Глава I

Евдокия поднялась, отряхивая с себя сухие травинки.

– Погубишь ты меня, Феденька, – сказала она, поправляя разметавшуюся косу, – не отмолить мне свой грех с тобой!

Федор прикусил зубами еще зеленый стебель колоска.

– Да что уж теперь-то. Иди сюда! – позвал он.

Евдокия снова прилегла ему на плечо.

– Вот повенчались бы мы с тобой, Феденька! Не пришлось бы больше от людей прятаться. А от Бога и так не спрячешься.

– Не могу я, Дуняша. Ты же и сама знаешь. Хоть и по сердцу ты мне, однако вместе нам не быть.

Евдокия вздохнула и смахнула рукой непрошеную слезу. Все она знала, все понимала с самого начала. Ей ли, простой сельской девчонке, мечтать о том, чтобы заполучить в мужья Федора – сына зажиточных родителей, недавно перебравшихся в город? У отца его – свои планы на наследника: подобрать ему невесту под стать, чтобы приданое принесла, чтобы положение упрочилось.

Федор по старой памяти в родное село наезжал. С друзьями-товарищами виделся, да и зазнобу свою Дуняшу не забывал. Но был с ней честен: не ровня она ему, будущего совместного у них быть не может. Но она все равно надеялась и шла к нему. Не раз и не два проводили они время уединенно то на сеновале, то на речке за мельницей, а то и в бескрайних полях. Так случилось и сегодня.

– Ты не серчай на меня, Феденька. Но сам же говоришь, что быть нам вместе никак нельзя. Ко мне Артем сватается. Так я, наверное, за него пойду.

– Это какой Артем? Который через улицу от тебя живет?

– Он самый.

Федор выплюнул стебель и отстранился от девушки.

– Ну, что ж, – произнес он, вставая, – знать, так тому и быть. Не приеду, значит, я больше.

– Как же так, Феденька? – Евдокия испугалась своих несвоевременных слов.

– А вот так, – Федор уже заканчивал одеваться, – не буду ни вам мешать, ни себе душу травить.

Евдокия кинулась к нему на шею, обняла.

– Неужто так меня и оставишь, горемычную?

– Незачем продолжать, Дуняша, – он в последний раз уткнулся лицом в ее душистые волосы и оттолкнул от себя окончательно, – нет у нас с тобой будущего, и дороги у нас разные. Не поминай лихом!

Федор вскочил на пасущегося тут же скакуна и помчался прочь, похлестывая его по бокам. Чтобы успеть уехать, пока были душевные силы. Чтобы не оглянуться и не кинуться обратно к своей единственной незабвенной. Чтобы разом все разорвать и вычеркнуть из мятущегося сердца.

Евдокия долго смотрела ему вслед. Слеза то набегала, то исчезала, оставляя душу пустой и покинутой. Она понимала, что так нужно, так правильно, и чем раньше это произойдет, тем быстрее наступит долгожданное спокойствие. Но как же горьки и тяжелы были эти первые мгновения после разлуки, когда будущего не виделось, настоящего уже не было, а прошлое немилосердно терзало разум и сердце!

Глава II

Артем, скромный работящий парень, давно заглядывался на Евдокию – первую красавицу на селе. Да все никак не решался на что-то большее – она казалась ему недоступной, недосягаемой. Федька мимо нее не ровно ходил: где уж ему, простому малому, с ним тягаться!

Но вот семья Федора уехала из села, и Евдокия загрустила. Тогда-то Артем и решил попытать свое счастье. Незаметно, ненавязчиво вошел он в жизнь своей соседки – то забор подправит, то корову пригонит, то сено скосить поможет. Евдокия не отказывалась – с помощью оно-то легче. Да и радовалась душа девичья тому, что раз одному не сгодилась, то другой вместо него нашелся. Но сердце ее все равно ныло и тосковало по своему единственному, и когда он приезжал, она вся без остатка была его.

А Артем видел то, что хотел видеть. Что Дуняша уже не так печалится, что радуется его приходам, что позволяет иногда задержаться подольше – постоять у калитки, поговорить, помолчать. И однажды решился – предложил стать в его доме хозяйкой.

Евдокия сначала удивилась, не поверила. Напустилась на парня, что такими серьезными вещами шутить вздумал. Но Артем действительно был серьезен и не шутил. Тогда она задумалась. Федор – что журавль в небе, далеко, не достанешь. А сосед – вот он, всегда тут. Не век же ждать у моря погоды!

Ей хотелось все рассказать любимому. Вдруг он одумается, пойдет против обстоятельств, что-то предложит… Тем более, начала она подозревать, что отношения их оставили неизгладимый след в ее жизни. Но, когда они снова встретились, заробела. Только про венчание и удалось ей заставить себя выговорить. А про плод совместной любви она сказать так и не решилась. В ответ услышала то же, что и всегда: не можем, не судьба. Хоть и любил ее Федор, и она видела это, не могла ошибаться, однако против родни и порядков он идти был не готов.

И тогда Евдокия решила старое оборвать и новое построить одним махом. Проводив своего ненаглядного, она поклялась себе, что это было в последний раз. А потом пошла к другому своему обожателю и сказала, что на его предложение согласна.

Со свадьбой тянуть не стали. Счастливый жених быстро подготовил свой дом к приходу хозяйки. Евдокия же старалась думать только о будущем, и в ребенке своем видеть мужниного наследника. Все, что было, то прошло, прошло! Все это дурман, морок. А вот теперь начнется настоящая жизнь, и все в ней будет настоящее. Только одно собиралась она принести с собой из прошлого, потому что не могла душу живую из себя вынуть. Но о том, что это часть ее прошлой жизни, никто не знал, да и сама она изо всех сил пыталась забыть.

Глава III

Свадьбу справили скромную, но достойную. Угостили соседей, на церковь пожертвование сделали. Невеста во время обряда глотала слезы, но все думали, что это от радости. А она каялась. За то, что новую жизнь с греха начинает. За то, что с самого начала мужа обманывает. От людей-то скрыться удалось, а от Всевышнего и совести своей разве скроешься?

Все таинство венчания Евдокия боялась, что ее вот-вот поразит гром или поглотит разверзнувшаяся земля. Как она, грешная, нечистая, осмелилась войти в дом Божий, да еще и произносить священные обеты! Но все обошлось. Ее и Артема нарекли мужем и женой, вынужденный невеселый для нее праздник закончился, и жизнь потекла своим чередом с сопутствующими горестями и радостями.

Вот только в храм Евдокия больше не ходила. Сначала боялась: казалось, что нет ей там места – непрощенной, неочистившейся; ведь о грехе своем она даже на исповеди не смела рассказать. А потом постепенно отвыкла. Затянули быт-рутина, не до того стало. Особенно, когда первенец ее Матвей родился. Только и успевай поворачиваться, за ребенком ухаживать, за домом смотреть, мужа поддерживать. Где уж тут о душе да о грехах думать!

Артем в ребенке души не чаял, жену еще больше любить стал, и Евдокия, мучаясь неспокойной совестью, быстро решилась на еще одно пополнение в семействе. Чтобы уж на этот раз по-законному, по-настоящему. Чтобы хоть так перед мужем вину искупить. Так, через два года после Матвея у них родился второй сын Богдан.

Жили они не богато, но и не впроголодь. Артем трудился, радел о семье, не отставала и Евдокия. Все у них вроде было в порядке, мирно да ладно, соседям – кому на радость, кому на зависть. Дети росли, хозяйство прибавлялось. О Федоре и помину не было: давно уже жизнь своя верх взяла, а все, что было раньше – быльем поросло.

Глава IV

В семье различий между детьми не делали. Артем – потому что ни о чем не догадывался и одинаково любил обоих. Его жена – потому что боялась себя выдать. Хотя, нет-нет, да и пыталась Евдокия рассмотреть в старшем сыне черты любимого человека. А рассмотрев, старательно убеждала себя в том, что это не так. Но чем старше становился Матвей, тем больше таких черт обнаруживалось. Иногда ей казалось, что он даже говорит или жестикулирует как Федор, хотя никогда не видел его. И чем больше она находила в них сходства, тем глубже старалась спрятать эту тайну в укромных уголках своего сердца.

Матвей рос смелым, энергичным, активным. Неизменный заводила и душа компании, рисковый и даже бесшабашный малый, но отзывчивый и преданный своей семье. Главный помощник своему родителю и первый парень на селе, по которому сходило с ума немало окрестных девчонок. Совсем такой, как его настоящий отец.

Богдан был другим. Все время сам в себе, всегда в своих мыслях. Тихий, задумчивый, немногословный. Когда старшие просили – конечно же, помогал им. Но если удавалось улизнуть из дома без родительских поручений – вот тогда это было настоящее счастье! Часами он мог бродить в одиночестве по окрестным лесам и лугам, а когда, наконец, возвращался домой, то нередко получал взбучку от отца или выговор от матери. Но в следующий раз все неизменно повторялось.

Что он делал во время своих одиноких прогулок? Вроде бы и ничего конкретного, но когда он оказывался в необъятном мире природы, то просто не мог вовремя остановиться и вернуться в свой обычный житейский мир. Куда течет тот ручей? И Богдан мог долго следовать вдоль его течения, вспоминая о времени только когда начинало темнеть, или чувство голода становилось невыносимым. Что там за полянка виднеется сквозь чащу леса? Но, выйдя на эту полянку, он снова видел впереди что-то интересное и шел дальше. Что там за поворотом этой дороги? Но, пройдя заветный поворот, он обнаруживал, что дорога петляет и уходит вдаль, а, значит, ему нужно было добраться и туда. Ничто в жизни не манило его так сильно, как возможность увидеть что-то новое.

Но годы подходили, и восемнадцатилетний Богдан, случалось, с удовольствием участвовал вместе с братом в озорных гуляниях сельской молодежи. Предложения провести вечер не в одиночестве всегда исходили от Матвея. Братья, будучи очень разными, не были слишком уж дружны, и не особенно часто проводили свободное время совместно. Однако ощущение родства держало их рядом, общие семейные корни оставались превыше всего.

Так случилось и на этот раз. Матвей после продуктивного трудового дня шел отдыхать – общаться с ровесниками, петь хором песни под гармошку, смотреть на окрестных девушек.

– Пойдем тоже что ли? – предложил он своему менее расторопному брату.

Богдан колол дрова. Вообще-то он давно уже должен был закончить это дело, но его мечтательность снова мысленно увела его далеко-далеко, отчего молодой человек словно перемещался в пространстве, а дрова при этом оставались на месте. Он то наблюдал за ползущим жуком, стремясь узнать, куда тот доберется, то изучал облака, представляя их в форме одушевленных фигур. В результате работа под постоянные окрики матери спорилась очень медленно.

– У меня еще вот это, – Богдан указал на незаконченную поленницу.

– Какой ты медлительный! – махнул рукой старший. – Закончишь – приходи.

Хлопнула калитка – Матвей пошел вдоль по сельской улице. Брат провожал его взглядом – смотрел, как тот поворачивает за дальний