Пролог с экзотикой

– Петр Дмитрич… Петр Дмитрич!

Мелодичный женский голосок заставил загорелого сорокалетнего атлета поднять голову от шезлонга.

– Вас к телефону, Вишневецкий, – повторила девушка.

Мужчина поднес к уху протянутую ему трубку мобильного и мелодичным баритоном неспешно проговорил:

– Да, я слушаю.

– Это Вишневецкий, Петр Дмитриевич, – раздался в трубке резковатый голос, чуть пришепетывающий на польский манер.

– А, Гриша… рад тебя слышать. Ну что, как жизнь?

– Неплохо. Систему я наладил, осталось дождаться вечера, чтобы сделать первый пробный пуск.

– Где планируешь?

– В казино.

– Хороший выбор, – одобрил Петр Дмитриевич. Он понимал, что азарт – одна из наиболее губительных и сильных человеческих страстей, и у них есть возможность проверить, как система гипертрофирует эту черту человеческого характера. – Но вот как и вообще будет ли идти процесс психотропной стимуляции? – проговорил он вслух, как бы сомневаясь.

– Вы сомневаетесь в этом, Петр Дмитриевич?

– Безусловно, нет. После тех средств, что были затрачены на разработку проекта и особенно на его вывоз, эта система просто не имеет права на прокол.

– Я рад, что вы думаете именно так, а не иначе, Петр Дмитриевич, – холодно произнес Вишневецкий.

– Ну-ну, не кипятись, Гриша, – выдерживая мягкую благожелательность тона своего бархатного голоса, улыбнулся его собеседник, – если тебя что-то не устраивает, скажи прямо, а эти эманации злобы на манер вдруг прорвавшегося гнойника мне не нужны. Тоже мне – блок НАТО.

– Какой еще блокнот? – не расслышал тот.

– С картинками, – иронично протянул Петр Дмитриевич. – Хорошо… при встрече выясним, чего ты там дуешься. Значит, так: больше ты ничего не желаешь мне сообщить?

– Сообщить? То есть вы хотите услышать, что господин Шульгин со своей помощницей, которая столько крови попортила нам в Москве, сегодня поступили на борт «Скрябина».

– Ну-ну… поступили. Прямо как о контейнере с грузом говоришь. Он один или все-таки?..

– Вы невнимательно слушаете меня, Петр Дмитриевич. Я же сказал, что с женщиной.

– Красивая?

– А вы ее не видели в Москве разве? Она еще невежливо обошлась с одним из ваших агентов, которому теперь разве что в хоре кастратов петь.

– А что там такое произошло?

– Да ничего особенного. Кажется, она выстрелила в него и отстрелила, извиняюсь за выражение, хер. А потом и вовсе едва не спровадила на тот свет. Артерию ему распорола.

– Ну это просто не женщина, а какой-то суккуб. Но ты так и не ответил. Красивая или так?..

– На вкус и цвет товарища нет, – последовал безапелляционный ответ.

– Как сказала одна минетчица широкого профиля другой, – едко дополнил Петр Дмитриевич. – Ну ты прямо как сухарь, Гриша.

– А теперь уже не Вишневецкий говорит, Петр Дмитриевич, – прорисовался в трубке второй голос, – теперь Протасов говорит. Тоже есть кое-что сообщить для вас.

– Ну, говори.

Насмешливое выражение таяло на сытом породистом лице Петра Дмитриевича по мере того, как Протасов выдавал свою информацию, так тает под яркими лучами апрельского солнца последний, уже черный и измученный снег. Дослушав, он выругался и швырнул трубку телефона в бассейн, на бортике которого, собственно, и располагался шезлонг, на котором он возлежал.

– Вот как! – процедил Петр Дмитриевич сквозь зубы и туго сцепил тонкие губы большого властного рта, словно боялся выпустить что-то жизненно важное. – Значит, все подтвердилось. Ну, Гришка, ну сукин ты сын! Таня! – крикнул он.

Высокая девушка в желтом пляжном костюмчике подошла к нему и вопросительно взглянула в упор большими безмятежными глазами. «Корова, – презрительно и раздраженно подумал Петр Дмитриевич, – безмозглая корова». Это только на фоне местных жительниц, то бишь урожденных испанок и каталонок, она выглядит королевой, потому как местную слабую половину человечества можно именовать прекрасным полом только в исключительных случаях, то есть по недоразумению.

– Позови мне Селадеса, – приказал Петр Дмитриевич. – Он должен быть здесь.

– Только что приехал из Матаро, – ответила она по-испански.

Он поморщился, а потом спросил уже более ровным голосом, гася в глазах стальную усмешку:

– А что это он делал в Матаро?

– Спросите его самого… вот он идет, – сверкнув белозубой улыбкой «от дежур», ответила она.

По краю бассейна быстро шел невысокий смуглый человек с острым небритым лицом и оливково-черными глазами. Несмотря на жару, он был одет в светлый костюм с черной рубашкой под легким пиджаком. Его внешность красноречиво свидетельствовала о том, что он является местным уроженцем, то бишь каталонцем из знаменитой Барселоны.

– Ну что, Хосе, почем нынче Испания? – весело спросил его Петр Дмитриевич по-русски.

Селадес посмотрел на него, откровенно не понимая смысла сказанного. Потом сел на шезлонг рядом с русским и поцокал языком, очевидно, намекая на то, что пора бы изъясняться более доступно для масс простого испанского народа.

– Это в России есть такая расхожая формулировка, – пояснил Петр Дмитриевич уже на каталонском, – которая очень в ходу у разного рода ура-патриотов. Это такие люди, которые всячески ратуют за национальные приоритеты державы посредством красивых слов и словосочетаний, – снисходительно пояснил он, рассматривая лицо Селадеса, отнюдь не прояснившееся пониманием смысла сказанного. – В стране, где я родился, очень любят говорить: почем нынче Россия?

Селадес кивнул.

– Ладно… что у тебя?

– Вы велели приехать мне, дон Педро, за дальнейшими распоряжениями, – ответил тот, несколько опасливо посматривая на красивое лицо русского, выразительное, породистое, с надменно полуприкрытыми веками.

– Что ты делал в Матаро? Я же ничего не приказывал.

– Навещал сестру, – не моргнув глазам, ответил каталонец.

– У тебя там сестра? Тогда ладно. Семейные отношения надо поддерживать при любых обстоятельствах. Дальнейшие распоряжения… гм, что же это, Хосе, у тебя что, новый пистолет?

Тот покосился на Петра Дмитриевича почти испуганно:

– Как это вы узнали? Я же купил его только сегодня.

– Да ты на радостях засунул его прямо во внутренний карман пиджака. Судя по тому, как он прорисовывается под тканью и опускает наплечник пиджака, это не твой прежний «ствол». Ну-ка, дай посмотреть.

Хосе покорно протянул Петру Дмитриевичу свое приобретение.

– Неплохо, неплохо. – Русский вынул обойму, посмотрел в дуло, комично прищурив при этом правый глаз, и, вставив обойму обратно, прицелился в свой лоб. – Хорошую пушку ты купил, Хосе.

Селадес протянул руку, чтобы принять пистолет обратно, но Петр Дмитриевич не спешил расставаться с игрушкой.

– А что, Селадес, «Барселона» проиграла?

Петр Дмитриевич имел в виду футбольную команду «Барселона», которая базировалась в прекрасном городе и страстным поклонником которой был Селадес.

Тот усиленно замотал головой, вне себя от возмущения при попытке подобной возмутительной инсинуации и возведения напраслины на любимый футбольный клуб:

– Нет, дон Педро, выиграла три – один! Клюйверт забил, и Ривальдо два забил.

– Правда? Забили? Ну что ж, поздравляю, – холодно заключил Петр Дмитриевич и, неуловимым для глаза движением вскинув пистолет на Селадеса, вдруг выстрелил.

По светлому костюму каталонца расплылось багровое пятно, он конвульсивно дернул руками по направлению к простреленной груди и бессвязно пробормотал что-то. Через секунду ноги его подогнулись, и он упал вниз головой в бассейн.

– Убрать эту падаль и сменить воду, – приказал Петр Дмитриевич подбежавшему негру. – Таня, – повернулся он к сидящей неподалеку за столиком девушке, не переставшей безмятежно тянуть сквозь соломинку коктейль со льдом даже при звуке выстрела, – подай мне халат.