ВОСКРЕСЕНИЕ МЕРТВЫХ

с изложением обстоятельств предшествующих всеобщему воскресению мертвых и последующих за ним, на основании учения Священного Писания, Святого Предания, толкований святых отцов и рассуждений здравого разума, с описанием случаев воскресения мертвых тел, изложенных в Священном Писании и совершившихся в более позднее время

Разрешено к печати Издательским Советом Русской Православной Церкви

Полное или частичное воспроизведение настоящего издания каким-либо способом, включая электронные, механические или магнитные носители, в т. ч. фотокопирование, допускается только с письменного разрешения ООО «ИЗДАТЕЛЬСТВО «НОВАЯ МЫСЛЬ».

Все права на издание и название защищены.

Переиздание возможно только с письменного разрешения ООО «ИЗДАТЕЛЬСТВО «НОВАЯ МЫСЛЬ».

Предисловие

Тайна воскресения мертвых велика и непостижима для нас. И именно неподвластность воскресения уму человеческому делает верование в него столь затруднительным для многих. Трудно представить, что не одна какая-нибудь часть рода человеческого воскреснет, но вообще все люди. Гораздо легче верить тому, что пророк Илья воскресил мертвого или же тому, что при жизни Своей Господь наш воскресил сына Наинской вдовы, дочь начальника синагоги и брата двух сестер – Лазаря; но тяжело для разума учение о воскресении всех людей, праведных и неправедных. Подумать только: многомиллионные страны кишат народом и почва земли буквально удобряется человеческими телами в продолжение целых тысячелетий, когда люди гибли, помимо естественной смерти и от других причин – в многочисленных войнах, от наводнений и пожаров, от голода и мора, на море и на суше, от человеческих рук и от звериных зубов – и все эти множества, без исключения восстанут из могил своих, – ни один из рожденных женою не будет почивать сном смерти навеки, то невольно возникает вопрос: «возможно ли это?»

Кроме того, вспомним, в каких страшных местах могут находиться человеческие тела!.. Многие погибли в копях на глубине сотен метров; многие смыты морскими проливами и занесены в глубокие пещеры древнего океана; многие погребены под горами, павшими от вулканических переворотов и замурованы в граните скал… И где только нет остатков от человека? Они везде!.. И в земле, по которой мы ступаем, и в траве, которую мы топчем, и в деревьях, которые мы срубаем, и в источниках воды, которую мы пьем, и в злаках полевых, которые мы едим, и в воздухе, которым мы дышим. Никто не может указать хоть на одно место на земном шаре, где не было бы праха сынов Адама, или сказать хоть об одном ветре, в котором не содержалось бы неуловимых частиц того, что некогда называлось человеком, и показать хоть одну волну, которая не могла бы назваться раствором из остатков человека. Но как бы то ни было, как бы разбросаны ни были отдельные части разобранных машин в великой мастерской вселенной, всемогущий Механик соберет их и составит вновь в первобытные машины, из которых некоторые получат не только что первобытный вид, но также обновленный позлащенный вид. «Он обновит уничиженное тело наше так, что оно сообразно будет Его славному Телу».

А значит, в воскресении мертвых нельзя видеть ничего противного природе, ничего неестественного, хотя ни одна из сил, ныне действующих на наши тела, не способна произвести в нас такого действия, это возможно лишь для силы еще не проявившейся, для силы пребывающей во власти Бога.

Предстоящее всеобщее воскресение мертвых надо отличать от временных воскрешений усопших, которые совершали Христос и его ученики (воскрешения дочери Иаира, Лазаря, четыре дня лежавшего во гробе, и других). То было возвращением к жизни, после которой все-таки неизбежна смерть. Но всеобщее воскресение из мертвых будет вечным воскресением, в котором души людей навсегда соединятся с их нетленными телами. Тогда праведники восстанут преображенными и просветленными.

Славное учение о воскресении мертвых удаляет скорбь нашу о близких нам умерших верующих. Мы знаем, что тот телесный бренный состав, который мы кладем в гроб и засыпаем могильным прахом в темной обители смерти, при возвещении архангельской трубы, в светлое утро воскресения восстанет нетленным, в чудной, неувядающей красоте, дарованной Творцом для небесной славы. То, что сеем мы в немощи, восстанет в силе; сеем в уничижении, восстанет в славе; сеем «тело душевное, восстанет тело духовное»… Вещественность тела нашего потеряет грубость свою и стремление свое к тлению и само тело наше из «душевного перейдет в духовное», т. е. будет повиноваться не низким желаниям животной души, но высшей воле свободного духа. На настоящей стадии земного существования нашего мы кругом обложены немощью: часто чего желаем, того не можем совершить, – и это подтверждает изречение Господа нашего: «дух бодр, а плоть немощна»… В воскресшем же состоянии нашем такое разногласие между телом и духом исчезнет: тело будет так же бодро и свободно, как и дух, выполняя всякое желание его безусловно во всем. Ныне тело наше, по природе своей, подпадает под различные ограничения и неспособности, от которых чистый дух изъят… Например, оно может двигаться лишь при тех же условиях, при которых движутся и все прочие животные, с той лишь разницей, что оно не может двигаться так же быстро и легко, как многие из них. Тогда же оно получит способность, без всяких препятствий, по одному только внушению духа, с неимоверной быстротой молнии переноситься чрез громадные надзвездные пространства в неизмеримой вселенной Божьей. Планеты будут служить ему лишь ступеньками лестницы, для восхождения к Престолу предвечного Отца. Это будет «тело духовное» – во всем покорное орудие духа, подобное славному Телу воскресшего Господа.

В сердце каждого религиозного человека живет уверенность увидаться снова со своими кровными родными, старыми друзьями, дорогими знакомыми и вообще добрыми ближними, – теми, которые, по неисповедимой воле Провидения, отошли в мир загробный. Приятна эта счастливая уверенность и дорога она для человека, как существа общественного. Утверждению этой уверенности и ее оживлению способствует Богооткровенное учение о воскресении мертвых.

Восстановить в памяти учение Иисуса Христа и апостолов о воскресении мертвых, провести его сквозь призму сознания может и должно быть достаточным оправданием настоящего издания.

Глава 1
Непостижимая тайна воскресения

«Тело будущее»

Есть одна дума в душе человеческой, которая залегла в ней глубже всех других дум – это мысль о своей смерти и смерти близких. «Смерть, – говорил один французский историк, – была первой тайной, представшей пред человеком; она поставила его на путь других тайн». Но, если по отношению ко всякой иной тайне допустим скептический вопрос: к чему тебе знать ее? Живи, не мудрствуя, и бери от жизни что можешь и хочешь взять; то перед лицом этой первой тайны такой совет неуместен.

– Живи, – учит философия земного благополучия.

– Но именно этого я и хочу, – отвечает душа. – Я хочу жизни, а получаю смерть.

– Не думай и о том, – продолжает тот же голос благоразумия.

– Хорошо, хорошо, я не буду думать о своей смерти, но вот еще при моей жизни умирает близкий мне человек: его смерть лишает меня лучшей радости жизни, неужели и на ней мне не нужно останавливаться?

– Да, старайся не думать и об этом.

Но для этого душе нужно перестать быть тем, что она есть – душой человеческой. Это, значит, сказать душе: умри, умри прежде смерти тела, чтобы дать возможность этому телу жить безмятежной, «естественной» жизнью, пока и ему не пробьет урочный час. Здесь безумие совета достигает своего апогея, и душа вырывается из когтей этой смерти, второй, а смерть первая и первая тайна снова становится перед ней неподвижным призраком. Вырваться из этого круга невозможно, и человек давно это понял. Как же он жил все эти долгие тысячелетия, чем жил, и что заслоняло от него этот призрак, мешавший ему жить?

Существует чудный рассказ у многих диких племен Африки и островов Великого Океана. Месяц посылает к человеку гонца (по одним версиям – зайца, по другим – хамелеона) и велит ему сказать человеку: как я (месяц) умираю и вновь возрождаюсь, так и ты (человек) умрешь и снова возродишься. Но эта весть не дошла до места назначения, – хамелеон полз слишком медленно, а заяц исказил ее, передав: как умирает месяц, так умрет и человек и больше уже не воскреснет. Вместе с тем и сам месяц, пославший первое радостное известие, не захотел уже больше подтвердить его. Так человек и остался с дурным известием в руках и со смутной надеждой в сердце на новое, лучшее посольство.

Кажется, трудно в образной форме передать лучше те чувства, какими жила и в массе живет еще и ныне человеческая душа. Смерть и рождение проходят перед ней как звенья бесконечной цепи. «Ты вернулся», – говорят дикари при виде сына, родившегося по смерти отца, но мысль рано подсказывает, что этот потомок – не воскресший родитель, а другая, самостоятельная, личность, претендующая на личное же бессмертие. Бессмертие рода, как ни высоко стоит оно в культовом отношении, все же не способно утолить жажду бессмертия индивидуального, не приносит вести о том, что не умрет человек. Один лишь месяц сполна владеет этой тайной личного бессмертия. Его пепельная душа недолго парит без своего световидного тела, – проходит немного времени и он снова облекается в него, вновь и вновь воскресает для жизни, воскресает не в сыне, не в потомке, а в собственной обновленной плоти. Вот весть о личном воскресении, непрерывно струящаяся с небесной высоты, но по лицу земли она ползет холодным, обманчивым сиянием, точно ленивый хамелеон, на земных предметах она играет неверными беглыми зайчиками, и не жизнь, а смерть глядит отовсюду впадинами черных, глубоких теней. Посланцы дурно передали завет месяца.

Но напрасно они со всех сторон кричат человеку: ты умрешь. Взором полным надежды смотрит он прямо в лицо пославшему, ловит лучи его прежде, чем они разбились о землю, и чует, что они несут ему иную весть, она не доходит до его сердца в ясном виде, она заглушена враждебным шумом, раздающимся вокруг, но он знает, что если этот шум смолкнет, голос истины скажет ему правду, он знает даже, что скажет ему этот голос.

Смерть, между тем, ясно торжествовала: проходили века и тысячелетия, люди рождались и умирали, но каждая новая могила не только не вливала в душу новые капли отчаяния, грозившие переполнить меру ее терпения и веры, напротив, чем дальше, тем все пышнее справлялись погребальные обряды, тем больше забот прилагалось к тому, чтобы обеспечить телу загробный покой. Тризны сменялись тризнами, дни поминовения включались в годовой круг праздников, ширились и украшались гробницы, искусство сохраняло для потомства черты дорогих покойников; уже в самом конце древнего периода и в самых скептически настроенных шумных центрах просвещения возникли знаменитые «collegia funeratica», товарищества гробокопателей, обеспечивавшие достойное погребение всем, даже самым бедным. Даже когда люди гибли массами, как, например, на войне. И тогда было святотатством оставить тела не погребенными, и мы помним историю с победителями при Аргенузских островах, которых соотечественники едва не казнили за то, что в пылу битвы оставили в море тела павших братьев. Земное благосостояние, обеспеченное победой, было оставшимся родным менее необходимо, чем загробный покой мертвых, неразлучный с покоем их тел. Эти тела тлели и распадались в прах еще на глазах живых, – люди пошли на помощь смерти и тлению, они стали сжигать тела или давали их на съедение птицам, но пепел и кости, собранные в урны, хранились так же заботливо, как и набальзамированные трупы. Если тело пропадало на чужбине, и его невозможно было достать, – родные на родной стороне хоронили призрак, ставили гробницы без праха и знали, что и это доставляло почившему вечный покой. Нужна была вечная память, она обеспечивала реальность за гробом, но для этого нужна была хотя бы крупица осязаемого, хотя бы одно имя, написанное или благоговейно передаваемое из рода в род. Это было семя, из которого вырастала вся посмертная жизнь души, эта крупинка праха облекала плотью эту душу. Но как же тонка должна была быть эта плоть! В самом деле, душа по смерти и была только тенью, и лишь пища приносимая на могилу, на время оживляла и оплотяняла ее. Одиссей в преисподней нашел душу матери, но бледная тень сидит немая и в забытьи. Голос прорицателя учит Одиссея, как пробудить ее:

 
«Легкое средство на это в немногих словах я открою:
Та из безжизненных теней, которой приблизиться к крови
Дашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвно
Та от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь…
К крови приблизилась мать, напилась и сына узнала»^[1].
 

Тайна неба теперь достигла земли: как я (месяц) умираю и вновь возрождаюсь, так и ты (человек) умрешь и вновь возродишься, воскреснешь в том же лице и в прежней плоти, только преображенной, облагоуханной, царственной, подобной световидному телу месяца.

Когда небо увидело, что многие сердца уже готовы принять весть о ценности и бессмертии тела, и только гордость перед этим телом мешает принять ее и остальным, оно оставило гордых бродить по распутьям и послало нового верного вестника к тем, кто готов был благоговейно приблизиться к плоти и праху, с чистым сердцем стать на утренней страже их воскресения… Месяц и солнце приготовили эти сердца к принятию радостной вести, и теперь их поучала маленькая звезда.

«Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою. И, войдя в дом, увидели младенца с Мариею Матерью Его и, падши, поклонились Ему, и открыв сокровища свои. Принесли Ему дары, золото, ладан и смирну», – дары, которыми и при жизни и по смерти украшались, цвели и благоухали царственные тела.

Но младенец этот был и великий избранник, он был отобран из четырнадцати тысяч новорожденных жизней: такого отбора никогда не видало и римское озеро. Египет укрыл его от смерти под сень своих гробниц и хранил его живое юное тело так же заботливо, как и своих тысячелетних мертвецов. Это тело было сосудом благодатных даров: оно чудотворило своим брением, дыханием, одеждами, его голос будил усопших, от него исходил ослепительный свет. Его лицо дышало любовью ко всем скорбящим и уничиженным, но, когда любовь уничиженных омывала Его ноги драгоценным миром, Он ставил эту трату мира выше других дел любви. Это было начало его погребения. Но сперва это тело еще долго страдало, было изъязвлено, лишено вида и величия. В те дни полный, воскресший месяц стоял над землей, весеннее солнце становилось все ярче, но и оно померкло в предчувствии славы грядущего воскресения. Смерть его была бессловесна, но его гроб был с богатыми, – чистая плащаница и сто литров смирны и алоя, – это было только преддверием его погребения: по миновании субботнего покоя новые благовония готовы были излиться на него… Оно могло долго оставаться нетленным и благоуханным, – оно стало таким навсегда. Напрасно в то памятное утро людская любовь искала его «между мертвыми» – там оставались лишь пелены и сударь. Само оно стояло пред учениками живое, как прежде, они осязали его кости и плоть, которых «дух не имеет», вкладывали персты свои в раны, которых боится гордая языческая красота; оно принимало пищу, его язык учил тайнам Царствия Божия, но все это – и кости и плоть – проходили сквозь запертые двери, исчезали и вновь появлялись и, наконец, поднялись на небо, чтобы тем же образом явиться снова в конце дней… Это было также новое, славное тело, и, свободное над пространством и временем, оно и вознесшись на небо не покидало земли. Земной хлеб и вино – пища и жизнь человеческого тела – силою Его победного Имени, становились истинной плотью и кровью Его и питая тела веривших Его воскресению, делали их причастными Его вечной славе… Это было тело Церкви, которого главой был Первенец из мертвых, а членами – сыны воскресения.

Кончилась борьба весен и зим: вечная весна цветет в сердце верующих в воскресение первое и чающих воскресения грядущего. Печатью этой веры и этой надежды запечатлена вся жизнь Церкви за все долгие века ее земного существования.