Точно так же, как за деревьями иногда легко не заметить леса, за средствами так называемого языка искусства, за детальным их анализом и иными манипуляциями с ними легко упустить из виду самое главное в искусстве – человеческое чувство и человеческую мысль. Чтобы этого не произошло, есть «только один путь: сохранить саму ситуацию общения искусством, заставить человека снова и снова создавать, творить переживание, а не воспроизводить его по готовому эталону. <…> Общение искусством – это смысловое общение с опорой на язык искусства» (Леонтьев 2000: 299; курсив автора, полужирный шрифт наш. – Н.К.).
Не все компоненты триады «автор – образ (текст) – читатель-инофон» имеют равное значение для решения методических (лингводидактических) задач.
Мы исходим из того, что в художественном тексте авторский замысел получает идеальное воплощение, т. е. совокупность авторских смыслов максимально полным (насколько это возможно) образом отражена в значениях единиц текста, и автор хотел сказать именно то, что сказал. Таким образом, первые два компонента словно сливаются в одно целое, тем более что в ряде случаев текст является единственным материальным свидетельством авторского замысла:
{образ (автор – текст)} – читатель-инофон.