© Полюшкина Н. Б., 2025

© Петровска Т. П., 2025

© ООО «Издательство «Абрикос», 2025

Часть 1

Глава первая, в которой подарки бывают некстати

– Не спорь, а постарайся понять, – бабушкин голос был слабым и немного хриплым. В комнате собралась вся приглашённая на проводы родня.

Лель приехала рано утром и, не раздеваясь, сразу кинулась наверх. Мефрау Матильда полусидела в постели, откинувшись на шёлковые подушки. В её голосе слышался еле заметный холодок, но полуприкрытые глаза смотрели на внучку ласково. Старая чародейка была в чёрном кимоно с золотыми драконами. В левой руке она держала бокал с игристым мёдом. Стилистки постарались на славу: бабушкины волосы были убраны в высокую причёску, а её ногти блестели свежим лаком. Старая Матильда явно чувствовала себя неплохо и наслаждалась последними минутами земного пути. За призрачной границей жизни её давно уже ждал дедушка, и Лель знала, что встреча с ним волнует уходящую чародейку куда больше, чем судьбы остающихся здесь, внизу. Но оставался ещё один незакрытый вопрос.

– Я хочу этого. Я настаиваю на этом. Теперь мы на одном уровне с наиболее уважаемыми семьями и должны укрепить это положение. Ты совершила глупость, Лель, поступив учиться туда, где только и можно, что прохлаждаться, но в моих силах исправить это. Поверь мне, потом ты поймёшь, что я была права. Да ты и сейчас всё понимаешь, ты же у нас умница, – тут бабуля хитро подмигнула внучке.

В прошлом году Лель успешно поступила в Элементаль^[1], институт Пяти Стихий, расположенный на Юге Федерации. Там Лель наслаждалась компанией творческих экспериментаторов – именно такие учились в молодом (всего-то триста лет успешной практики) заведении. В их окружении Лель чувствовала себя как рыбка в кристально чистом, лишённом хищников водоёме. Родня, правда, была недовольна её выбором, но это обычная реакция старших – вечно им кажется, что они-то лучше знают, как надо. Лель была уверена: ничего, привыкнут со временем. Но теперь всё шло совсем не так…

Едва окончились экзамены, завершающие первый курс, как срочной почтой Лель доставили из дома обратный билет и свиток. Она как раз примеряла нежно-голубое платье, наряжаясь к балу, когда в открытое окно с порывом ветра влетел тяжёлый свёрток, запаянный сургучом. Пневматическая облачная система работала как часы. Все веселились и танцевали, и только мефрау Вайолет сидела одна-одинёшенька в компании дорожных сумок и чемоданов. Содержание полученного свитка не оставляло ни малейших сомнений – выезжать требовалось без промедления.

«Бабушка отправляется в Верхние Сады. При объявлении наследника необходимо присутствие всех родственников».

Всё это значило лишь одно: её бабуля, Матильда Уивер, некогда первая красавица округа Мён и одна из самых влиятельных дам полуострова Китового Уса, вот-вот покинет наш мир и отбудет на покой туда, где нет ни интриг, ни споров.

С переходом в Верхние Сады обычно не спешили. Такое решение принималось только тогда, когда уходящий был твёрдо уверен, что действительно этого желает. Торопиться действительно нужды не было: он мог спокойно завершить дела и передать свой фарн – главный дар и предназначение – наследникам, завещав его кому-то одному целиком или разделив между членами семьи. Последняя воля ни в коем случае не могла быть оспорена. До последней минуты завещание хранилось в строжайшей тайне. Даже малая кроха, полученная от фарна чародея, считалась большой удачей. В далёких Пределах, лишённых магии, веками называли фарн талантом, а его носителя – счастливчиком, баловнем благой судьбы.

Вот этого-то «счастья» Лель и боялась теперь, как огня. Ещё на прошлый Мабон^[2] Лель приметила загадочный блеск в бабушкиных глазах, но отмела мелькнувшее подозрение. С тех пор в её сердце, однако, поселилось нехорошее предчувствие, а Лель редко обманывалась.

– Лель, тебе хорошо знакомы законы рода, законы Федерации – те своды правил, которым мы следуем долгие века. Благодаря этим уставам наша семья не затерялась среди бесконечной череды волшебных кланов, хоть и не всегда решения, принятые родом, сулили радость тем, кто должен был им подчиниться. Но если менять все устои под каждого, кто ими недоволен, не продержаться и двух столетий. – Старушка замолчала, перевела дух. – Так ты согласна?

Старая Матильда протянула к Лель руки, усадила рядом с собой и мягко прижала внучку к груди.

Стоявшие вокруг бабушкиного одра родственники, все как один, от самых близких до седьмой воды на киселе, подались вперёд. Повисла мёртвая тишина. Лель сделала вид, что думает. Но мысли путались. Замерев, все с нетерпением смотрели на Лель. Её согласие означало полный провал надежд для всех собравшихся сегодня. А вот отказ Лель от наследства, напротив, сулил его разделение на равные доли между остальными. Конечно, это было несравнимо с получением нетронутого фарна – ведь что станет с бриллиантом во сто карат, если разбить его на тысячу частей? – и всё-таки слабая надежда получить хоть малую толику кружила головы родственникам и заставляла их сердца биться чаще. Впрочем, нельзя сказать, что они были как-то особенно корыстолюбивы. Да и трагедии никакой в происходящем не было. Все знали, что Матильда отправляется на покой, о котором давно мечтала. Уход в Верхние Сады считался наградой за долгую, насыщенную жизнь, если он только не случался по чьей-то злой воле или чересчур рано. Поэтому никто из близких не жалел о скором расставании. Больше того, все радовались за уходящую. Все, кроме Лель.

Юная чародейка оцепенело смотрела в улыбающееся бабушкино лицо. Лель вспоминала дни, когда они были так счастливы. Старая Матильда не сказала ни слова, но Лель угадала: бабушка мечтала отдать фарн только ей и никому другому. Что ж! Несмотря ни на что она осталась её любимой бабулечкой. Лель набрала воздуха, как перед прыжком в воду, и выдохнула:

– Я согласна!

И сразу же комната наполнилась весёлым шумом. Вокруг Лель захлопали в ладоши. Со всех сторон выкрикивали поздравления. Лель, словно во сне, чувствовала, как мама обнимает её, а папа треплет по волосам. Всех прервал властный окрик Матильды:

– Замолчите все! – И, угасая, как пламя догорающей свечи, сказала: – Я готова. Несите свитки.

Печать поставили на всех листах. Завещание вступило в силу. Кроме самого главного, оно включало в себя длинный список малых подарков остальным: волшебные навыки, большей частью садово-хозяйственные. (Матильда уважала огород и от души любила повозиться на грядках.) В конце стояло имя Лель – любимой внучки, получавшей в наследство фарн Матильды целиком. Внизу значилось:

«Фарн мефрау Матильды Уивер, урождённой Фэйрибакстер, переходит в безраздельное владение мефрау Лель Вайолет, уроженки Жакаранды, младшей дочери рода Уивер, клана Небесных Ткачей гильдии Воздушных Текстильщиков, сразу после перевода свитков последней в Северный Университет магии и всяческих волшебных наук».

Церемония завершилась. Все потянулись в гостиную. Когда же дверь закрылась, раздался лёгкий дребезжащий звук, как будто отворили настежь окна. Лель обхватила плечи руками и закрыла глаза. Ей было хорошо известно, что она увидит, едва дверь в спальню откроется вновь: высокую кровать с ворохом расшитых подушек, а между ними – любимое бабушкино кимоно с драконами. Только без бабушки.

* * *

Лето промелькнуло словно один день.

Прошло ровно два месяца с тех пор, как Лель Вайолет, выполняя последнюю волю любимой бабушки, перевелась в Северный Университет Бойген^[3], старейшее учебное заведение во всей Федерации. Казалось бы, живи да радуйся: сад-лабиринт для практики по запутыванию хвостов, сеть виадуков для занятий по сжиганию мостов в реальность, оранжереи, бассейн с молодильной водой, драколентарий и парковка для личного зоотранспорта. Не говоря уже об огромной библиотеке, бестиарии и лабораториях, обустроенных по последнему слову науки. Словом, мечта начинающего волшебника! И, подумать только, всё это великолепие к услугам её милости рыжеволосой пятнадцатилетней мефрау Лель – самой юной представительницы молодого, но уже крепко стоящего на ногах клана Небесных Ткачей. Но радости почему-то не было и в помине.

Лель старалась забить делами всё свободное время, лишь бы избавиться от навязчивых мыслей, но иногда хотелось уехать как можно дальше, чтобы не думать совсем. Дни года, месяцы и недели в Сопределье совпадали с предельскими – так повелось издревле, чтобы маги могли спокойно путешествовать вне собственных земель и не путаться, – и Лель всерьёз задумывалась, не рвануть ли ей на каникулы в места, где она сможет забыться, но так и не решилась. Всё это время Лель старалась как можно реже бывать дома и почти не разговаривала с родителями: она была убеждена, что перевод – идея не только бабушкина. «Гениальный» план насчёт Университета бабушке наверняка подкинули родители. С Лель обращались ласково и предупредительно, но всё это теперь казалось ей насквозь фальшивым. Ещё бы! Ради диплома заведения, куда таким, как они, веками был заказан вход, семья лишила её личного выбора, её права идти по собственному пути. Лель злилась из-за того, что её запирают в золотую клетку! Но мало-помалу она смирилась с неизбежным. Лель сторонилась разговоров не потому, что боялась отравить себе и родителям часы перед разлукой. Ей просто не хотелось поднимать болезненную тему. Слова уже не имели значения.

Во вторник, ровно в полдень, поезд, следовавший до северной границы, увёз Лель из дома. Туда, где ей ни разу в жизни бывать не приходилось.

Ранним утром Лель вышла из вагончика на маленькую мокрую платформу. Хмурый кучер уже ожидал её. Ночью в поезде Лель не сомкнула глаз и теперь, убаюканная мерным покачиванием повозки, задремала. Разбудило её негромкое постукивание по крыше. Лель высунулась в окно и ахнула: они ехали по самому краю пропасти, по дну которой стелился туман. Вскоре после поворота открылся вид на склон, густо поросший можжевельником. Отсюда, насколько хватало взгляда, раскинулась равнина, запертая со всех сторон глухими, как крепостные стены, хребтами.

– Великие Волхвы! – Лель не могла отвести глаз от этой величественной и мрачной картины.

– Ну да, – кивнул возница, – хребет Оуробор. Наша защита от внешнего мира. Местные его кличут Бойген, отсюда и Университет так зовётся. – Он повернулся, странно взглянув на Лель. – Закрытое со всех сторон местечко. Как капкан. Способствует учению, как говорят.

Лель не нашлась, что ответить. Она не представляла, как пребывание в капкане способствует учёбе. Глубокая долина с высоты напоминала малахитовую чашу с ртутно-серыми прожилками рек. В её центре, как драгоценный камень в обрамлении кольца гор, расположилось здание Северного Университета. Холодный воздух проник под накидку. Лель, спохватившись, спряталась внутрь экипажа. Дорога резко пошла вниз, и через час они уже подъезжали к воротам в зубчатой стене. Кучеру пришлось сделать крюк, чтобы достичь нужного въезда.

– Западные ворота нам не откроют, тролль их дери. Слишком много чести, – ворчал он, ни к кому не обращаясь.

Лель смутилась. Не секрет, что в Университете учатся преимущественно дети из северных кланов, и прибывают они, разумеется, с северного направления, но намёк на то, что никто её здесь не ждёт, ранил.

Перевалило за полдень. Издали ветер донёс звук гонга – обычный во всех высших школах Федерации сигнал к обеду. За те часы, что Лель была в пути, небо оставалось хмурым, теперь же чуть посветлело с краёв, и в облаках мелькнуло солнце. Тяжёлые цепи заскрипели, мост опустился, и экипаж, миновав широкий ров, въехал под арку главных ворот. «От кого они здесь так отгородились?» – изумилась Лель. Несмотря на восхищение пейзажем, она не могла отделаться от ощущения, что клетка захлопнулась.

В самом начале длинной аллеи, тесно засаженной остроконечными тисами, экипаж остановился. Лель толкнула дверцу, ступила на брусчатку и попрыгала на месте, с наслаждением разминая затёкшие ноги. Кучер молча выгрузил багаж и тут же укатил прочь.

Лель огляделась по сторонам. Никто её не встречал. Потоптавшись, Лель вздохнула и пошла по дорожке. Чемодан был тяжёлым и неудобным, но, не зная местных правил, Лель не решилась применить бытовое волшебство и просто несла его в руке. Вдалеке виднелось величественное здание Университета, его крышу венчали гранёные башни по углам. Лель шла и шла, но расстояние как будто не сокращалось. Зато времени пути с лихвой хватило, чтобы разглядеть и узкие окна нижних ярусов, и фасад, изрезанный каменным кружевом.

Высокая фигура в тёмном одеянии выросла словно из-под земли. Лель вздрогнула. Угрюмый старец с жёлтым и помятым, как перезревшая тыква, лицом представился:

– Приветствую вас, мефрау! Теперь вы в Бойгене. Я Ингольф – приор женского общежития. Все вопросы по обустройству сейчас и впредь вы будете задавать мне.

Он устремился вперёд, бубня себе под нос. Семенившей следом Лель пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что именно он бормочет:

– Запомните, женские общежития, или дормитории, как мы их здесь называем, находятся в южных башнях, мужские – в северных. Вход в мужской дормиторий для мефрау любого возраста строжайше запрещён. За исключением персонала, разумеется. Ваша комната в Юго-Западной башне.

Лель кивнула. Так и не дождавшись предложения помочь с чемоданом, она наконец решилась, три раза щёлкнула пальцами и прошептала:

– Ме́кум!

Чемодан приподнялся над землей, качнулся и тихонько последовал за хозяйкой. Провожатый заметил это, но не повёл и бровью. Бесшумно, словно паря над плитами, он двигался к зловещей громаде замка. Не прошло и пяти минут, как они достигли главного входа, но, как оказалось, это было лишь самое начало пути.

Над дверью блестел циферблат астрономических часов, которые охраняла золотая сова. Как только Лель приблизилась, птица угрожающе взмахнула крыльями, и её жёлтые глаза сверкнули. Лель вздохнула – на башне Крона в институте Элементаль висели похожие часы, но только с пеликаном, а не с совой. Тот белый пеликан был символом таинственного места – бухты Наваждений, а башню начали строить в год её рождения. Лель считала это счастливым знаком.

Она стряхнула нахлынувшие воспоминания. Двери распахнулись, и Лель шагнула в прохладный вестибюль с огромными колоннами. С высоких потолков свисали светильники на толстых цепях. Они не были зажжены, поэтому зал освещался лишь скудным оконным светом. Приор как воды в рот набрал. А Лель никак не могла побороть смущение, чтобы задать ему хоть один вопрос. Даже её собственное дыхание, казалось, отдавалось здесь эхом. Наконец она решилась:

– Простите, минейр приор. Вы, кажется, сказали, мы направляемся в башню?

– Всё верно, мефрау. Это помещение сквозное – башни и корпуса соединены между собой. Не бойтесь, не заблудимся.

– Этого я не боюсь. Просто идти не близко, – смущённо улыбнулась Лель.

– Согласен. Но раз уж мы сегодня налегке, – Ингольф насмешливо глянул на парящий сзади чемодан, – позволим себе небольшую экскурсию.

Они снова замолчали. Словно из-под земли был слышен звон посуды, стук подносов и неразборчивые голоса: очевидно, на цокольном этаже находилась столовая. Лель улыбнулась. Интересно, как её здесь называют – «трапезной»? Стараясь не отставать, она почти не успевала рассмотреть внутреннюю обстановку. Почерневшие от времени доспехи, древние гобелены, портреты седовласых чародеев в помпезных рамах – в полумраке всё это сливалось и путалось. Ах, совсем не так, как в Элементале – там-то этой старой рухляди не было вовсе!

Они прошли северный корпус насквозь и оказались на открытой площади. В центре её стояло изящное строение из розового и голубого камня. Приор обогнул здание и шагнул под своды галереи. Лель вовсю глазела по сторонам: окна первого этажа охватывали стрельчатые арки, а с капителей взирали василиски и химеры, и змеи грозно выгибали спины. В конце западной галереи Лель и её спутник вошли в угловую дверь. Сбоку виднелся вход на лестницу, приор начал подниматься, за ним последовала Лель.

– Лестницы в башнях устроены в виде двойной спирали, – сухо проговорил приор. – Студенты первого и второго года поднимаются наверх, не видя друг друга. Ваш обход – правый. Старшие курсы живут в Юго-Восточном дормитории.

Скоро они оказались в среднем ярусе угловой башни. Приор выудил из складок балахона связку ключей и отпер одну из дверей, потом снял ключ с кольца и молча протянул его Лель. За дверью оказалась спальня с балконом и арочным окном, откуда открывался вид на долину и опоясывающий её хребет Оуробор. Покрытый бурой щетиной леса, он походил на исполинского дракона, свернувшегося кольцом.

Лель осмотрелась. Комната казалась бы просторной, если бы не стены цвета индиго и выкрашенный в оттенок грозового неба потолок. Против окна на стене висело зеркало в массивной бронзовой оправе. Лель уныло оглядела шкафы из тёмного дуба, стоявшие вдоль стен, ниши для книг, две высокие резные кровати того же строгого, что и стены, цвета.

– Синий мешок, а не комната, – пробурчала она себе под нос. – Синий каменный мешок.

– Располагайтесь, – вещал приор бесцветно. – Всё необходимое найдёте в шкафу. Ваши книги здесь же.

Приор повёл рукой в сторону одной из кроватей, рядом с которой высился трёхстворчатый шкаф и несколько ниш от пола до потолка, на треть заполненных книгами. Второй шкаф – узкий, с одной дверцей, очевидно, был предназначен для препаратов и снадобий.