Анастасия родилась в необыкновенной семье. Их род насчитывал сотни поколений и уходил корнями в пятнадцатый год от Рождества Христова. А всему причиной были женщины их рода – белые ведьмы. Они занимались целительством: умели заговаривать раны, прогоняли болезни, отводили привороты и снимали порчу. Мастерство ими тщательно оберегалось и передавалось детям, но не всем подряд, а только от матери старшей дочери.

Женщина рожала первый раз в двадцать пять лет, и обязательно девочку. Никто ничего специально не подгадывал и сроки не высчитывал, это получалось само собой. Потом уже рождались сыновья и дочки, у кого-то много, у кого-то мало, но первой обязательно была девочка. И как только самая младшая в роду появлялась на свет, самая старшая, уже столетняя, благословив новорожденную и дав дочке и внучкам наставления по воспитанию, спустя время умирала. На какой-то срок живых поколений женщин становилось пять, потом снова четыре. И так продолжалось веками.

Но такой круговорот жизни не мог длиться бесконечно. Как гласила семейное предание, каждые шестьсот лет в роду рождалась Двадцать Пятая, на ней женский род прерывался. У Двадцать Пятой рождалась не девочка, а мальчик. Возродить женскую ветвь заново должна была уже его старшая дочка, внучка Двадцать Пятой.

А еще предание гласило, что за право продолжить род Двадцать Пятой предстояло сразиться со Злом и победить его, иначе Зло могло погубить ее детей и внуков. Только в случае победы род мог существовать дальше.

Так случилось, что именно Анастасии и суждено было родиться Двадцать Пятой.

***

Весной тысяча девятьсот шестьдесят пятого года незадолго до рождения необыкновенной девочки ее столетняя прапрабабушка строго-настрого наказала своим родным привезти малышку к ней. Те так и сделали. Договорились с соседом-шофером, залили в его и свою машины побольше бензина, и всей семьей отправились к столетней прапрабабке в далекую деревню.

Та заранее вышла на крыльцо, чтобы встретить самую младшую в роду – свою праправнучку, и сейчас стояла, опираясь на клюку, и подслеповато щурилась на дорогу.

Когда машины подъехали, старая женщина махнула рукой своей семидесятипятилетней дочери, мол, занеси девочку в дом.

– Бабушки, подождите, ее покормить надо, – заупрямилась молодая мать, – она проголодалась, сейчас плакать начнет.

Девочка и, правда, начала тихонько попискивать.

Но столетняя прапрабабка уже повернулась ко всем спиной и скрылась в доме, ее дочка с малышкой, завернутой в розовое одеяльце, направилась следом. Спорить со старшими женщинами семьи никто не осмелился.

В доме они прошли в самую дальнюю комнату, положили ребенка на кровать и распахнули полы одеяльца. Малышка сразу же перестала хныкать и уставилась на обеих бабок огромными ярко голубыми глазами. При виде очаровательного ребенка суровые черты лица столетней прапрабабки разгладились, и она заулыбалась.

– Кровиночка наша родненькая, – прошептала она, с нежностью любуясь праправнучкой, и слегка повернула голову к дочке, – как назвали?

– Анастасия, – ответила та.

– Красивое имя… и правильное… означает «воскресшая» или «возвращение к жизни». Бог даст, не позволит нашему роду сгинуть, – прапрабабка перекрестилась.

– Мам, ошибки быть не может? Это точно она?

– Точно, – горько вздохнула старуха и кивнула в сторону разложенных на столе старинных раскрытых книг с рукописными текстами, – мы с Митрофаном и Евдокией несколько раз проверили. Да, мои помощники?

И тот час же на льняной скатерти рядом с книгами появились две маленькие фигурки домовых, ростом не более пятнадцати сантиметров. Он – сухой, поджарый, с густой пшеничной бородой и усами, в чистой голубой рубахе и полосатых штанах. Она – пышнотелая, с широкой косой вокруг головы, в белой блузке и зеленом сарафане. Оба в крохотных лаптях.

– Здравствуй, Митрофан Демьянович, здравствуй, Евдокия Куприяновна, – поклонилась домовым гостья, те отвесили низкий поклон в ответ.

– Ошибки быть не может, – между тем продолжала говорить столетняя женщина, – мы все книги пересмотрели и перечитали, и всех наших посчитали, начиная с 1365 года… шестьсот лет прошло, как заново род возродился. Она это, Двадцать Пятая… из нашего рода белых ведьм.

– Мам, а что ей сделать-то надо? – тихо прошептала дочь.

– Да кто ж его знает? – сокрушенно ответила та, – в книгах ничего про это нет. Так, краткие упоминания о том, что Двадцать Пятая должна победить какое-то зло. А что это за зло, откуда оно возьмется, и как с ним сражаться, никто не знает. Может, когда-то и было что-то в книгах, да не сохранилось. Что наша Пятнадцатая записала, еще можно разобрать, а до этого… вон, труха одна осталась, – с сожалением кивнула она на горку полуистлевших и потемневших от времени крохотных обрывков рукописей, – Митрофан с Евдокией тоже ничего не знают… молодые еще, им всего по двести лет. Ох-ох-ох, надо было нашим прапрапрабабкам получше своих матерей расспрашивать, в чем секрет. Дааа, глуп человек! Все нам кажется, что беда далеко, а она – вот, уже совсем рядом.

И обе бабки, склонившись над столом, горестно вздохнули.

Домовые же, наоборот, потеряв к книгам интерес, уже перебрались на кровать, чтобы лучше разглядеть новорожденную.

– Ну, здравствуй, будущая хозяйка, – Митрофан Демьянович слегка коснулся рукой детских пальчиков и смешно причмокнул губами.

Девочка повернула к домовому головку. Несколько секунд серьезно смотрела на него, а потом задергала ручками и ножками и радостно заулыбалась беззубым ротиком.

– Ты посмотри! – удивились бабки, – такая маленькая, а уже может видеть домовых!

***

Наступил вечер. Мужчины ушли в баньку, женщины собрались в спальне Cтолетней.

– Ну, а теперь, девочки мои, слушайте меня внимательно, – тихо произнесла та, когда все расселись вокруг нее.

Ее дочка семидесяти пяти лет, пятидесятилетняя внучка и двадцатипятилетняя правнучка выпрямились и приготовились слушать. Крохотная Анастасия засыпАла на прапрабабкиной кровати под колыбельную, которую тихонько напевали ей домовые Митрофан и Евдокия.

– Сегодня я собрала всех вместе вот почему. Если верить легенде, то иногда наш род прерывается. Это происходит, когда у двадцать пятой рождается не дочка, а сын. Заново возродить род должна уже его дочь. Но за право продолжить семейную ветвь двадцать пятая должна сразиться со злом и победить его. Иначе зло погубит ее сына и его детей, и наш род сгинет. Вроде бы в наших предыдущих ветвях уже были Двадцать Пятые… ничего не утверждаю. Просто передаю вам слово в слово все то, что слышала от своей матери. Наша нынешняя ветвь возродилась в тысяча триста шестьдесят пятом году. Прошло шестьсот лет, за это время родилось двадцать четыре поколения… точнее, уже двадцать пять…

Прапрабабка замолчала, женщины сидели, застыв, словно каменные изваяния.

– …если верить преданиям, наша Анастасия и есть Двадцать Пятая. В тысяча девятьсот девяностом году она должна родить мальчика, а он в две тысячи пятнадцатом станет отцом девочки. От его дочери пойдет новая ветвь. Но это если наша малышка одержит победу. А вот над кем и как, не знаю. Как мы не берегли наши книги, ранние записи в них не сохранились. Только те, что были сделаны после семнадцатого века, – кивнула она на истлевшие рукописи и вздохнула.

– …с Евдокией и Митрофаном мы перечитали все сохранившиеся листы. На них в основном рецепты настоек и мазей, и советы, когда и как лучше собирать растения, и для каких лекарств их использовать…

– А колдовские секреты там есть? – перебила прабабку мать Анастасии, двадцатипятилетняя Светлана, и с любопытством потянулась к раскрытым книгам.

Прабабка посмотрела на нее с жалостью, – глупая ты. Ну, какие колдовские секреты могут быть в нашей семье? Мы никогда не летали на метлах и не превращали непослушных детей в пауков. Мы, белые ведуньи, испокон веков лечили. Особенно в этом преуспели наши бабки и прабабки, жившие в глубокой древности, когда медицины еще не было. Кто-то собирал лечебные травы и коренья и делал из них мази и отвары. Кто-то придумал использовать пиявок для кровопускания. Одна наша прародительница приспособила для лечения больной спины пчелиный яд. Одни лечили людей, другие животных. Все это они записывали и передавали следующим поколениям, которые, в свою очередь, совершенствовали рецепты и записывали новые, более эффективные. Вот в чем наша сила. Именно поэтому в нашем роду так много врачей.

Женщины закивали.

– Для простых людей мы, конечно, колдуньи. Мы можем снимать сглаз и порчу, отводить привороты. Руками залечиваем ожоги, раны и даже несложные переломы. Нам под силу заглядывать в прошлое и будущее, этим мы пользуемся, чтобы предотвратить беду, которая грозит человеку. Еще мы видим домовых. А вообще мы обыкновенные, такие же, как и все.

Женщины заулыбались.

– Всевышний многие века подряд дарует нам нашу силу именно потому, что мы не грешим. Мы только лечим. Так что про всякие колдовские штучки забудь, – столетняя сурово посмотрела на правнучку, та смиренно опустила голову, – и вообще разговор сейчас не об этом…

Все снова замерли.

– Среди книг и рукописей есть отдельный листок… не бумаги, а холста. Запись на нем сделана на старорусском языке. В целом холст неплохо сохранился, потому что покрыт чем-то вроде сосновой смолы. Моя мать строго велела мне его беречь. На холсте упоминание о некой шкатулке. Эта шкатулка принадлежит нашей семье, передается от матери старшей дочери. Наша задача – всегда держать ее при себе, охранять и ни в коем случае не открывать.

– Что за шкатулка? Что в ней? Почему ее нельзя открывать? – посыпались вопросы, младшие женщины удивленно переглядывались, до сегодняшнего вечера для них это было тайной.

– Моя мать ничего не рассказала мне, потому что сама ничего не знала. Она только сказала, что шкатулка не должна попасть в чужие руки, никто не должен ее найти. Шкатулку надо хорошо спрятать. И не открывать! – прапрабабка снова сделала ударение на последних словах.

– А где она сейчас? – с придыханием спросила молодая Светлана.

– В надежном месте. Мы зарыли ее в лесу, – после паузы произнесла Столетняя и посмотрела на свою дочь, та молча кивнула.

– Что в ней может быть? – женщины не сводили со старшей глаз.

– Не знаю! Но думаю то, что никто не должен видеть! – твердо ответила та. – Для этого вас и позвала. Поклянитесь, что никогда не заглянете внутрь. На иконе клянитесь! – она взяла в руки потемневший от времени лик Богородицы, написанный на липовой доске.

Женщины по очереди произнесли клятвы и молитвы и приложились к образу.

– Вот и славно, – облегченно вздохнула Столетняя, посмотрела на кровать и ласково улыбнулась, – заснула уже наша младшенькая. Берегите ее, девочки. Идите, уложите ее, – кивнула она Свете и ее матери, а своей дочери сказала, – помоги мне прилечь, устала я… и посиди со мной.

Уже лежа в постели, Столетняя глубоко вздохнула, – слушай, что скажу. Я недавно заглядывала в будущее, и вот что увидела. Через десять лет твоему зятю предложат хорошую дачу недалеко от Москвы. Не раздумывайте, соглашайтесь сразу и перебирайтесь со своим дедом туда. Будете ближе к молодым, Светке поможете Настю вырастить. А этот дом продайте…

– Мам, да как можно-то? Здесь жили твои родители, потом вы с папой, шутка ли – полвека… на местном кладбище все похоронены, – расстроилась дочь.

– Не спорь! – перебила ее Столетняя, – кому он нужен, этот дом? Это пока здесь большая деревня, колхоз, жизнь кипит. А потом молодежь в города подастся, рано или поздно опустеют все дома, никого не останется, одни старики. Да и от цивилизации далековато. Глушь, одним словом. А деловые люди эту землю к рукам приберут, захотят организовать здесь хозяйство, будут давать за участок хорошие деньги … продавайте, не жалейте. Иконы забери и домовых не забудь, обязательно возьми их в новое жилье, они тебе всегда помогут.

При этих ее словах тихо сидящие домовые Митрофан и Евдокия закивали головами.

– Настю береги, всему ее научи… хотя она и так все знает, да получше нас. Завтра-послезавтра окрестим ее в старой церкви, там место доброе, намоленное и батюшка истинный православный.