Глава 1

Андрей

– Андрей, это не обсуждается: ты женишься на Софии – и точка, – заявил мой отец безапелляционным тоном. Интересно, когда я успел так мощно нагрешить, за что мне жизнь такую свинью подложила? Меня выворачивало от одной мысли о браке с этой девицей. – Сын, вот только не надо делать такое лицо, как будто я тебе невесть что предлагаю. К твоему сведенью, это юная привлекательная особа из хорошей семьи, и в придачу, со слов ее деда, давно в тебя влюблена.

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? – откровенно засмеялся я. – Единственное, что верно из перечисленного: она малолетка, и в данном случае это не плюс, а минус. Кого ты обманываешь? Видел я эту соплячку, когда ей было лет тринадцать. Белобрысая жертва концлагеря, без слез не взглянешь, да к тому же еще и проныра.

Отлично помню, как познакомился с этим тощим недоразумением по имени София. Если, конечно, это можно назвать знакомством. Она смотрела на мой голый зад, а я – на ее пылающие щеки. Эта мелкая зараза гостила вместе с дедом у нас в доме на выходных и забрела в мою комнату в самый пикантный момент. Я всеми правдами и неправдами заманил туда женушку одного из отцовских компаньонов и успел даже снять с нее платье… София, сволочь прыщавая, удрала, сверкая пятками, а за ней упорхнула и моя мадам.

– Видел он ее в тринадцать лет! С тех пор ее внешность заметно изменилась, – фыркнул мой родитель и красноречивым жестом изобразил огромные «буфера». – Поверь, когда ты с ней встретишься, тебя ждет сюрприз.

– Слушай, если она вся такая распрекрасная, может, лучше ты сам на ней женишься? – сказал я, хоть и подозревал, после моих слов разразится буря.

И не ошибся.

Мой папик побагровел и из сытого кота в домашнем халате и удобных тапочках, надетых на полосатые носки, превратился в Исаева Виктора Борисовича, мужика, который, сметая на своем пути конкурентов, поднял бизнес с нуля и с каждым днем, несмотря на песок, сыплющийся из одного места, расширял свое дело.

– Не вздумай ляпнуть при матери что-нибудь подобное! Ты меня понял? Шкуру спущу! – зло зашипел Виктор Борисович, но, взяв со стола фотографию, на которой были запечатлены они с мамой, смягчился. – Верочке скажем, что ты женишься, потому что влюбился.

Каждый раз удивляюсь отцу. Он прожил в браке с моей мамой тридцать лет и до сих пор пылинки с нее сдувает.

– Бред! Как только мама увидит эту пигалицу, она сразу же нас раскусит. Мама ни за что не поверит, что мне могла понравиться такая девица. Лично я отказываюсь лгать и тебе не советую. Проще сказать все как есть.

Виктор Борисович тяжело вздохнул, мегааккуратно поставил фотографию на место и возмущенно взмахнул рукой перед моим лицом.

– Что ты имеешь против Софии? Зачем на девочку наговариваешь? Или ты знаешь о ней что-то такое, чего не знаю я?

– Ты прикидываешься или и вправду ничего не понимаешь? – бросил я. – Ты мне хочешь втюхивать в жены внучку Ладонского. Да я без особой надобности и близко не подойду к человеку, в котором хоть одна капля его крови плавает, а тут не капля, а целое ведро. Это не ты, а я последний договор с этим хитрым дедулей курировал, это я у него из глотки потом деньги по контракту вырывал. Удивляюсь, как я при этом не сдох…

– Не преувеличивай, сын. Не так уж Ладонский и плох. Мы вместе с этим хитрым лисом дело открыли. Это потом наши дороги разошлись, а теперь их снова надо соединить.

– Да кому надо-то? Мне и так живется…

– Тебе надо, вот кому, детям твоим, внукам… Не дорос еще отца учить, как делами управлять. Как я сказал, так и будет. Я в тридцать лет тоже думал, что все знаю и умею. А если тебя что-то не устраивает, дорога открыта, вали на все четыре стороны.

– Эх, – усмехнулся я и встал с кресла, – да не проблема.

– Довел все-таки, паршивец, – услышал я за спиной, и в кабинете запахло валокордином.

Я остановился.

– Виктор Борисович, не надоело один и тот же спектакль играть несколько лет подряд? Что, сердце опять прихватило?

– Как видишь…

Слишком уж сильно трясущимися руками отец налил из графина в стакан воды и теперь капал туда лекарство, а сам на меня косился, проверял, сработала его уловка или нет.

– Матери скажу, чтобы доктору позвонила, сердце – орган важный, с ним шутки плохи, – сказал я и продолжил путь к двери.

Никудышный из Виктора Борисовича актер, к тому же весь его репертуар я уже выучил. Кнут не сработал, сейчас пойдет в ход пряник.

– Сынок, подожди, – донеслось до моего слуха. – Зачем на старика обижаешься? На тебе же фирма держится. Уйдешь – развалится все к чертовой бабушке.

– Это я и без тебя знаю. Есть что-нибудь по существу?

– А как же… – протянул мой родитель. – Мы же как с Левой решили? Объединим наши фирмы, считай, одним махом и финансовые трудности решим, и конкурентов в дальний угол задвинем. Потом сами уйдем на заслуженный отдых, а наследников у руля поставим.

– Наследников? – вернувшись в кресло, переспросил я. – Это значит меня, пигалицу Софию и ее братца-алкоголика. Блеск, а не компания! Хорошо вы придумали. Ничего, что не рукоплещу?

– Нет, – замотал головой Виктор Борисович. – Ладонский женщин за людей не считает. София у него так, вместо мебели. Он, я слышал, ей в наследство деньги приберег, квартиру и так по мелочи. Главный наследник – внук, ему и фирма завещана. Левка вроде бы умный мужик, но когда речь заходит о его непутевом внуке, как будто рассудка лишается. Сергей его забулдыга забулдыгой, но Ладонский-старший твердит, что он еще образумится. Хотя куда там? Люди в тридцать пять лет привычек не меняют… Вот вы с ним вдвоем фирму и возглавите.

– А, ну тогда, конечно, совсем другое дело. Вычеркнули пигалицу, и сразу дышать легче стало, – ехидно произнес я и оперся на подлокотники, собираясь снова встать. – Все, я пошел.

– Андрей, рассуди сам: внук Ладонского – беспробудный пьяница, самому Леве жить недолго осталось. Ну ты что, алкоголика вокруг пальца не обведешь?

– Подленько как-то выходит, Виктор Борисович.

– Ну и сиди на попе ровно со своей моралью, а когда бизнес Ладонского конкуренты к рукам приберут, потом не жалуйся.

В целом отец прав. Сергей, внук Ладонского, полный придурок, у него в любом случае фирму отожмут, если не я, то кто-нибудь другой.

– Исключаем из плана женитьбу на Софии, и я в деле, – предложил я, но отец снова надулся как индюк.

– Нет. Если просочится информация о том, что наши фирмы объединяются из-за финансовых проблем, на нас тут же накинется стая стервятников и заклюет, а так ваша свадьба худо-бедно, но слияние объясняет. Соглашайся на брак с Софией, и уже завтра я официально уступлю тебе свой кабинет. По рукам?

Если я сейчас упущу свой шанс, отец просто из вредности продержит меня в заместителях до скончания века.

– Чувствую, что пожалею об этом, но ладно, согласен.

Я пожал руку Виктору Борисовичу, и тот заметно подобрел, отставил воду с лекарством и потянулся к коньяку.

– Пока Вера не видит, приму пару капель… Вот еще что, сын, – проглотив далеко не две капли коньяка, начал диктовать мне новые условия Виктор Борисович. – София, чтобы ты там ни навыдумывал, девочка домашняя, в университете учится, в свободное время картины малюет. Ты с ней повежливей, пообходительней. Она у Левы в доме хоть и на заднем плане, но родная, как-никак, он о ней по-своему заботится. Если обидишь, Ладонский тебе голову запросто оторвет.

– Обижу? – усмехнулся я. – Да я с ней даже разговаривать не собираюсь, мне это неинтересно. Учится София для галочки, ей по статусу положено корочку о высшем образовании иметь, а насчет картин – песня известная. Сейчас многие девицы, которые ничего собой не представляют и нигде не работают, выдают желаемое за действительное. Если внешность более-менее подходящая, значит, модель. Если хоть раз в рекламном ролике засветилась – актриса. Купила в мебельном магазине шкаф со стульями – считай, уже дизайнер. А если вообще ни черта не делает, а только по вечеринкам шастает – светская львица. Мне, похоже, еще повезло, моя хоть и убогонькая, но кисточку в руках держать научилась.

– Да ладно тебе, – хмыкнул Виктор Борисович и, бросив взгляд на дверь, украдкой (на случай, если мама неожиданно зайдет в кабинет) плеснул себе под столом еще коньячка. – Никто не заставляет тебя любить Софию и жить с ней до гробовой доски. Я даже уважать ее не прошу. Просто один год соблюдай видимость нормальных отношений – и все.

– Да-а-а, – задрав голову и уставившись в потолок, протянул я. – Чувствую, это будет тот еще годик.