Охотники неземные

Охотятся на планеты –

На лебедей серебристых

В водах молчанья и света

Федерико Гарсиа Лорка

Глава 1

Вещь.

Медведь, не торопясь, брёл по краю поляны, вынюхивая что-то в траве и не обращая никакого внимания на запах человека и щелчки фотоаппарата. Целое лето Анна выслеживала этого зверя, изучала его привычки, приучала его к своему присутствию, ежесекундно рискуя вызвать его гнев и спровоцировать нападение. Порядочно времени прошло прежде, чем зверь, которого она про себя окрестила Дмитрием, (из-за сходства с её университетским преподавателем), перестал обращать внимание на её присутствие, перестал уходить от неё и позволил себя фотографировать. Наградой за терпение и настойчивость ей была серия редких снимков, которые должны были украсить её книгу о таёжных животных центра Сибири. Только почувствовав, что вот-вот переступит предел, негласно установленный Дмитрием, Анна не без сожаления спрятала фотоаппарат с ценными кадрами и тихонечко отступила, страшно довольная собой.

День клонился к вечеру, и Анна неохотно повернула домой. Помимо редких снимков она несла грибы, клюкву для компота и толстого августовского зайца, предвкушая отличный ужин и приятный спокойный вечер. В отличие от большинства людей творческих, к которым причислила себя, начав писать книгу, она любила кропотливую работу вроде перебирания ягод и чистки грибов, когда руки заняты, а мысли свободно витают Бог весть, где. Сварит компот, стушит зайца с грибами и картошкой, проявит плёнку, и начнёт готовить остальные грибы для сушки – чем не идиллия?.. Кавказская овчарка Пальма вот-вот должна была ощениться, и Анна немного помечтала о том, как будет возиться со щенками. Обожала щенков крупных пород: толстолапые, неуклюжие и милые.

Как-то так вышло, что именно сегодня она с особой остротой ощущала, как всё сейчас в её жизни правильно и уютно. Вот именно: уютно. О счастье и покое и речи не было, конечно, но наконец-то всё правильно и удачно устроилось, то ли мир подстроился под неё, толи она под него, но всё вокруг доставляло ей удовольствие. Ту частичку земного шара, по которой несли её в данный момент длинные, привычные к долгой ходьбе ноги, она всерьёз считала одной из самых прекрасных. У людей, родившихся западнее Урала, Сибирь ассоциируется, прежде всего, с морозами, каторгой и медведями, и даже здравый смысл и поверхностное знание географии не в состоянии переубедить среднестатистического европейца. Мало кто знает, что Сибирь прекрасна и далеко не так безжалостна к людям, как это принято считать. В жарких тропиках род людской подстерегает гораздо больше опасностей, чем на сибирских равнинах и в сибирских горах; а дикая их красота ничем не уступает хвалёным новозеландским пейзажам. Так, по крайней мере, думала Анна, когда, присев отдохнуть на нагретый солнцем камень, смотрела со склона горы в убегающие за горизонт лесные дали.

Здесь всего было много: неба, воздуха, пространства, леса, камней. Огромное сибирское небо поражает каждого, кто видит его впервые, в самое сердце. Сидя на залитом солнцем склоне горы, можно видеть идущие далеко-далеко дожди, угольные тени облаков на дальних склонах, прослеживая их бег. Вокруг в сухой высокой траве надрывались кузнечики, их отчаянным треском мир был полон до краёв. Коршуны кружили над холмами, по одиночке и парами, перекликаясь переливчато и протяжно. Анна умела слышать голос леса и понимать его – и сейчас он говорил, что в мире царит покой. Ни одной тревожной ноты не было в его музыке.

Обычно она не сидела подолгу, особенно на ночь глядя, так далеко от дома; но сегодня ей почему-то хотелось побыть здесь и полюбоваться горами и озером, в котором отражались корабельные сосны и опрокинутое небо, украшенное кипами пастельных облаков, обещавших перемену погоды. Скрытый сейчас зарослями черёмухи, над озером стоял её дом, когда-то давно принадлежавший какому-то охотнику и лесничему, большой, удобный, с множеством хозяйственных построек и небольшой, но уютной банькой, а главное – с просторным и подходящим для фотографа погребом. Подумав о снимках, Анна вздохнула и поднялась с камня. В августе темнеет быстро, и она уже чувствовала, как по ногам тянет свежестью. Влажный холодный запах травяного нутра и озера был тем сильнее, чем ниже она спускалась. Предвкушая приятный вечер, она всё ускоряла шаг, и вдруг замерла.

Её собаки очень редко подавали голос, как все кавказцы, смущая незваных гостей молчанием и внимательными, почти волчьими глазами, смотревшими в упор. Лаем, как сейчас, они встречали немногочисленных «своих», но лай их звучал не особенно приветливо – они словно предупреждали её, что со «своим» пришли чужие. Чужих она боялась. Столько лет прошло, но всё ещё замирало сердце, и холод пронизывал всё тело. Бесполезно было утешать себя и говорить, что не такая она шишка, чтобы искать её так далеко и так долго, но стереотип, связанный с определённой категорией людей, был в ней силён, как во многих её соотечественниках. Поправив на плече карабин, она помедлила на тропинке прежде, чем выйти на поляну перед домом и увидеть тех, кого принесла к ней нелёгкая.

У дома её ждали трое, и лишь одного из них она знала. Сдержанно поздоровавшись, Анна вошла в дом, оставила там карабин, фотоаппарат, рюкзак, положила зайца на лёд, и только после этого вернулась к гостям. Те уже расположились за столом под черёмухой, оглядываясь с любопытством и недоверием.

– Вот, привёл тебе, Нюра, уфологов. – Сказал Анатолий Иванович, егерь, охотник и писатель, – Это канадец, Поль, а это наш, Игорь.

– Анна. – Она протянула им по очереди руку. – Опять по поводу Тунгусского метеорита?

– Тунгусского тела. – Поправил её Игорь. – Совершенно очевидно, что метеоритом это не было и быть не могло.

– Столько лет прошло. – Уклончиво ответила Анна. – Уже и очевидцы все померли давно.

– У вас нынче, говорят, в небе оживлённо. – Улыбнулся Игорь. Улыбка у него была красивая. – Несколько человек видели здесь НЛО?

– Да, за три года, – с тех пор, как ты, Нюра, сюда перебралась! – их уже все здесь видали. – Подсказал Анатолий Иванович. – Ты тоже видала.

– Я ведь его не сфотографировала. – Анна покраснела: так вот, зачем уфологи! Надо же было ей, дурочке глупой, разболтать об этом случае, когда она сама ничего не поняла и ни в чём не уверена! – И потом, не верю я в НЛО.

– Иногда такое бывает. – С сильным акцентом, но не коверкая слов, только иногда ошибаясь с ударениями, сказал Поль. – Некоторые люди, как это сказать? Предполагают? Нет, предпочитают, – не верить в то, что им не понятно, не смотря на очевидное.

– Я зоолог. – Возразила Анна. – С университетским образованием, и материалист. Не поверю, пока не получу более весомое доказательство, чем что-то мельком виденное и не подтверждённое.

– Ну, а хоть рассказать-то, как всё произошло, ты можешь? – Спросил Игорь, насмешливо прищурив красивые серые глаза.

– Могу. – Ответила Анна, начиная чувствовать себя неуютно. Есть мужчины, в обществе которых любая, даже самая серенькая женщина начинает чувствовать себя интересной. Это даже не зависит от того, что этот мужчина на самом деле про эту женщину думает, может, морщится про себя, не важно, есть у него этот божий дар. И ради этого ощущения женщины готовы в лепёшку расшибиться, только бы продлить его. Но существуют и другие мужчины, которые ухитряются без слов, без единого намёка, заставить вспомнить про сломанный ноготь, неудачную причёску, стрелку на колготках, или про то, что идёте вы с дачи и вообще, сегодня не ваш день. Игорь был из их числа. Анна уже несколько лет не вспоминала о том, что ни разу за это время не посещала парикмахерскую, забыла, что такое косметика, и даже телевизор не смотрела и не знала, что сейчас модно. А теперь в один миг вспомнила всё это, осознала, что её джинсы вылиняли до бела и заношены и вытерты совершенно непотребно, так же, как джинсовая же безрукавка на молнии с обтрёпанными краями; что ботики на её ногах, которые она сама про себя называла своими «говнотопиками», очень удобные, но вида уже совсем неприличного. Светлые, неопределённого сероватого оттенка у корней, а дальше почти белые, без желтизны, волосы уже давно не знали ни краски, ни парикмахерских ножниц, ни фена, ни шампуней и бальзамов. Сами по себе они всегда были не дурны: очень густые, очень толстые, абсолютно прямые, как грива, они стойко выдержали все эксперименты, которые по глупой молодости проделывала с ними Анна, мечтая то обкудрявиться, то стать брюнеткой, и все стрессы – даже пережив страшное горе, Анна не потеряла ни одного волоска. Но при всех несомненных достоинствах этих волос, собранные в конский хвост и кое-как подстриженные прямо в хвосте своей обладательницей, выглядели они весьма невзрачно. А на обломанные и обведённые траурной каёмочкой ногти хотелось просто сесть, чтобы спрятать от внимательного взгляда Игоря, который она не могла не ощущать, даже отводя свой.

– Я думаю, – начала она, тем не менее, очень спокойно и обстоятельно, – что это какой-то оптический эффект был. Мираж, может быть, хотя в Сибири миражей и не бывает. Вдруг раз в сто лет всё-таки случаются?

– И как он выглядел?

–Овальный такой. Очень большой. Немного светился, так, что деталей было не разобрать, и двигался. Я на склоне была, – она показала рукой, – вон там, клубнику собирала. Так и села. Испугалась, – призналась она смущённо, – жуть. Сижу и только о том и думаю, что я вся на виду.

– И что дальше?

– А ничего. Он повисел немного, – Анна снова показала рукой, где, – потом задвигался – я ещё заметила, что он в воде отражается, значит, настоящий, – и исчез. Прямо с неба: был, и нету. А я Иваныча встретила и с перепугу ему всё рассказала. Потом, когда остыла, пожалела уже. Ведь ничего особенного же не произошло. Деталей я не видела, инопланетян тоже. Мираж, а может, и военное какое новшество, засекреченное. Почему нет?

– Он вам показался плоским, – спросил Поль, – или объёмным?

– Объёмным. – Подумав, сказала Анна. – И вроде как немного искажённым, словно не в фокусе, понимаете?

Они оба что-то записали, и Анна засмеялась:

– Только не ссылайтесь нигде на меня, может, я лгунья, почище Мюнхгаузена!

Они вежливо поулыбались и начали задавать свои вопросы: сколько в этот день было градусов тепла, какие были облака, с какой стороны летел НЛО, каким был ветер, какой был час и даже – какое у неё было в тот день настроение. Анна отвечала довольно точно, благо, память у неё была отличная. Но общение с людьми начинало её утомлять. Беспокойство не проходило; она не верила до конца этим странно цивильным молодым людям, которые не походили на безумных чудиков, какие, по её мнению, должны были искать следы падения Тунгусского метеорита – пардон, тела. И вообще. Она специально поселилась одна, в лесу, как можно дальше от людских скопищ, чтобы свести общение к минимуму. Ей, вообще-то, казалось, что это и так должно быть ясно?

Гости выяснили всё, что хотели, но уходить не торопились. Было уже поздно; небо синело, от озера тянуло сырой прохладой. До ближайшего жилья было часов шесть ходьбы, а места вокруг были уже совершенно дикие. В заброшенной деревне выше по реке жили только сектанты, люди неприветливые, с опасными причудами, и старик, державший шикарную пасеку, но людей не принимавший на дух, а до деревни с магазином и медпунктом было сто километров. Поэтому Анна, скрепя сердце, сама предложила гостям переночевать у неё в сарае, на сене. Они согласились с облегчением, словно не очень-то на это рассчитывали – видно, Иваныч уже предупредил о её неприветливости, – и Анна немного непоследовательно на это обиделась. Не погонит же она на ночь глядя людей в медвежьем краю!

Уже сгущались сумерки, и Анна принесла из дома живописную керосиновую лампу, поставила на стол под черёмухой. Надеяться на то, что гости сразу же уйдут спать, не приходилось. Игорь быстро выставил на стол три бутылки водки, тушёнку, ананасовый компот и три яблока. Анна пить не собиралась, но её никто и не спросил, что её покоробило. Чем дальше, тем сильнее она начинала тяготиться присутствием этих людей, что усугублялось неплатоническим интересом Игоря к её персоне. На Иваныча и Поля надежда была слабая, мужчины в таких случаях проявляют поразительную солидарность, если только дело не доходит до прямого насилия, но этого, как раз, Анна не боялась. Выпущенные из вольера собаки неподвижно, но бдительно лежали рядом. Размерами превосходя волка, они могли бы вдвоём потягаться даже со средним медведем. И карабин, опять же, был рядом, а стреляла Анна, спортсменка – биатлонистка в прошлом, отлично. Нет, боялась она грубости, душевных волнений, которые всё ещё были ей не по силам. Боль не ушла, только затаилась, любой пустяк мог всколыхнуть её в душе, вернув смятение и хаос.

– А ты что, так и живёшь здесь совсем одна? – Разливая водку, спросил Игорь.

–Да. – Коротко ответила Анна. От водки отказалась. Она не переносила спиртное, наркотики, даже лёгкие обезболивающие – у неё была с детства непонятная врачам аллергия на эти вещи, даже анальгин мог свалить её с ног.

– И мужика нет?

– Нет. Ну, если только я его в подполе не прячу.

Поль заулыбался, но промолчал – он вообще в основном молчал. С виду он был никакой, как многие иностранцы; слишком ухоженный, чтобы быть уродом, слишком невзрачный, чтобы быть красавцем, нечто среднее. Но было в нём и что-то приятное, располагающее к нему, Анна предпочла бы общаться именно с ним. Только Игорь был слишком яркой и авторитарной личностью, с сильно выраженным мужским началом. Раз Анна была единственной женщиной в радиусе ста километров, она должна была общаться исключительно с ним, слушать только его, смотреть только на него, восхищаться только им. Он не давал слова сказать ни Полю, ни Иванычу, и даже сесть ухитрился так, чтобы Анна просто вынуждена была смотреть на него и обращаться к нему.

– А вообще-то замужем была? – Продолжал он развивать интересующую его тему, не обращая внимания на то, что она не горит желанием говорить об этом – а может, именно поэтому.

– Была.

– А дети есть?

– Нет. – У Анны внезапно ком встал в горле, слёзы едва не навернулись на глаза. Если он ещё что-то спросит о детях…

Но тут, словно поняв её состояние, ей на выручку пришёл Поль, спросив:

– И не страшно, ведь здесь так безлюдно?

– Нет. – Ответила Анна. – Здесь спокойно. Когда жила в деревне с сектантами, было страшнее.

– И не говори. – Подхватил Анатолий Иванович. – Прямо нелюди какие-то.

– А что так? – Живо заинтересовался Игорь, и Анна пожалела, что вообще заикнулась об этом.

– Там пять молодых мужиков, один старик и трое парней. Вера у них какая-то… ну, очень уж строгая; женщин они не признают, вот и взъелись на Нюру. Диавольский, говорят, соблазн. Проходу не давали, чуть в доме не сожгли.

Игорь, усмотрев в этом что-то комичное, радостно рассмеялся, но Анне, которая очень живо всё помнила, было не до смеха. Впрочем, она ничего не сказала, боялась конфликта. Ей уже совершенно не хотелось общаться, и она почти не скрывала, что ждёт, когда её, наконец, оставят в покое. Обыкновенная женщина давно встала бы и сказала что-нибудь вроде: «Пора и баиньки, завтра рано вставать», но Анна не могла. Душевная слабость проявлялась и в этом – она не в состоянии была настаивать даже на том, на что вполне имела право. Она боялась не только грубого слова, но даже недоброго взгляда; душевная болезнь сделала её восприимчивой сверх всякой меры.

Как она и подумала вначале, уфологи собирались побывать на месте падения тунгусского тела. Что они там надеялись через сто лет отыскать, Анна так и не поняла, зато услышала много интересного и неожиданного, например, что тел было на самом деле два, и летели они навстречу друг другу. Игорь увлечённо, и, надо отдать ему должное, убедительно нарисовал картину гипотетического космического сражения между пришельцами, ловко обосновав и высокий уровень радиации, и странное положение упавшего леса, и путаницу в показаниях свидетелей. Даже скептически настроенная Анна почувствовала, как в груди шевелится сомнение, а Поль вообще слушал инсинуации своего русского друга с нескрываемым восторгом, иногда бросая на Анну и Иваныча ревнивые взгляды, как бы призывая их восхищаться с ним вместе и проверяя заодно – не сомневаются ли они?

– И вы собираетесь вдвоём, без оборудования, через сотню лет найти в тайге доказательства этой теории? – Спросила Анна.

– А ты не веришь в судьбу?! В предопределённость?! – Сверкая глазами и зубами, спросил Игорь. – Я верю, что такое сильное желание должно притянуть к себе удачу!

На миг стало так больно, что дух перехватило. Да что он знает о сильном желании?! Её ли желание не было сильным?!

– Пойдём с нами, Нюра! – Заметив, что потерял её внимание, напомнил о себе Игорь. – Тебе же интересно!

– Нет. – Покачала головой Анна. – Не могу я из дома надолго уходить. Куры у меня, козы; росомаха ходить повадилась.

– Пристрелить её, и всех делов! – Засмеялся уже порядочно захмелевший Игорь. – Хочешь, я пристрелю?

– Спасибо, надо будет, я сама управлюсь.

– Хорошо стреляешь? – С насмешкой, ясно показывавшей, как он относится к стреляющим женщинам, спросил Игорь. Но тут за Анну горячо вступился Иваныч:

– Да ей самые меткие охотники в подмётки не годятся! Уж если Нюра стреляет, то наповал, что росомаху, что марала, что белку. Биатлонистка!

– Что, ты правда, спортсменка? Ты?! – Игорь удивился так искренне, что Анну это оскорбило. Может, у неё и причёска не в порядке, и ногти стрёмные, и одёжка так себе, но не заметить в ней спортсменку – это уже через чур! Анна встала, и он, спохватившись, поймал её за руку:

– Да ладно, чё ты, обиделась, что ли?

– Мне козу доить пора. – Анна с силой отняла руку. – Спокойной ночи.

– Козу помочь подоить? – Крикнул вслед пьяный Игорь, но Анна не ответила, поняв, что сморозила глупость, и ещё больше расстроившись.

Зажгла дома керосиновую лампу и занялась своими делами. Приготовление зайца и грибов оставила на завтра, компот тоже; покормила собак, выглянула во двор – гости всё ещё сидели под черёмухой, спорили. Она услышала укоризненные интонации в голосе Поля и предупреждающие – в голосе Иваныча, поморщилась. Сказала громко:

– Вы то, что не съели, вывалите на тропинку, у спуска, здесь медвежонок ходит, он подберёт. А мусор закопайте, Иваныч покажет, где.

– Козу подоила? – Весело спросил Игорь. Анна, не ответив, закрыла дверь. Господи, когда же они свалят, наконец?

– Скорей бы утро. – Сказала она с досадой, и собаки согласно шевельнули хвостами в ответ.

С самого рождения жизнь Анны Полонской складывалась так, что она была в основном оторвана от сверстников, и её чувство реальности было искажено из-за долгой и не понятной болезни, которая кончилась так же странно, как началась и продолжалась. Когда её мать начала перехаживать десятый месяц беременности, врачи не очень встревожились, так как в те социалистические времена женщины частенько прибавляли себе недельку – другую сроку, чтобы пораньше уйти в декрет. Но когда все скидки на враньё были исчерпаны, врачи встревожились. Живи Анастасия Полонская в деревне или маленьком городе, может, она спокойно доносила бы своё странное потомство, но в Новосибирске, городе прогрессивном, её поместили в одну из лучших больниц и принялись активно стимулировать роды.

К огромному удивлению врачей, дети – мальчик и девочка, – родились недоношенными. Девочка показалась совершенно безнадёжной, а мальчик подавал какие-то признаки жизни, и, оставив девочку на произвол судьбы и санитарок, врачи начали активно спасать мальчика. В итоге мальчик, успевший получить имя Станислав, умер, а безымянная девочка начала медленно прибавлять в весе.