Она поднялась по ступеням веранды и уже вошла в небольшой холл первого этажа особняка, когда вдруг обнаружила, что забыла на скамейке ключи от своего номера. С досадой поджав губы, Марфа развернулась на каблуках и направилась обратно в парк.

Навстречу Марфе поднималась от озера небольшая группа людей – возможно, вернувшиеся из пешего похода в горы туристы. Марфа увидела проводника, и та, узнав Марфу, кивнула ей в знак приветствия. Марфа кивнула в ответ.

Свернув на аллею, где стояла скамейка, на которой Марфа оставила ключи от номера, она вдруг заметила, что ветер стих. Верхушки сосен молчаливо темнели на фоне почерневшего неба, по которому больше не проплывали безучастные облака, а штормовые вихри больше не ломали изогнутых веток, заставляя их издавать печальный визг. И перемена эта, необъяснимая, скорая, поразила Марфу. Но не столько смена погоды, подобная перерождению, удивила ее, сколько перемена самого восприятия пространства, которое вдруг показалось Марфе шире и рельефней, чем прежде.

Ключи от номера действительно лежали на скамейке. Взяв их, Марфа снова посмотрела в сторону террасы, музыка с которой доносилась теперь отчетливо и громко. Девушки возле террасы уже не было.

Марфа встретилась с Мелюхиным за завтраком следующего дня. У Марфы была на тот день намечена конная прогулка к гротам, поэтому к завтраку Марфа спустилась раньше обычного. Ресторан только открылся, и никого из тех, с кем Марфа обычно завтракала, не было: собственно, в ресторане, кроме Марфы, был еще только один посетитель – немолодой и довольно упитанный мужчина, неторопливо поглощавший яичницу с беконом и запивавший ее молоком.

Марфа сидела на своем обычном месте, отпивая из чашечки с толстыми стенками горячий эспрессо – аппетита у нее в то утро не было.

Первой вошла в ресторан девушка с тростью – Марфа заметила ее боковым зрением и узнала ее по ярко-алому платью, уже другому, но, как и прежнее, облегавшему ее фигуру. За ней мелькнул силуэт молодого мужчины, но и на его приход Марфа не обернулась, про себя только с трепетом отметив его появление. Марфа продолжала теперь уже взволнованно маленькими глотками отпивать кофе, когда молодой человек и девушка направились к веранде. Марфу объяло похожее на густую жижу оцепенение. Она желала быть неузнанной, но в то же время хотела внести в безмятежность пребывания Мелюхина в пансионате сумятицу удивления. Она поддалась воле судьбы.

Не известна еще человечеству первоприрода участи и предопределения, а воле будущности последующих мгновений было угодно свести два взгляда, каждый из которых был полон восторженного смятения.

– Марфа… – раздался изумленный голос, знакомый и новый одновременно.

Марфа неспешно отняла свой взгляд от кедра, росшего по ту сторону ограждения веранды, и подняла его на звук своего имени. Глаза ее встретили удивление и поэтичную растерянность в голубых глазах на знакомом красивом лице. Мелюхин остановился в двух шагах от столика Марфы и, подавшись вперед, смотрел на нее смущенно и радостно. Когда Марфа обернулась к Мелюхину, он улыбнулся, и лицо его сделалось совершенно счастливым.

– Приве-ет… – улыбаясь широко и как будто удивленно, протянула Марфа, опуская руку с чашкой на стол. – Как ты здесь? – на выдохе произнесла она.

– Да вот на две недели приехали с женой, – сказал Мелюхин, выпрямляясь. Он обернулся к девушке, остановившейся в шаге от него, протянул ей руку, которую та не приняла, вновь посмотрел на Марфу и спросил: – Как давно ты здесь?

– Уже неделю, – ответила Марфа.

– Ты с кем-то?

– Нет, пока одна. Мой муж должен приехать на днях…

– Как это странно… – произнес Мелюхин, хмурясь. – Встретить тебя здесь… Познакомься, Таня, – вновь обратил он свой взор к жене. – Это моя сокурсница Марфа.

– Очень приятно, – улыбнулась Марфе девушка с тростью, при этом щеки на ее лице сделались похожими на наливные яблочки.

– Мне тоже, – откликнулась Марфа, отметив певучесть голоса девушки и чарующую неторопливость ее речи.

– Мы можем… вместе позавтракать, – вдруг предложил Мелюхин, поочередно глядя то на Марфу, то на свою жену.

– Если только в другой раз, – покачала головой Марфа, поднимаясь из-за стола. – Сейчас у меня назначена экскурсия.

– Хорошо, – с готовностью кивнул Мелюхин.

– Всего доброго, – улыбнулась Марфа жене Мелюхина и ему самому.

– Рад встречи, – бросил вслед Марфе Мелюхин, ожидая, что Марфа обернется.

Но Марфа не обернулась.

– Я не смогу приехать к тебе, – сказал Филипп, и слова его вызвали в душе Марфы конфликт глухого ликования и колкого, будто насмехающегося над чем-то разочарования.

Марфа позвонила мужу в неустановленный для этого послеобеденный час. По возвращении с экскурсии, во время которой Марфа пребывала в каком-то новом для себя расположении духа, граничившем с безмерным восторгом, который почему-то вызывал в ней чувство смущения, в Марфе появилось неукротимое желание позвонить Катричу, будто если вот сейчас она не позвонит ему, то случится что-то непоправимое и опасное. И она позвонила ему, и Филипп был очень удивлен этому неожиданному звонку и в то же время очень рад ему. Но радость в его голосе скоро сменилась нотами тоски и грусти, как если бы Марфа сообщила ему о чем-то печальном, и этот тон голоса мужа расстроил Марфу только потому, что ее звонок не произвел на Катрича ожидаемого впечатления. А сообщение Филиппа о том, что он все-таки не сможет оставить дела и приехать к жене, и вовсе огорчило Марфу, вызвав частое, ритмичное сердцебиение в ее груди.

– Тогда я уеду отсюда, – ответила Марфа без энтузиазма.

– Нет, не нужно уезжать, – запротестовал Филипп. – Ведь тебе нравится там? Останься еще на неделю. Горный воздух тебе полезен.

Марфу странно обрадовало это заверение мужа, и она как будто с неохотой согласилась с ним.

Продолжительная конная экскурсия по лугам и низинам утомила Марфу, и, поговорив по телефону с Катричем, она легла на постель, решив немного отдохнуть, и сразу же крепко заснула.

Проснулась она только в девятом часу вечера. Переодевшись в синий брючный костюм свободного кроя – Марфа теперь одевалась с особенной аккуратностью, хотя она всегда выглядела элегантно, – Марфа спустилась в ресторан. Почти все посетители уже поужинали, и в ресторане было занято только несколько столиков. Направившись было к веранде, Марфа на полпути остановилась, впившись вопросительным взглядом в сидящего за столиком, который обычно занимала она, Мелюхина.

Он сидел, откинувшись на спинку стула, и безучастным взглядом следил за зажигалкой, которую крутил в пальцах правой руки. Вид у него был задумчивый и в то же время отстраненный. Вопреки соблазну, Марфа решила не подходить к нему – чувство стыда перед чем-то непоправимым все еще преследовало ее. Она хотела пройти к столику, который не был виден с веранды, когда Мелюхин поднял свой взгляд от зажигалки и обратил его на Марфу. Увидев ее, он тут же выпрямился и вздернул левую руку, обращая ее внимание на себя. Марфа кивнула ему, сдержанно улыбнулась, но все же не изменила своего решения сесть за скрытый от взора Мелюхина столик в зале. Однако не успела Марфа занять свое место, как возле нее возник Мелюхин.

– Добрый вечер… – произнес он мягко и решительно над головой Марфы.

Марфа подняла голову и посмотрела на Мелюхина.

– Добрый, – коротко ответила она.

– Я могу присесть? – спросил он и, получив неопределенный ответ в виде легкого движения плеча Марфы, опустился за столик рядом с ней. – Как прошла экскурсия?

– Замечательно, – улыбнулась Марфа, метнув на Мелюхина короткий робкий взгляд.

Последовала пауза. Вероятно, Мелюхин ожидал более пространного ответа, но Марфа больше не смотрела на него, а листала принесенное официантом меню.

– Нехорошо тогда получилось, – сказал вдруг Мелюхин и поморщился.

Марфа удивленно посмотрела на него.

– О чем ты? – спросила она.

– О нас с тобой, – ответил Мелюхин, виновато глядя на Марфу.

Марфа покачала головой.

– Ничего не было, – сказала она, и в голосе ее послышалась нерешительность.

Мелюхин обвел лицо Марфы внимательным взглядом и, скрестив на столе руки, опустил голову, при этом глубоко вздохнув.

– Как ты устроилась? – после непродолжительного молчания спросил Мелюхин. – Кем работаешь?

– Учу детей английскому языку, – ответила Марфа.

– В школе?

– Нет, дома. Они приходят ко мне.

– Понятно… – ухмыльнулся Мелюхин. – А я после окончания университета вернулся домой, какое-то время работал в местной газете, потом перевелся в мелкое издательство корректором. Затем женился, открыл свою типографию. Теперь вот… руковожу, – с расстановкой добавил Мелюхин, будто подбирал нужное слово, и снова усмехнулся.

– Здорово, – одобрительно кивнула Марфа, не глядя Мелюхину в глаза.

– Может, это прозвучит слишком банально, но я часто вспоминал тебя, – тихо произнес Мелюхин.

– А я тебя – нет, – не сразу ответила Марфа, хотя сама удивилась этой мысли, впервые пришедшей ей в голову, что за четыре года она ни разу не вспоминала Мелюхина, хотя, как ей теперь казалось, не было и дня, чтобы мысль о нем незаметно для нее самой не пребывала с ней.

Мелюхин вдруг весело рассмеялся. Марфа недоуменно посмотрела на него.

– Почему ты смеешься? – спросила она.

– Смех бывает разным, – сказал Мелюхин. – Сейчас я смеюсь, потому что смущен.

Марфа встретилась с Мелюхиным взглядом и впервые сразу же не отвела его. Глаза его, ясные, голубые, были полны какой-то печальной радости, известной только ему. Мелюхин пристально смотрел на Марфу, будто в глубине ее глаз стремился рассмотреть что-то незаметное, скрытое, и, как будто наконец разглядев это, он несколько раз моргнул и вновь улыбнулся, но так, как улыбаются чему-то тому, что вызывает трепет.

– Где твоя жена? – прервала Марфа этот диалог безмолвных и многозначительных взглядов.

– Она в номере, – сказал Мелюхин. – Сегодня ей нездоровится.

– Что с ней?

– Головная боль. Такое часто бывает… – отмахнулся Мелюхин.

– Я имею в виду ее ноги, – перебила его Марфа.

– Они повреждены, – сказал Мелюхин, при этом выражение его лица ничуть не изменилось. – Это случилось еще до нашего с ней знакомства. Она поскользнулась и упала, а ноги угодили прямиком под проезжающую машину…

– Какой ужас! – поморщилась Марфа, хотя не почувствовала по отношению к жене Мелюхина никакого сочувствия.

Когда с ужином было покончено, Мелюхин предложил Марфе немного пройтись по парку. Заметив колебания Марфы, он сослался на то, что в пансионате запрещено курить, и попросил Марфу побыть с ним всего несколько минут, пока он выкурит одну сигарету. После недолгих уговоров Марфа согласилась.

Они не пошли по главной аллее, а свернули в более тенистую часть парка, чтобы не мешать постояльцам пансионата наслаждаться свежим вечерним горным воздухом. Марфа ненавидела табачный дым, но, когда Мелюхин зажег сигарету и вокруг его лица надулось седое облачко дыма, аромат, который долетел и до Марфы, не показался ей резким и горьким, – это был дым хороших сигарет, и Марфа вдохнула его, неосознанно стремясь уловить в нем едва различимый аромат, исходивший от самого Мелюхина.

– У тебя счастливый брак, Марфа? – спросил Мелюхин, выдыхая тускло-серую струю дыма.

– Более чем, – отозвалась Марфа, которую этот прямой вопрос заставил вздрогнуть.

Мелюхин не стал провожать Марфу до ее номера: они сдержанно попрощались в холле первого этажа, после чего Марфа по лестнице направилась на свой этаж, а Мелюхин вернулся в ресторан.

Спустя два часа Мелюхин поднялся на четвертый этаж особняка и бесшумно прошел по коридору. Скоро он остановился у одного из номеров и постучал в дверь. Сначала не было слышно ничего, потом в двери щелкнул замок, и дверь приоткрылась. Несколько мгновений никто не произносил ни слова, потом дверь номера открылась шире, и Мелюхин вошел внутрь…