©Гончаров В.Л., составление, предисловие, авторские статьи, 2010

©ООО «Издательский дом «Вече», 2010

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Предисловие

Сараевское убийство 28 июня 1914 года стало одним из ключевых событий мировой истории ХХ века.

Можно долго спорить, действительно ли именно оно вызвало Великую войну или мировой кризис был неизбежен, а выстрелы Гаврилы Принципа лишь обрушили давно назревавшую лавину. Но убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда стало событием не столько истории, сколько культуры, оно приобрело символическое значение, сделавшись олицетворением этого кризиса и знаком крушения устоявшегося мирового порядка. Этими выстрелами кончился XIX век – век разума, просвещения и конституционных монархий. Начался XX век – век мировых войн, великих революций, массовых убийств, жестоких диктатур и терроризма, принявшего государственные масштабы.

За этими событиями как-то стерлись, отступили на второй план, были опошлены и даже обсмеяны личности главных героев сараевской трагедии. Что мы в первую очередь вспомним, когда речь заходит о них? Скорее всего, слова бравого солдата Швейка: «Стало быть, убили Фердинанда-то нашего?»

И наследник австрийского престола, и сербский студент стали едва ли не фольклорными персонажами, из трагических фигур превратившись в комические. Однако кем они были на самом деле? Что двигало людьми, готовившими бомбы и револьверы для покушения? Кто стоял за их спинами и направлял их руку? На ком лежит ответственность за покушение – и кто виновен в том, что этот террористический акт повлек за собой столь страшные последствия? Какова была истинная роль сараевского убийства в развязывании мировой войны, какие усилия предпринимались для предотвращения катастрофы и можно ли было ее избежать?

На все эти вопросы большинство исследователей Первой мировой войны не дают никаких ответов либо отделываются общими фразами о «противоречиях империализма», «германской агрессивности», «российском коварстве» и т. д. – в зависимости от того, к какой стране или какому политическому течению принадлежит тот или иной историк. Большинство из них гораздо более увлечены анализом геополитических стратегий Германии, Франции или России, разбором «плана Шлиффена», сравнением численности пехотных дивизий или подсчетом дредноутов, заложенных на верфях Портсмута, Лориана, Киля или Николаева.

Безусловно, это темы нужные, важные, а главное – крайне интересные. Однако те дредноуты давно уже сданы на слом, «план Шлиффена» отправлен в архив, геополитические расклады успели перемениться несколько раз. А вот терроризм процветает до сих пор – в том числе и на Балканах, где почти век назад вспыхнул пожар первой из мировых войн.

Что же стало причиной этого пожара – бессмысленный фанатизм революционной молодежи, коварный заговор тайной организации под зловещим названием «Черная рука» или провокационная политика двуединой монархии? Какую роль в событиях сыграли террористы из «Молодой Боснии» и кто стоял за их спиной? По крайней, мере часть ответов на эти вопросы дает настоящий сборник.

Основой его стали избранные главы из фундаментальной работы американского историка-ревизиониста Сиднея Фея «Происхождение мировой войны». Этот двухтомный труд увидел свет в 1926 году и с небольшими дополнениями был переиздан в 1929 году. В 1934 году он был переведен на русский язык и вышел в «Соцэкгизе» под редакцией и с предисловием А. Ерусалимского, впоследствии ставшего видным советским историком и крупным специалистом по Германии конца XIX – начала XX века.

Сидней Фей симпатизировал Германии и в своем исследовании стремился доказать ее невиновность в развязывании мировой войны. Но он собрал богатый материал, посвященный тайной дипломатии сторон конфликта и обладающий самостоятельной ценностью, вне зависимости от сопровождающей его трактовки. Фей проанализировал массу мемуарных и документальных источников – в том числе и посвященных сараевскому убийству и вызванному им дипломатическому противостоянию Австрии и Сербии; он дает подробнейшую картину тех событий, что происходили в июне и июле 1914 года в Вене, Будапеште, Белграде, Сараеве, Берлине, Лондоне и Петербурге и завершились объявлением войны Сербии 28 июля 1914 года.

Американский историк детально разбирает вопрос об ответственности за убийство и за последующие события. Его выводы могут показаться странными чересчур и противоречивыми – по сути, главными виновниками войны у него оказываются сербское правительство, не предпринявшее должных мер для предотвращения убийства, и коварный австрийский министр иностранных дел, ухитрившийся обмануть сразу двух императоров.

Но при этом Фей в своей работе дает детальное описание хода событий. Фактически он проводит собственное расследование сараевского преступления, проверяя версию за версией, сопоставляя показания свидетелей, выявляя факты и подробности, на которые другие историки не обращали внимание или даже сознательно пытались скрыть. В этом расследовании Фей честно старается быть объективным, пусть это и не всегда у него получается. Но главное – он дает нам портреты основных действующих лиц трагедии; быть может, не совсем объективные или искаженные пристрастностью авторской позиции, они все же выглядят куда более живыми и полнокровными, чем безликие имена со страниц учебника истории.

Главы из воспоминаний Оттокара Чернина, члена верхней палаты австрийского парламента, а впоследствии – министра иностранных дел двуединой монархии, хорошо дополняют «личностную» составляющую книги Фея. Чернин рисует подробный портрет убитого эрцгерцога – быть может, также несколько пристрастный, но очень яркий. Фрагменты из мемуаров Максимилиана Ронге, руководителя контрразведки австрийского Генерального штаба, обращают внимание на другую сторону событий – разведывательно-диверсионную работу австрийских спецслужб на Балканах летом 1914 года. Они дают серьезное опровержение тезисов Фея, убежденного (и пытавшегося убедить читателей), что террористическая деятельность в этом регионе велась лишь революционными фанатиками и сторонниками «Великой Сербии».

В качестве антитезы построениям Фея сюда же помещены и главы из работы У. Готлиба «Тайная дипломатия во время Первой мировой войны», посвященные австро-сербским противоречиям. Готлиб, английский историк левого направления, явно сочувствует Сербии и дает нам картину ситуации на Балканах, какой она виделась с сербской стороны. Кроме того, он демонстрирует объективные экономические и геополитические пружины балканского конфликта, которые Фей в своем расследовании упустил или не посчитал нужным проанализировать.

Впрочем, ни одна из работ сборника все-таки не дает ответа на главный вопрос. В чем причины балканского терроризма и терроризма вообще? Какие социальные и психологические механизмы порождают фанатиков, с легкостью находящих повод для ненависти и во имя этой ненависти готовых убивать так же легко, как и умирать?

Кем были Принцип, Габринович и их товарищи – кровожадными злодеями или несчастными жертвами? И что надо сделать, чтобы такие жертвы не появлялись впредь – ни поодиночке, ни в виде партий, организаций либо целых повстанческих армий?

Увы, ответы на все эти вопросы нам еще предстоит найти.

Владислав Гончаров

Сидней Фей. Убийство в Сараеве 28 июня 1914 года

I. Эрцгерцог франц-фердинанд

Эрцгерцог Франц-Фердинанд, после смерти своего отца Карла-Людвига в 1896 году ставший наследником австрийского престола, был при жизни и остался после смерти одной из самых загадочных политических фигур. Сами австрийцы высказывают самые противоречивые взгляды относительно предполагаемых намерений и влияния этого сфинкса. Многие считали его главою австрийских милитаристов, добивавшихся превентивной войны против Италии или Сербии; другие, наоборот, полагали, что его непосредственное влияние на австрийскую политику было невелико. Находились и такие, которые считали, что наследник престола был чуть ли не пацифистом.

Такое же расхождение наблюдалось и в отношении его взглядов на внутреннюю политику. Обыкновенно считали что он ненавидел мадьяр и склонен был покровительствовать сербам. Ему приписывали намерение возрождения монархии путем предоставления славянским национальностям таких же политических прав, какими немцы пользовались в Австрии и мадьяры в Венгрии. Другими словами, его считали сторонником федералистической организации монархии на началах так называемого триализма, вместо существовавшего дуализма.

Но фанатически настроенные сербы питали к нему слепую ненависть как к могущественному и решительному врагу и угнетателю и считали, что его следует убить во имя создания «Великой Сербии». И действительно, на процессе сараевских убийц в 1914 году Габринович, который бросил бомбу, откровенно заявил: «Наследник престола был человеком действия – я знал, что на Баальплаце существовала клика, именуемая военной партией, целью которой было завоевание Сербии. Во главе ее стоял наследник престола. Я полагал, что, избрав его объектом мести, я отомщу им всем»^[1]. Принцип, произведший роковые выстрелы, вызывающе заявил на суде: «Я нисколько не жалею, ибо я устранил препятствие с нашего пути. Он был немцем и врагом южных славян».

Русские тоже считали его своим врагом и были рады, что царь избавился от него благодаря сараевскому убийству. «Не только в печати, но и в обществе приходится слышать почти одни враждебные отзывы об убитом эрцгерцоге; указывают, что Россия потеряла в его лице ожесточенного врага», – доносил германский посол из Петербурга. Между тем германский император написал на полях этого доклада одну из тех пометок, в которых он свободно выражал свои сокровенные мысли и непосредственные впечатления: «Эрцгерцог был лучшим другом России, он желал возродить союз трех императоров».

Но ошибочные и противоречивые суждения об эрцгерцоге, распространенные при его жизни, ничто в сравнении с тем, что высказывали о нем после его смерти. Говорили, что он затевал заговор с целью свергнуть с престола своего дядю, что он в союзе с императором Вильгельмом хотел разрушить двуединую монархию, захватить Польшу и Венецию и создать два новых государства, которыми должны были править впоследствии его сыновья, зато немецкая Австрия должна была отойти Германской империи в награду за услуги, оказанные императором Вильгельмом. Делались темные намеки, что его трагическая смерть была вызвана попустительством со стороны австрийских властей, которые желали предотвратить осуществление этих пугавших их намерений или по крайней мере хотели скомпрометировать Сербию и, таким образом, получить предлог для уничтожения соседнего королевства. По другим слухам, его убийство было вызвано тем, что, будучи ревностным католиком, он собирался напасть на Италию и восстановить светскую власть Папы. Один весьма популярный германский автор посвятил полглавы своей книги доказательству того, что убийство эрцгерцога было решено масонами шотландской ложи, которая это свое постановление проводила в жизнь через масонскую ложу в Белграде.

Но где же среди этих противоречивых сплетен и слухов правда об этом таинственном человеке, смерть которого послужила искрой, зажегшей европейский пожар?

Франц-Фердинанд родился 18 декабря 1863 года и был старшим сыном Карла-Людвига, брата императора Франца-Иосифа. Его чахоточная мать, дочь Фердинанда II, последнего короля обеих Сицилии из династии Бурбонов, умерла, когда он был еще ребенком, но его с большой любовью воспитала его мачеха, португальская принцесса. Когда он был молодым, на него не смотрели, как на возможного наследника престола, пока трагическая смерть кронпринца Рудольфа в Меерлинге в 1889 году не оставила Франца-Иосифа без прямого наследника по мужской линии.

Поэтому Франц-Фердинанд сначала не получил никакой подготовки в политических вопросах. Как большинство австрийских эрцгерцогов, он был определен в армию и предназначался для военной карьеры. Он никогда не отличался особенно крепким здоровьем, может быть, вследствие предрасположения к чахотке, унаследованного им от матери. Порою это предрасположение принимало угрожающий характер, и ему не раз приходилось проводить по несколько месяцев в Бриони или в Мирамаре, на теплых берегах Адриатики. Здесь он сильно заинтересовался проблемой создания австрийского флота. Для поправки здоровья он ездил также в Швейцарию, в Давос, а в 1892–1893 годах предпринял продолжавшееся 10 месяцев кругосветное путешествие. В роковую весну 1914 года некоторые предсказывали, что престарелый император, которому минуло 84 года, еще переживет своего племянника, только что перешагнувшего за 50 лет.

Больные легкие, по-видимому, повлияли до некоторой степени на образ жизни и характер Франца-Фердинанда. Болезненное состояние не действовало смягчающе на его нрав. Ему казалось, что судьба обошлась с ним несправедливо, и это развило в нем стремление избегать общество. Нескрываемая поспешность, с которой многие, особенно из придворного круга, покинули эрцгерцога, когда наследник серьезно заболел и казалось, что он уже не сумеет занять престол, ожесточила его, хотя и без того по природе он не был приветлив. У него еще более развились недоверие к окружающим и презрение к людям вообще.

Возможно также, что болезненное состояние еще укрепило его глубокую преданность католической церкви – особенно после того, как он женился на ревностной католичке. И это усилило в нем железную решимость преодолеть все препятствия и подготовиться к делу управления государством Габсбургов. Он изучил языки национальностей, которыми ему предстояло управлять. Он слушал также лекции ученых по разным областям знания, и с течением времени из его коллекций по естествознанию и искусству образовался довольно внушительный музей. Вопросами организации и усовершенствования армии, а впоследствии и создания флота он занимался с настойчивой энергией и проявлял недюжинные способности в этой области.

После того как эрцгерцог женился и должен был заботиться о семье, он значительную часть года проводил в Коношипте, где создал образцовое хозяйство, которое, подобно Валленштейну, вел с довольно большой для себя выгодой. Возможно, что эта твердая решимость жить способствовала тому, что за последние годы его здоровье несколько окрепло. Но ему никогда не удавалось освободиться от желания держаться подальше от общества и от широкой публики.

У него было очень мало близких друзей, он и не пытался приобретать их. В этом отношении весьма характерно замечание, высказанное им Конраду фон Хетцендорфу. Речь шла о том, как следует организовать производство офицеров в армии. Начальник Главного штаба сказал, что считает нужным держаться хорошего мнения о человеке, пока не узнает о нем что-нибудь порочащее его, и что поэтому иногда слишком опрометчиво давал повышения молодым офицерам. Эрцгерцог ответил на это: «Мы держимся разных взглядов. Вы начинаете с того, что считаете каждого человека ангелом, и потом вас ждет печальное разочарование. Я считаю всякого, кого вижу в первый раз, самым посредственным субъектом и жду, пока он сделает что-нибудь такое, чем мог бы заслужить у меня лучшее мнение».

При таком отношении к людям трудно было, конечно, приобрести хорошую репутацию, этим отчасти можно объяснить враждебные и злорадные сплетни, так широко циркулировавшие в Вене относительно эрцгерцога и его жены и повторявшиеся во многих донесениях представителей держав Согласия. Но те немногие друзья, с которыми он был близок, которые видели его сидящим на полу и играющим с детьми, как его секретари или император Вильгельм, были глубоко ему преданы.