© Наталья Сологуб, 2025.

© Издательский дом BookBox, 2025.

И пусть будет так…

«Никогда никому не доверяй», – говорила ей бабушка с детства. А Лельке было ее жалко. «Ведь сколько же бабуле досталось пережить, чтобы так говорить. Бедная моя, бедная», – думала Лелька и жила по-другому. Да Лелька иначе и не могла. Она верила всем и всему. Всем, кто был рядом, всем, кто был в телевизоре, всем, кто что-то вещал по радио, а позже – всем, кто пишет в инстаграме. «Вот как с этим жить?!» – спросите. Трудно. Но Лелька жила. И когда ее в очередной раз кто-то обманывал, она сильно переживала. Не за себя, а за тех, кто ее обманул, представляете? Она говорила: «Как же они с этим жить-то будут?» Вот. Грустила, конечно, но не долго. А потом снова все забывала и снова всем верила. Такой вот была наша Лелька. Звали ее, вообще-то, Леной, а Лелькой ее называла бабушка, так вот и осталась она для всех Лелькой. Росла Лелька в любви и сама всех любила. Просто всех любила, всех людей, без исключения. «Не может быть, – скажете, – что за блаженная такая?!» И я бы не поверил, если бы не знал Лельку с детства. И что меня удивляло – так это то, что, заговорив впервые с любым человеком, она тут же становилась его доверенным лицом. Как ей это удавалось, непонятно, но это было именно так.

Зайдя в автобус и усевшись рядом с какой-нибудь теткой, она обязательно обращала внимание, удобно ли той сидится, не мешает ли ей тяжелая сумка. И пока доедут до нужной остановки, они уже прощались, как старые знакомые, успев поговорить обо всем начиная с погоды и заканчивая проблемами тетки с внуками. Спросите, зачем ей это было нужно? Не знаю. Просто она была такой. Над Лелькой часто подшучивали друзья, но, поняв, что ей это было по барабану, перестали, видя, что это бесполезно. Лельку ничто не меняло. Она топала по жизни с широко открытыми голубыми, как небо, глазами и совершенно открытой для всех душой. А еще она была страшной хохотушкой, ее радовало все: дождь, ветер, случайная мелодия из окна и просто теплый асфальт, по которому она обожала шлепать босиком. И особая тема о том, как Лелька смотрела кино. Нет, она не смотрела кино, она просто проживала фильм вместе с его героями. Рыдала от любой слезинки героя, переживала изо всех сил и так радовалась хорошему финалу как будто это в ее личной жизни случилось нечто прекрасное. Выходила из кинотеатра вся сияющая и ликующая. А уж если финал был печальным, горю не была предела. Выходила мрачная и молчаливая, и стоило только попытаться ее успокоить, она взрывалась тирадой негодования и отчаяния. И было бесполезно говорить, что это всего лишь кино.

Кстати, подруг у Лельки, как ни странно, было не много. Ее как-то побаивались, что ли. Слишком она была не похожа на всех. Сплетничать не любит, обсуждать кого-то тоже. Но, впрочем, Лельку это не огорчало. Ей не нужны были подруги, если ей хотелось поговорить, она просто выходила на улицу и всегда находила собеседника.

Однажды я не удержался и спросил ее: «Почему ты ко всем людям относишься так, будто это твои родственники или друзья?» Лелька подняла на меня свои голубые глаза, в которых я увидел недоумение, и ответила: «Ну ведь так и есть. Мы ведь все на одной планете родились». Представляете, логика? А потом, помолчав, добавила: «Каждый человек должен понимать, что он не один на Земле, понимаешь?»

Я не понимал. Тогда не понимал. Но от слов Лельки стало как-то… зябко, что ли. Я вдруг почувствовал то самое одиночество, о котором говорит Лелька. Мы ведь действительно, по большому счету, все одиноки. Кому есть дело, кроме родителей, кто мы и что мы? Любим ли мы гречку или макароны, о чем грустим? Кому есть до этого дело? Видимо, Лелька чувствовала это одиночество, особенно тогда, когда не стало ее бабушки и родителей.

Наверно, я любил Лельку. Но я был трус и не признавался в этом ни ей, ни себе.

Однажды мы поехали с друзьями в горы. Ехали сначала на автобусе по жуткой, пыльной дороге. Тряслись и задыхались от жары. Наконец, автобус нас оставил на трассе, и дальше надо было идти пешком. Мы молча шли по степи, по колючкам, было невыносимо жарко. Одним словом, я уже десять раз пожалел о том, что поддался уговорам друзей поехать с ними. Я очень городской парень, и эта природная экзотика была для меня тяжелым испытанием. Лелька была с нами, но я про нее даже как-то и забыл. Она шла позади и, казалось, все время что-то высматривала под ногами. «Ты что-то ищешь?» – спросил я ее. Совершенно довольная мордашка Лельки меня просто обескуражила. Вокруг все кряхтели и ныли, а она просто шла, улыбалась каким-то своим мыслям, с интересом разглядывала все вокруг и на мой вопрос просто разжала ладошку и показала цветные камушки, которые она подобрала где-то по дороге. У нас у всех были весьма тяжелые рюкзаки, так как в горы мы собирались на несколько дней. Я усмехнулся: «Ты хочешь, чтобы твой рюкзак стал еще тяжелей?» Ответ был в репертуаре Лельки: «Они меня так ждали!»

Я устал так, что не было сил даже как-то реагировать на эти ее слова, и мы шли дальше. Когда мы дошли до ущелья, было уже почти темно. Мы установили палатки, разожгли костер и кое-как чего-то поев, завалились спать. Сил не было ни у кого. Мы все были дети города.

Утром я проснулся от журчания воды, совсем рядом с палаткой был ручей. Потянувшись, я выбрался из палатки и огляделся. То, что я увидел вокруг, заставило даже меня, антиромантика, замереть. Представляете, рядом с нами были с одной стороны горы и ручей, а с другой поляна, усеянная алыми маками. Было раннее утро, весело щебетали птицы, а все наши друзья сладко дрыхли. Все, кроме, конечно, Лельки. Я увидел ее, сидящую на коленях среди маков, и окликнул: «Лелька, все в порядке?» Она подняла голову, и я увидел, что она плачет. «Что случилось?» Я подошел. По Лелькиным щекам текли слезы, она отвела взгляд от меня и посмотрела на маки. «Это так красиво!» – сказала она и еще раз всхлипнула. «И поэтому ты плачешь?» Лелька кивнула в ответ. «Ты инопланетянка, Лелька», – сказал я ей и, развернувшись, стал уходить от нее как можно быстрей. Меня просто напугало неизвестно откуда возникшее у меня страстное желание расцеловать эту совершенно ненормальную девчонку, ревущую от красоты маковой поляны.

Такой я ее и запомнил. Навсегда. Ревущую и ужасно родную.

Прошло уже много лет, я давно уехал из родного города, учился, работал, путешествовал, побывал во многих городах и странах, женился, развелся. Многое пришлось пережить, и, чем старше я становился, тем больнее было воспоминание о Лельке. У нас никогда не было с ней отношений, в принятом смысле, я ей никогда ничего не обещал, но в глубине души я чувствовал в себе какой-то стыд за то, что я оставил эту маленькую беззащитную инопланетянку наедине с миром, полным жестокости, несправедливости и зла. Я часто думал о том, как сложилась у нее жизнь, где она, с кем. И чем чаще я об этом думал, тем больше злился на себя. Теперь, повзрослев, повидав жизнь без прекрас, я вдруг понял, какое бесценное сокровище было со мной рядом. Я много повидал женщин, и ни одна из них не плакала при виде маков. Да и вообще, современные женщины редко плачут. Бизнес, работа, карьера, имидж. Все что угодно, но не маки.

Этим утром я проснулся с тяжелой головой, опять снилась Лелька и камушки в ее ладошке. «Они меня так ждали!» – вспомнил я ее слова. «Лелька, Лелька, а ты не ждешь ли меня?» – вдруг подумал я и застыл с чашкой кофе от своей мысли. Дальше было все просто. Я уже ни о чем не думал, поставил чашку, накинул пиджак и, прыгнув в такси, поехал в аэропорт. Никогда так долго не летел самолет до моего города. Мне было то холодно, то душно, сердце колотилось, видимо, поднялось давление. Я не понимал, что со мной происходит, куда я лечу, зачем, что я хочу, но я знал, что, если я не увижу Лельку, жить больше незачем. Вот так просто. Незачем.

Самолет наконец приземлился, и, когда я ехал в такси, я почти не узнавал родной город, так он изменился за эти годы. Но дом Лельки был на месте. Забежав по лестнице на четвертый этаж, едва переводя дух, я позвонил. Дверь открыли не сразу. Пожилая женщина смотрела на меня и даже не сразу поняла мой вопрос: «Лелька? Ах, Леночка… Она давно уехала, я уж и не знаю куда. Мы давно купили эту квартиру. А вы ее родственник?» – «Да, мы родились с ней на одной планете», – устало ответил ей я.

Теперь ничто не имело смысла. На улице было солнечно, вид знакомой до боли улицы будил воспоминания. Мой мозг не хотел мириться, не может быть, она где-то здесь, где-то рядом, наверняка болтает с какой-нибудь бабулькой, кому-то помогает дотащить тяжелую сумку. И вдруг я услышал чей-то оклик: «Лелька!»

Я оглянулся и увидел парнишку лет шестнадцати, который хохоча приобнял подбежавшую к нему девчушку.

Все. Я начал задыхаться. И снова услышал голос, меня кто-то ласково похлопывал по щекам:

– Ну ты чего, приснилось что-то? – Лелька смотрела на меня с любовью и тревогой. Мы ехали в поезде, и на руках у нее спал наш краснощекий Максимка.

– Кажется, во сне я прожил другую жизнь, какое счастье, что я просто спал! Не исчезай никогда из моей жизни, слышишь? – сказал я Лельке.

– Конечно. Я же инопланетянка. Но если что, я тебя заберу с собой, – улыбнувшись, ответила она.

Не курортный роман…

«Никогда не надо ни о чем жалеть», – часто говорила себе Ника и старалась жить по этому правилу. И правило это ее никогда не подводило. Она не жалела, когда пошла учиться вопреки воле родителей не на инженера, как хотел папа, а на художника. Она не жалела, когда увидела однажды своего парня в обнимку со своей подругой, не жалела, что из-за него отказалась от важной для нее стажировки в Италии. «Если так случилось, значит, мне это для чего-то нужно», – сказала она себе и не жалела. Даже испорченной юбки никогда не жалела. «Повод купить новую», – решала она и снова не жалела. Но вот однажды… правило не сработало.

В то лето было как-то все легко. Быстро сдалась сессия, уладились все дела, стояла шикарная погода. Ника сидела на скамейке в сквере и, положив рядом папку с эскизами, не спеша ела любимое фисташковое мороженое. Одиночество было ей комфортно, более того, она очень любила одиночество, считая, что постоянное присутствие рядом людей отупляет человека. Забирает силы, энергию, мысли, потому что, начиная говорить с кем-то, ты волей-неволей отдаешь все свои внутренние ресурсы тому, с кем общаешься. Обидно, когда общение-то иногда пустяковое, а ты чувствуешь, что тебя опустошили. Вот и ждешь, когда снова наполнится твой духовный колодец.

Так вот, сидя на скамейке солнечным летним днем, Ника вдруг почувствовала, что ей необходимо уехать. Куда, зачем – она еще и не понимала, но прям физически ощутила в этом необходимость. Такое с ней случалось и раньше, неизвестно откуда приходила мысль или решение, и Ника этому не сопротивлялась, напротив, следовала порыву, и все складывалось хорошо. Вот и сейчас осенившая ее мысль нисколько ее не удивила, спокойно доев мороженое и выкинув обертку в урну, она встала и направилась домой собирать вещи.

«Поеду к морю», – думала Ника, в голове были картины красивого берега и она, идущая босиком по песочному пляжу. Картина перед глазами была такой явной, что она даже ощутила мягкое прикосновение теплого песка к ногам.