Понимать вещи – значит побывать в них и потом выйти из них. Для понимания необходимо пленение и потом освобождение, очарование и потом разочарование, увлечение и охлаждение. Тот, кто находится ещё под очарованием, так же, как и тот, который не был очарован – одинаково не могут понимать. Мы знаем хорошо только то, чему прежде поверили и потом разочаровались в этом и стали свободными. Чтобы понимать, надо быть свободным.

Анри-Фредерик Амьель

Дизайнер обложки Татьяна Александровна Калинкина

© Наталья Евгеньевна Винокурова, 2017

© Татьяна Александровна Калинкина, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-5056-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Хватайте шанс

Ходить в церковь я не очень-то люблю. С самого детства. Не сказать, что меня этим прямо мучили, но каждую Пасху традиционно таскались освещать куличи. Сначала с бабушкой, потом с мамой. А вот на похоронах ни разу не была – посчастливилось. И наивно полагала, что эта участь меня никогда не коснётся, но у судьбы, как выяснилось, другие планы на мой счёт.

Поправив чёрную юбку так, чтобы она прикрывала если не колени, то хотя бы бёдра, я села на скамейку у храма. Задрав голову, окинула взглядом заострённые пики, уходящие в небо.

Мне выпала доля быть невестой католика, немца Роберта, поэтому его проводы проходили там же, где мы планировали венчаться – в крупном католическом соборе. Здание, сказочно красивое и снаружи, и внутри. Только вот внутрь сегодня я заходить совсем не торопилась, хотя там уже вовсю шло отпевание. Во-первых, я опоздала к началу, а во-вторых, не очень-то и хотелось снова его видеть. Любоваться там, прямо говоря, нечем. Он и при жизни не был красавчиком, а теперь и подавно.

Из храма доносились поочерёдно то звуки органа, то речь священника. Вот ведь работка у кого-то – устраивать концерты перед мертвецами. Впрочем, музыка красивая, как и голос. Живым тоже должно понравиться.

Кстати, о живых. Достав из сумочки носовой платок, я приготовилась надеть маску убитой горем невесты. А что мне ещё оставалось делать, не позорить же жениха в его последний день на земле перед многочисленными родственниками. Среди них и раньше ходили слухи, что наш предстоящий брак – фиктивный, что мне нужны только его деньги, имущество и бизнес. Впрочем, так и было (шутка ли – двадцатилетняя девушка выходит замуж за шестидесятилетнего старика), но им об этом знать не обязательно.

Ну а мне теперь, помимо всего прочего, предстояло решить много насущных вопросов. А именно: как жить дальше и, в частности, где искать деньги на последний год обучения в универе и на съём квартиры. Сбережений моих без проблем хватит на полгода безбедной жизни, а может даже чуть дольше, но в любом случае придётся срочно переезжать. Двухуровневый пентхаус в центре города мне, при всём желании, самой не потянуть.

Как же всё неудачно и неожиданно вышло. Я-то рассчитывала через месяц выйти замуж и распрощаться с последними отголосками страхов о нищете. Разумеется, я понимала, что жить моему суженному оставалось недолго, но даже мысли не допускала о том, что это может случиться так скоро. Лет пять-десять, по моим подсчётам, у него оставалось.

Увы, бог, во имя которого звучат сейчас эти церковные песнопения, решил за нас иначе. И моя отважная жертва – год отношений с омерзительным похотливым стариканом – не окупилась.

Я вспомнила, как меня трогали его кривые морщинистые пальцы, и от жалости к себе уже действительно готова была разрыдаться. На мои глаза очень вовремя навернулись слёзы – как раз когда отпевание, наконец, прекратилось, и вся толпа соболезнующих вывалила на улицу. Однако мой звёздный час так и не состоялся. Гости, не смотря по сторонам, погрузились в кортеж из ритуальных автобусов и вскоре были таковы. А я так и осталась сидеть на скамейке – в растерянных чувствах и со слезами на глазах.

Мысок чёрной туфельки-лодочки задумчиво ворошил опавшие лепестки черёмухи. Куда дальше? Домой – вернее, в съёмную квартиру – не хотелось. В универ – тоже. Вообще не хотелось никуда идти. Тёплый майский воздух одновременно и размаривал, и вводил в какое-то мёртвое оцепенение. Даже слезинки так и не соскользнули по щекам. Замерли. Будто замёрзли.

Я уперлась локтями в колени и закрыла лицо руками. Звуки органа и голоса прихожан стихли. Храм, закончив отпевание, теперь заслуженно отдыхал. А вместе с ним, в этой тишине, решила отдохнуть и я. Ещё немного. Ещё пять минуток вдали от всей этой московской суеты. От будничной суматохи, к которой так не хочется возвращаться.

– Доброго дня. Вы хотели исповедаться? – глубокий голос, неожиданно раздавшийся откуда-то сверху, заставил меня вздрогнуть.

Глядите-ка, священник. Самый настоящий католик, каких я раньше видела только в фильмах – в строгой чёрной рясе с белым воротничком. В руках он держал чётки из чёрного камня, куда для убедительности был подвешен небольшой крест.

Вообще, если уж говорить о служебной экипировке, то мне больше по душе униформа моряка, полицейского или, на крайний случай, пожарного – она придаёт даже самому простенькому парню тонну неописуемого шарма. Но и сутану я сейчас рассматривала с растущим интересом. Вроде бы ничего особенного, простой фасон, а скроено так, что выгодно подчёркивает все достоинства фигуры – прямую осанку, атлетичный торс, широкие плечи… Да ещё и вытягивает и без того высокий рост.

Окинув говорившего взглядом снизу вверх, я добралась до его лица и мигом позабыла обо всём – кто я такая, зачем пришла сюда и, уж тем более, о чём меня только что спросили. Передо мной стоял симпатичный молодой мужчина – готова поспорить, ему было не больше тридцати. По голосу ни за что не догадалась бы. Это же он, судя по всему, только что отпевал моего несостоявшегося жениха своим профессионально поставленным вокалом.

Встретившись со мной глазами, священник располагающе улыбнулся. Впрочем, его лицо тут же снова стало серьёзным, и он всем своим видом показал, что готов меня выслушать.

– Отец Тимофей, – представился он, протянув мне руку.

Что-то в нём было такое необычное и очаровывающее. То ли на фоне моих великовозрастных любовников, то ли по сравнению с заросшими православными священниками в рясах, едва налезающих на покатые животы – он смотрелся по-особенному. Высокий, статный брюнет, с лёгким загаром и живым лицом, которое ничуть не портила отпущенная в разумных пределах, ухоженная бородка. Но самое сильное впечатление на меня произвели глаза. Светлые-светлые, небесно-голубые. Цвета чистого летнего неба.

Так и не дождавшись от меня рукопожатия, он вздохнул и снова обратился ко мне, теперь уже на «ты»:

– Дочь моя, почему ты здесь? – его гипнотизирующий баритон пробирал до костей и вызывал мурашки. – Тебя что-то гнетёт?

«Да, меня гнетёт, что такие обаятельные парни, как ты, в расцвете лет уходят от мира сего, получают сан и называют девушек дочерями», – чуть было не ответила я, но удержалась.

– Здрассьте, – вместо этого выпалила с ощутимым опозданием. Но лучше уж поздороваться поздно, чем и вовсе никогда.

Кивнув, он присел на скамейку рядом со мной. Минуту или две мы молчали, потом он положил свою руку мне на плечо:

– Я чувствую, что тебе о многом нужно рассказать. Не противься. Станет легче.

На моей памяти, если мужчина садился так близко, то он тут же лез лапать мои интимности или как минимум обниматься. А вот так целомудренно, по-отцовски, меня давно уже никто не трогал. Вообще не припомню, когда я была свидетельницей такого нетребовательного радушия. Наверное, именно это меня подкупило, и я сдержанно признала в ответ:

– Да, знаете… У вас чутьё. Я во многом виновата перед богом.

– Бог всегда готов слушать и прощать своих детей.

– Поверьте, он вряд ли будет рад моим аморальным речам. Я хоть и журналистка, но приукрашивать не умею.

– Постараюсь донести до него твой рассказ в максимально корректной форме, – он произнёс это хладнокровно и даже чуточку строго, но его глаза улыбнулись мне. – Так что не тревожься, он тебя поймёт. А если не поймёт, то это будет всецело моя вина. Как тебя зовут?

– Анжелика. Лика.

– Анжелика… – повторил он. – Ангельская. Прекрасное имя.

– Но ничего общего не имеет с моим внутренним содержанием.

Отодвинув край рукава, он взглянул на часы:

– До следующей мессы ещё целых два часа. Давай продолжим в исповедальне?

Пожав плечами, я согласилась. В конце концов, почему бы и нет? Никогда не участвовала в исповедях, да ещё и католических. К тому же, это ясно как дважды два: если загорелый голубоглазый брюнет с фигурой полубога (чьи достоинства не в силах скрыть даже ряса в пол) куда-либо вас зовёт – не отказывайте. Какая разница, куда. Пускай даже в церковь – хватайте шанс. Потом разберётесь.