Жизненный и творческий путь Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837)

Детство

Александр Сергеевич Пушкин родился 6 июня 1799 года в Москве в дворянской помещичьей семье. В этот день во всех русских церквях били в колокола и проводили молебны в честь появления на свет внучки императора Павла, так что солнце русской поэзии взошло при всеобщем народном ликовании.

Пушкины – древний дворянский (но нетитулованный) род. Поэт проявлял большой интерес к истории своего рода, из его воспоминаний мы знаем о череде вспыльчивых, порой жестоких, с причудами характеров его предков. Самый знаменитый предок по линии матери – прадед Пушкина – африканец Абрам Петрович Ганнибал, «арапа Петра Великого», ставший слугой и воспитанником Петра I, а потом военным инженером и генералом. Мать и отец Пушкина приходились друг другу дальними родственниками. Так, бабушка поэта по матери Мария Алексеевна Ганнибал была в девичестве Пушкиной! Она принадлежала другой ветви рода, чем отец поэта, однако родство было.

Интересно, что в роду Пушкина были поэты – отец, Сергей Львович Пушкин, скорее любитель, и дядя по отцу, Василий Львович, известный поэт из окружения Карамзина. Родные старшая сестра и младший брат Александра Пушкина – Ольга и Лев.

На формирование Александра оказали огромное влияние его родная бабушка по матери Мария Алексеевна, у которой он в детстве жил каждое лето в подмосковном селе Захарове (и в доме которой имел возможность слышать русскую речь), и знаменитая няня Арина Родионовна. Бабушка писала о Саше так: «Не знаю, что выйдет из моего старшего внука. Мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком; то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что ничем его не уймешь: из одной крайности в другую бросается, нет у него середины».

Отец и мать Пушкина были приверженцами французского воспитания. Оба они были людьми современными, интересовались литературой; в их московской квартире постоянно собиралась богема: поэты, художники, музыканты. И, хотя влияние французских гувернеров уравновешивали бабушка Мария и няня Арина Родионовна, свои первые в жизни стихи Саша написал по-французски. Его прозвище в Лицее было «француз». С родителями, братом и сестрой Саша никогда не общался по-русски!

Лицей

До 12 лет Александр получал домашнее воспитание, затем продолжил учебу в недавно открытом учебном заведении – Царскосельском Лицее. Это заведение было элитным и по местоположению (Царское село под Петербургом, место летней резиденции русских царей), и по назначению (Лицей считался престижным высшим учебным заведением, готовившим воспитанников к высоким государственным постам), и по малому количеству учеников (30 человек) на солидный преподавательский состав.

Лицеистов воспитывали в духе гуманизма, уважения к личности, чести и дружбы. Телесные наказания отсутствовали. По воспоминаниям преподавателей, Александр не отличался прилежанием, спасали его лишь таланты. Вспыльчивый нрав создавал проблемы в общении. Однако Пушкин был предан лицейским друзьям всю свою жизнь. В Лицее юный Пушкин состоялся и как поэт: он принимал участие в выпусках рукописных журналов лицейской творческой молодежи. «Начал я писать с 13-летнего возраста и печатать почти с того же времени», – вспоминал Пушкин впоследствии.

В лицейский период написаны:

• стихотворение «Воспоминание в Царском Селе» (1815 г.);

• стихотворение «Безверие» (1817 г.).

Пушкин окончил Лицей в чине коллежского секретаря и, переехав в Петербург, поступил в коллегию иностранных дел. Завертелась бурная светская жизнь. Кроме того, молодой Пушкин состоит в двух литературных обществах: «Арзамас» и «Зеленая лампа».

После окончания Лицея написаны:

• стихотворения «Деревня», «Домовому», «К Чаадаеву»;

• ода «Вольность»;

• поэма «Руслан и Людмила» (1820 г.).

К Чаадаеву (предположительно 1818)

 
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
 

Это стихотворение имеет около 70 вариантов, подлинник до нас не дошел, сохранились лишь копии. По этой причине некоторые исследователи подвергают авторство Пушкина сомнению. Считается, что стихотворение связано с речью Александра I на Польском сейме 15 марта 1818 г. (отсюда и предположительно год написания). Пушкин критически относился к либеральным обещаниям царя и не верил в мирное введение конституционного правления в России. Стихотворение адресовано другу Пушкина, философу Петру Яковлевичу Чаадаеву. О Чаадаеве известно, что он был участником Бородинского сражения, с 1816 г. служил офицером лейб-гвардии Гусарского полка в Царском Селе, был членом масонской ложи. С 1821 г. состоял в тайном обществе декабристов, но участия в его делах не принимал.

Руслан и Людмила (1820)

Эта поэма повествует о любви, отваге и мужестве, о предательстве и волшебстве. Разлученные возлюбленные – Руслан и Людмила после долгих испытаний вновь обретают друг друга. Поэма начинается с того, что после свадьбы, прямо с брачного ложа у молодого мужа князя Руслана украдена жена – Людмила. Похититель неизвестен; позже выясняется, что это коварный волшебник Черномор. На поиски красавицы устремляются Руслан и три его соперника – Рогдай, Ратмир и Фарлаф. Князь Владимир, отец Людмилы, обещал отдать спасителю свою дочь в жены (в наказание Руслану, который ее не уберег) и полцарства.

Разлученные Руслан и Людмила идут к воссоединению через испытания. Для Руслана это встреча с головой богатыря, битва с вероломным Рогдаем, который решил, убив соперника, освободить себе путь к сердцу красавицы, схватка с Черномором. Преодолевает Руслан и время, а его со дня разлуки прошло немало – осень, зима… Он преодолевает даже собственную… смерть от руки Фарлафа, наученного колдуньей Наиной! Воскрешенный волшебником-финном, Руслан дает бой печенегам. Последнее препятствие, разделяющее его с любимой, – волшебный сон – Руслан преодолевает с легкостью.

Людмилу также ждут испытания: заточение в замке старого Черномора, его притязания, от которых она спаслась, завладев шапкой-невидимкой, волшебный сон.

Преодолеть все препятствия на пути к счастью героям помогают волшебные герои и волшебные предметы: старец финн (волшебник), меч, способный убить Черномора, живая и мертвая вода, кольцо, шапка-невидимка.

Юный Пушкин начал работать над поэмой «Руслан и Людмила» в Лицее. Согласно программным установкам литературного общества «Арзамас» русская литература должна была создать национальную богатырскую поэму. После публикации поэмы в мае 1820 года разгорелись споры по поводу языка «Руслана и Людмилы». Хранящий следы французских приемов стихосложения (как известно, первые стихотворные опыты Пушкина были именно на французском, который он знал превосходно), язык поэмы содержит и просторечия, и фольклорные обороты, что вызвало критику – юный талантливый поэт снижал высокий канон жанра поэмы!

Отрывки из поэмы «Руслан и Людмила»

Посвящение

 
Для вас, души моей царицы,
Красавицы, для вас одних
Времен минувших небылицы,
В часы досугов золотых,
Под шепот старины болтливой,
Рукою верной я писал;
Примите ж вы мой труд игривый!
Ничьих не требуя похвал,
Счастлив уж я надеждой сладкой,
Что дева с трепетом любви
Посмотрит, может быть украдкой,
На песни грешные мои.
 
 
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Всё ходит по цепи кругом;
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несет богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идет, бредет сама собой;
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русской дух… там Русью пахнет!
И там я был, и мед я пил;
У моря видел дуб зеленый;
Под ним сидел, и кот ученый
Свои мне сказки говорил.
Одну я помню: сказку эту
Поведаю теперь я свету…
 
 
Песнь первая. Рассказ старца
Руслан на мягкий мох ложится
Пред умирающим огнем;
Он ищет позабыться сном,
Вздыхает, медленно вертится…
Напрасно! Витязь наконец:
«Не спится что-то, мой отец!
Что делать: болен я душою,
И сон не в сон, как тошно жить.
Позволь мне сердце освежить
Твоей беседою святою.
Прости мне дерзостный вопрос.
Откройся: кто ты, благодатный,
Судьбы наперсник непонятный?
В пустыню кто тебя занес?»
 
 
Вздохнув с улыбкою печальной,
Старик в ответ: «Любезный сын,
Уж я забыл отчизны дальной
Угрюмый край. Природный финн,
В долинах, нам одним известных,
Гоняя стадо сел окрестных,
В беспечной юности я знал
Одни дремучие дубравы,
Ручьи, пещеры наших скал
Да дикой бедности забавы.
Но жить в отрадной тишине
Дано не долго было мне.
 
 
Тогда близ нашего селенья,
Как милый цвет уединенья,
Жила Наина. Меж подруг
Она гремела красотою.
Однажды утренней порою
Свои стада на темный луг
Я гнал, волынку надувая;
Передо мной шумел поток.
 
 
18
Одна, красавица младая
На берегу плела венок.
Меня влекла моя судьбина…
Ах, витязь, то была Наина!
Я к ней – и пламень роковой
За дерзкий взор мне был наградой,
И я любовь узнал душой
С ее небесною отрадой,
С ее мучительной тоской.
 
 
Умчалась года половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Наина.
Но робкой горести моей
Наина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
«Пастух, я не люблю тебя!»
 
 
И всё мне дико, мрачно стало:
Родная куща, тень дубров,
Веселы игры пастухов –
Ничто тоски не утешало.
В уныньи сердце сохло, вяло.
И наконец задумал я
Оставить финские поля;
Морей неверные пучины
С дружиной братской переплыть
И бранной славой заслужить
Вниманье гордое Наины.
Я вызвал смелых рыбаков
Искать опасностей и злата.
Впервые тихий край отцов
Услышал бранный звук булата
И шум немирных челноков.
Я вдаль уплыл, надежды полный,
С толпой бесстрашных земляков;
Мы десять лет снега и волны
Багрили кровию врагов.
Молва неслась: цари чужбины
Страшились дерзости моей;
 
 
19
Их горделивые дружины
Бежали северных мечей.
Мы весело, мы грозно бились,
Делили дани и дары,
И с побежденными садились
За дружелюбные пиры.
Но сердце, полное Наиной,
Под шумом битвы и пиров,
Томилось тайною кручиной,
Искало финских берегов.
Пора домой, сказал я, други!
Повесим праздные кольчуги
Под сенью хижины родной.
Сказал – и весла зашумели;
И, страх оставя за собой,
В залив отчизны дорогой
Мы с гордой радостью влетели.
 
 
Сбылись давнишние мечты,
Сбылися пылкие желанья!
Минута сладкого свиданья,
И для меня блеснула ты!
К ногам красавицы надменной
Принес я меч окровавленный,
Кораллы, злато и жемчуг;
Пред нею, страстью упоенный,
Безмолвным роем окруженный
Ее завистливых подруг,
Стоял я пленником послушным;
Но дева скрылась от меня,
Примолвя с видом равнодушным:
«Герой, я не люблю тебя!»
 
 
К чему рассказывать, мой сын,
Чего пересказать нет силы?
Ах, и теперь один, один,
Душой уснув, в дверях могилы,
Я помню горесть, и порой,
Как о минувшем мысль родится,
По бороде моей седой
Слеза тяжелая катится.
 
 
Но слушай: в родине моей
Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится.
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши далекой
Живут седые колдуны;
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены;
Все слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И грозной воле их подвластны
И гроб и самая любовь.
 
 
И я, любви искатель жадный,
Решился в грусти безотрадной
Наину чарами привлечь
И в гордом сердце девы хладной
Любовь волшебствами зажечь.
Спешил в объятия свободы,
В уединенный мрак лесов;
И там, в ученье колдунов,
Провел невидимые годы.
Настал давно желанный миг,
И тайну страшную природы
Я светлой мыслию постиг:
Узнал я силу заклинаньям.
Венец любви, венец желаньям!
Теперь, Наина, ты моя!
Победа наша, думал я.
Но в самом деле победитель
Был рок, упорный мой гонитель.
 
 
В мечтах надежды молодой,
В восторге пылкого желанья,
Творю поспешно заклинанья,
Зову духов – и в тьме лесной
Стрела промчалась громовая,
Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой…
И вдруг сидит передо мной
Старушка дряхлая, седая,
Глазами впалыми сверкая,
С горбом, с трясучей головой,
Печальной ветхости картина.
Ах, витязь, то была Наина!..
Я ужаснулся и молчал,
Глазами страшный призрак мерил,
В сомненье всё еще не верил
И вдруг заплакал, закричал:
«Возможно ль! ах, Наина, ты ли!
Наина, где твоя краса?
Скажи, ужели небеса
Тебя так страшно изменили?
Скажи, давно ль, оставя свет,
Расстался я с душой и с милой?
Давно ли?..» «Ровно сорок лет, –
Был девы роковой ответ, –
Сегодня семьдесят мне било.
Что делать, – мне пищит она, –
Толпою годы пролетели.
Прошла моя, твоя весна –
Мы оба постареть успели.
Но, друг, послушай: не беда
Неверной младости утрата.
Конечно, я теперь седа,
Немножко, может быть, горбата;
Не то, что в старину была,
Не так жива, не так мила;
Зато (прибавила болтунья)
Открою тайну: я колдунья!»
 
 
И было в самом деле так.
Немой, недвижный перед нею,
Я совершенный был дурак
Со всей премудростью моею.
 
 
Но вот ужасно: колдовство