Все, что у них было, – кусочек хлеба размером с ладонь, черного, в котором меньше всего муки, да вот этот стук метронома из репродуктора. Пока звучал метроном, можно было что-то делать. К нему прислушивались постоянно, разжигая скупой огонь в буржуйке, мысленно молили черную тарелку на стене, чтобы просто тикала, не объявляя о воздушной тревоге, чтобы не пришлось заливать водой и без того отсыревшие дрова, чтоб успеть сварить суп непонятно из чего и съесть его не наспех, глотая и обжигаясь, а со вкусом, пусть и вкуса в нем нет.