока.

Саморефлексия: кто сказал «мыслю, следовательно, существую»? Но проблема, на мой скромный взгляд, в ином: в обществе циркулируют критические идеи, разные идеи – комплементарные, верноподданнические или – наоборот. Пройдя некую точку невозврата, ни наличие критического взгляда на ситуацию, ни отсутствие сопоставимых по силе внешних «врагов» уже не спасают цивилизацию как систему. Что пишет автор? «Главную угрозу для Запада представляют не исламисты-радикалы или любые другие внешние враги, а наше недопонимание собственного культурного наследия и неверие в него» (стр.339). На самом деле, уж лучше бы – исламисты: культура – штука почти неподъёмная. Но и исламист пошел уже не тот, что «раньш было», - как «Песняры» спевали.

Так какова траектория той части света, что так отличается, по словам автора, от остального мира? С горочки уже, с горки. Рим исчезал не в один год и десятилетие. Здесь будет быстрее, но не сегодня, не сегодня. А что нам до этого?
Во-первых, жаль, конечно, столько лет по соседству жили!
Во-вторых, лучше бы он остался: его-то мы знает, а вот кто придет кто ж его знает!
В-третьих, поскольку привыкла эта часть света скидывать на периферию свои проблемы (суть колониализма), то, исчезая, не потянет ли он по-братски не только нас, но и всех остальных – вопрос.
В-четвертых, слышу, давно слышу вопрос, не, не вопрос – жизнеутверждающее: да мы быстрее сдохнем! На что тоже ответ имеется. Екатеринбуржский: «А не спешите нас хоронить, а у нас ещё здесь дела, у нас дома – детей мал-мала, да и просто хотелось пожить»!
Приятного чтения!

P.S. А разговор тот, гданьский, викторию имел: бюджет нашего проекта вошел в пакет других и был «проголосован» в соответствующем представительном органе. Европейского Союза. И ещё один ПыСы – это о нас, родимых
P.P.S. Родовое пятно западного капитализма – нацеленность на результат. Который можно посчитать, то есть очень конкретный. И не важно – вышел ты рожей или нет. Делаешь результат – вперед! У нас, как рассказал мне вчера один близкий человек, скоко бы красы не было на твоем челе, и палат ума несчислимо, коль не боярско-царский, то есть свой, холоп, холопом и останешься. Со своим общественно значимым результатом. Мораль: есть, есть куда расти!

Британско-американский историк Ниал Фергюсон уже известен русскому читателю своей книгой о Британской Империи Н. Фергюсон. Империя. Чем современный мир обязан Британии ; более продвинутые специалисты знают также его двухтомную историю семейства Ротшильдов ( N. Ferguson. The House of Rothschild: Money's Prophets, 1798-1848 и N. Ferguson. The House of Rothschild: The World's Banker 1849-1998 ), которая встраивается в общий контекст интереса автора к экономической истории мира.

Новая книга Фергюсона поднимает наболевший вопрос о Востоке и Западе, о первом и третьем мире. Это не первая и, несомненно, не последняя попытка систематизировать опыт западной цивилизации и оценить его в мировых масштабах. Фергюсон выделяет шесть "приложений-убийц", шесть явлений, которые сделали небольшой и исходно не очень богатый кусок Евразии самой влиятельной частью мира. К таким явлениям автор относит конкуренцию, науку, собственность, медицину, потребление и работу. Каждому из них посвящена отдельная глава, в которой рассказывается о том, как оно оформлялось, в чем разница Востока и Запада по данному параметру и т.д.

Концепция Фергюсона, по сути дела, ничего нового не добавляет к уже давно обсуждаемой теме. Рефлексия на предмет начал европейской цивилизации, оценка положительного и отрицательного влияния метрополий на колонии, постколониальный мир и восприятие европейских моделей развития стали неотъемлемой частью историографии второй половины ХХ в. Достоинство работы Фергюсона заключается в систематизации, в сведении разноплановой информации под одну обложку, в соединении разных версий от веберовской протестантской этики до рассуждений арабиста Б. Льюиса о начале конца Османской империи (см. Б. Льюис. Что не так? Путь Запада и Ближнего Востока: прогресс и традиционализм ).

Как всякого американца, Фергюсона волнует развитие Китая в последнее двадцатилетие: воспользуется ли Поднебесная отработанным капиталистическим рецептом или внесет в него свои изменения? А если внесет, то каких результатов добьется? Но на такие вопросы приличный историк не должен давать ответы, ведь историки не занимаются прогнозированием.

Однако главный недостаток Фергюсона, как и многих специалистов противопоставляющих первый и третий мир, - молчание о мире втором. России в его в остальном стройной концепции нет, но обходить вниманием всю историю СССР при разговоре о капитализме - это искусство. Фергюсон, видимо, не считал Российскую Империю и СССР колониальными империями, следовательно, они из его концепции просто выпали. Радостная весть в том, что эту дыру, столь распространенную в западной историографии проблемы превосходства Запада (если только это не работы про Холодную Войну и биполярность), можно теперь компенсировать работой А. Эткинда ( А. Эткинд. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России ). Но это уже другая история.