на Петю, которого мне было не жалко, потому что это был не я. И теперь он наверняка погиб, ведь он такой хрупкий, а я жив и буду жить, и, наверное, буду жить долго. Ноги понесли меня домой, я шел, всё такой же оглохший, и наконец пришел. И прямо в прихожей, не закрыв входной двери, сам стек на пол, превратился в мутную лужу, грязную, бесцветную, отвратительную для всех.