Цитаты из книг автора «Наталья Павлищева»

Счастливая сытая неделя в стационаре пролетела как-то удивительно быстро, в детский дом они вернулись с запасами – Женька бережно откладывала кусочки хлеба в тряпицу, понимая, что пригодятся. В первый же вечер этот сверточек у нее украли. Обнаружив пропажу, Женька сначала едва не избила тощую до синевы девчонку, похитившую еду, но потом подумала, что той не повезло попасть в стационар, потому честно было бы поделиться, ведь и бабушка, и Станислав Павлович учили думать сначала о других, а потом о себе.

Женька помнила, что при дистрофии сразу много есть нельзя, усохший желудок не справится и может случиться заворот кишок. Об этом им с Юркой не раз твердила Елена Ивановна. Кроме того, сразу съесть всю порцию было преступлением, ее же можно растянуть и смаковать долго-долго. Но Женя не выдержала голодный взгляд соседа и щедрой рукой отделила ему половину своей оставшейся каши: – Возьми. Только не спеши, ешь медленно-медленно.Он попытался, тоже подцепил кашу на кончик ложки, отправил в рот и посмаковал, потом второй раз, а потом… стоило Женьке отвернуться к Павлику, как отданная каша стремительно исчезла в желудке бедолаги-соседа. Женя с Павликом растянули свою почти до ужина, когда им дали вдоволь почти сладкого чая и по куску хлеба! По блокадной привычке Женя разделила их с Павликом куски на несколько крошечных кусочков, позволив малышу брать по одному и отщипывать и от такой малости по крошке. Медсестра, присматривавшая за их палатой, дивилась:

В первый же день, получив на двоих целые две тарелки манной каши на молоке, пусть жидкой, но с маслом, Женька чуть не расплакалась. Она терпеть не могла манную кашу, да и кто из детей ее любит. Но это до войны, а теперь… показалось, что ничего более вкусного на свете не существует!

Многие дети были так слабы или растерянны, что оказывались неспособны назвать свои имена и фамилии. Некоторым матери успевали перед своей смертью написать или даже вышить данные, чтобы не потерялся, чтобы после страшной войны нашел кто-то из родственников, да и просто чтобы знали, как зовут малыша. Но скольким и имена давали заново, и год рождения определяли на глаз. А как определить возраст ребенка, у которого на обтянутом кожей лице только и остались старческие глаза, полные невыразимой муки?

С безумной щедростью Женя подкладывала и подкладывала дрова, пока не стало совсем тепло, а вода даже слишком нагрелась. Потом сняла с Павлика всю одежду и отправила ее в огонь, там слишком много вшей, чтобы просто травить. Вши затрещали в огне, лопаясь. Они были откормленные, сытые… И как только умудрялись пить кровь у таких, как Павлик, – тощих до синевы?

Женя попыталась взять себя в руки и рассуждать спокойно. Бабушка всегда учила, что, прежде чем паниковать, нужно сделать три глубоких вдоха и объяснить себе, почему для паники нет причин: – Если это не поможет, тогда паникуй.

Женька вдруг сообразила, кто перед ней. О людоедах говорили много, они даже подозревали в этом соседку Пети, но теперь Женя встретила настоящую. Девочка вскочила и вцепилась в Павлика с другой стороны: – А ну отпустите его! Отпустите моего братика!Силы были неравны, а темная подворотня совсем рядом, и на улице пусто.Но сдаваться Женька не собиралась, она принялась орать что есть сил и пинать старуху ногами:– Пошла вон, людоедка проклятая! Помогите! Людоедка!Из снежной пелены вынырнула какая-то женщина, из подворотни еще одна…Женьке показалось, что это старухины сообщницы. Их трое, а она одна. Но старуха все же выпустила рукав Павлика, Женьке удалось спрятать малыша себе за спину. Теперь девочка стояла, ощерившись, словно тигрица, защищающая свое потомство:– Не отдам.Женщины отбирать Павлика не собирались, напротив, они набросились на старуху, сбили с ног и принялись пинать с криками:– Попалась, ведьма! Прибежали еще девушка с женщиной, присоединились к первым двум. Из криков стало понятно, что старуху ловили давно, но схватить не удавалось.

Каждый мог рассчитывать только на себя. Упавшим помогали редко, разве что подняться, да и то не всегда. Это не цинизм и не равнодушие, просто все передвигали ноги с трудом, помочь подняться кому-то почти наверняка означало упасть самому. Даже если не тут же, то через сотню шагов, ведь сил едва хватало, чтобы просто передвигать ноги.

Тем, кто умирал и застывал на улице, даже особое название придумали: «хрусталь».

– Знаешь, Павлик, а мы выживем. Вот всем этим проклятым фашистам назло выживем! Совсем скоро март, пусть холодно, но это же весна. А Станислав Павлович правильно говорил: весна – это победа жизни над смертью. Мы уже дожили до весны и будем жить дальше. –