© Наталья Ильина, 2019

ISBN 978-5-4493-1205-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. Путь к себе

Глава 1
Ночь Трёх Лун

«Чара?» – послышался тихий оклик, и она, вздрогнув, открыла глаза. В доме было очень тихо. «Сегодня! Они прилетят сегодня!» – радостная мысль встряхнула её, прогоняя остатки сна. Ветхая серенькая занавеска, отделяющая топчан от остального жилища, таяла во мраке. Легко ступая босыми ногами по скрипучим половицам, Чара пересекла тёмную комнату и бесшумно выскользнула на широкое, скособоченное крыльцо. Утро только занималось, первой огненной полосой высветив далёкий горизонт.

Разрезая крыльями предрассветную тьму, запоздалая ночная птица торопилась к густому лесу на краю долины. Она бесшумно скользнула над огромным, спящим в тумане лугом, над старым бревенчатым домом, стоящим на самой макушке пологого холма, над девочкой в полотняной рубахе, застывшей на крыльце.

Чаре исполнилось пятнадцать прошлой зимой, но, глядя на худенькую, угловатую фигурку с едва наметившимися холмиками грудей, на бледное, заострённое личико – угадать возраст было сложно. И только глаза, сияющие изумрудным блеском, чудесным образом оживляли невыразительный облик, делая её почти хорошенькой. Налетающий ветерок теребил длинную прядь волос, выбившуюся из неплотной, совсем светлой косы. Девочка не отрываясь смотрела вниз, сжимая у груди, словно в немой молитве, сухие, в цыпках, руки. Сердце билось всё быстрее, подгоняя время: «Сегодня!» Какие-то часы отделяли шесть лет ожидания от того, что должно было случиться – не могло не случиться! – будущей ночью.

Чара поёжилась. Босые ноги застыли на отсыревших за ночь ступенях. В доме звякнула посуда – значит, уже проснулась мать. Девочка вздохнула и вернулась к бесконечной рутине своей пресной, словно сухая лепёшка, жизни.

Тинка, деревенский пастушок и её единственный приятель, как всегда, ждал у колодца.

– На Лугу палаток понаставили, тьма! – радостно сообщил он, подхватив пустые вёдра. – И музыканты будут! Ты как, решилась?

Он был крупным, нескладным и сильно шепелявил из-за отсутствия трёх передних зубов, выбитых пьянчугой-папашей, но оставаться добрым и весёлым это ему не мешало. О том, что задумала, Чара рассказала одному Тинке.

– В темноте затеряться среди кандидатов? Не думаю, что это будет так уж сложно. Труднее к ним подобраться, но если ты подстрахуешь, не струсишь, то всё получится, – уверенно отозвалась Чара, налегая вместе с ним на колодезный ворот.

Тяжёлое ведро под скрип ворота поднималось вверх, а девочка засмотрелась вдаль, поверх теснящихся крыш деревни, туда, где вставал другой холм, куда более высокий. Его опоясывали крепкие городские стены. Уже неделю по большой дороге, огибая деревню и Луг, стекались к городу люди. Пешком и верхом, в повозках и затейливых экипажах прибывали торговцы, менялы, зеваки, высокие гости Лугового замка и кандидаты – юноши и девушки возрастом от семнадцати до двадцати лет, счастливо рождённые с благородной кровью в венах. Этой ночью, когда сойдутся в строгую вертикаль над горизонтом три луны, с неба спустятся они. Крылатые кони. Никто не знает, сколько их будет в этот раз. Никому не ведомо, кого выберут они себе в наездники. Кому из кандидатов посчастливится стать новыми Стражами…

Она побывала на Лугу в этот праздник уже дважды – ей тогда было девять, а до этого – три года. Тогда она сидела на плечах у отца. Тогда у неё ещё был отец. И с тех самых пор всё, что по-настоящему согревало её в жизни, было связано с мыслями о них…

Тинка помог Чаре донести воду до самого крыльца. Её мать, болезненно-худая, желчная и начисто лишённая теплоты женщина, встретила их появление молча, поджав губы. Девочке с трудом верилось, что она была доброй и смешливой, пока отец был ещё жив. Но, потеряв мужа, она остыла сердцем и к дочери, и к самой жизни, навсегда превратившись в ту, которая провожала их сейчас тяжёлым взглядом. А что до Тинки – мать невзлюбила его давно, ещё с тех пор, как он здорово поколотил Колдея, её очередного сожителя, заступаясь за Чару.

Тинка мгновенно исчез, подмигнув девочке напоследок. Но полные вёдра были уже во дворе, и она принялась за работу. Пришлось ходить к колодцу ещё три раза, и теперь помочь ей было уже некому.

…Чара замерла над лоханью с помутневшей водой. Мокрой рукой она машинально коснулась кулона с аккуратным силуэтом Крылатого коня на фоне плоского диска, то ли луны, то ли солнца. Единственную памятку об отце, этот прямоугольник на кожаной тесемке, она не снимала с шеи никогда. Откуда у отца появился предмет, больше подходивший Стражу, чем сапожнику, Чара не знала. Ей едва исполнилось четыре, когда его не стало. С тех пор мать больше никогда о нём не упоминала, а Чара – не спрашивала. Но спрашивать – одно, а помнить – совсем другое. Она бережно хранила и этот кулон, и свои воспоминания. Весёлые морщинки в углах глаз, большие добрые руки… Ведь именно он, отец, что-то негромко сказал ослепительно-белому Крылатому коню на самом первом празднике в её жизни. И тот послушно остановился возле отца и сидящей на его плечах маленькой Чары. Удивительный великан позволил крохотной ладошке робко коснуться гладкой шерсти на тёплой щеке и прикрыл глаза, словно это невесомое прикосновение что-то для него значило.

Она сердито отмахнулась от вьющейся над лоханью мухи и от ранящих воспоминаний. Во всём этом не было никакого смысла. Ей, рожденной не в срок, дочери сапожника и прачки, никогда не промчаться по небу на широкой спине Крылатого коня, обгоняя ветер и пригибаясь навстречу шёлковым прядям гривы… Не носить вести от города к городу, от острова к острову. Не охранять границы мира людей у Мрачных гор или за Водопадами… Не постигать тайны Стражей, служащих всем, но не подчиняющихся никому.

Ей оставалось только увидеть их снова, этой ночью. Так близко, как сможет подобраться. И всё же сумасшедшая, отчаянная надежда на чудо не покидала её, вопреки доводам рассудка.

Чара часто сетовала на своё неумение жить, как все, в маленьких печалях и радостях сегодняшнего дня. Но как же это было возможно, если в одном мире с этим мокрым бельём, с раскисающей по осени дорогой, с беспросветной серостью деревенских забав живут Крылатые кони, Стражи и их тайна? Она столько лет боролась со стойким, неизвестно откуда взявшимся убеждением, что её судьба неразрывно связана с Крылатыми конями, столько раз одёргивала себя, замечтавшуюся о подвигах Стражей, что иногда начинала сомневаться. Но – не сегодня! Сегодня самым важным было не опоздать и чётко следовать плану.

Место на лавке рядом с лоханью закончилось – она и не заметила, как перестирала всю гору грязного белья на сегодня. Полоскала и чинила бельё мать, а Чаре оставалось только подняться в город, отнести то, что было выстирано и заштопано накануне. Сложив в заплечную корзину кипы, переложенные пучками сухой душистой травы и аккуратно завёрнутые матерью в чистые полосы холста, она быстро переоделась за занавеской в углу и отправилась в путь.

Верёвочные лямки корзины, как всегда сильно отяжелевшей к концу долгого подъёма, врезались в худенькие плечи. Чара просовывала под них руки, но ладони резало тоже. Узкие, мощёные неровным булыжником улицы города, обычно немноголюдные, сегодня заполонили приезжие. Девочка ловко огибала их, уворачивалась от столкновений, обходя грязь и кучки навоза, сгибаясь под тяжестью ноши. И всё же в городе, затерявшаяся в людской суете, она чувствовала себя куда спокойнее, чем в деревне. Там, внизу, её не слишком жаловали. За диковатый нрав и нелепые мечты даже самые добрые считали странной, остальные – чокнутой. Люди не любят, когда кто-то не желает жить, как все…

Девочка поднималась улица за улицей вверх, до самого замка. Там она сдала бельё ворчливому кастеляну, получила причитающиеся монеты и наконец разогнулась.

Обратный путь был лёгким. Чара зашагала вдоль городской стены к неприметной тропке, по которой до деревни идти было ближе. Охваченная радостным предвкушением, она ничего не замечала.

– Куда спешишь, чокнутая? – Порция яда в голосе за спиной была так велика, что Чара замерла на месте, вместо того чтобы немедленно броситься бежать. Это был Колдей, бывший ухажёр матери, пьяница и дебошир, которого она однажды огрела по голове тяжёлым валком для белья за то, что распускал руки.

Он дёрнул её сзади за пустую корзину, и Чара попятилась, едва устояв на ногах. Оказавшись лицом к лицу с невысоким, немногим выше её самой, щуплым, но жилистым мужчиной, она медленно повела плечами, сбрасывая лямки корзины, готовая обороняться. В щёлочках мутноватых серых глаз Колдея тлел огонёк мстительной ярости: мало того, что девчонка чуть не искалечила его прошлой осенью сама, так и её верзила-дружок добавил позже, ещё и угрожая при этом… Сцепиться с козопасом в открытую деревенский задира не решился – Тинкин вздорный папашка не спустил бы ему такого с рук, но Колдей поклялся отомстить. Обоим. И сегодня пришла очередь «дрянной недотроги» Чары. Он нехорошо усмехнулся: «Девчонка с ума сходит по Крылатым коням? Отлично. Она их не увидит!»

Колдей двинулся ей навстречу, дыша перегаром, слегка расставив руки. Чара сбросила корзину и, схватив её за обе лямки, размахнулась изо всех сил. Корзина описала широкую дугу, но противник увернулся с хриплым смешком.

«Не надо было уходить с дороги! Срезала, называется!» – проскочило запоздалым раскаянием. На узкой тропинке, петляющей в густом кустарнике многолиста, они были одни. «Он следил за мной», – холодея от страха, сообразила наконец Чара и присела, потянувшись за увесистым булыжником, как раз тогда, когда Колдей ринулся на неё. Он схватил руками воздух, запнулся о девчонку, и они оба, потеряв равновесие, кубарем покатились вниз по тропинке и слетели в замаскированный кустарником овражек. Чару немного предохранила куртка, а затасканная рубаха Колдея оказалась разодранной. В прорехах краснели свежие ссадины.

Он зарычал диким зверем. Из налившихся кровью глаз исчезло всё человеческое. Первоначальная идея запереть девчонку на время праздника, чтобы погоревала вволю, а после, подломив её непонятную гордыню, добиться наконец желаемого, растворилось в приступе безумной ярости. Колдей схватил Чару за горло.

Кашляя и задыхаясь, она отчаянно рванулась. Тщетно. Рискуя сломать себе шею, девочка упёрлась рукой в чужой колкий подбородок и, немыслимо извернувшись, приподнялась. Её пальцы находились в опасной близости от оскаленных зубов и пены, выступившей из вонючего рта. Она закричала, но из сдавленного горла смог вырваться только едва слышный хрип. В глазах уже совсем потемнело, когда под ладонь другой руки попал камень. Неожиданно ясная, спокойная мысль: «Сил не хватит», – проскользнула в угасающем сознании. Тьма подступила вплотную.

Она очнулась от боли. Стояли глубокие сумерки, но ещё можно было разглядеть неподвижное тело, лежащее совсем рядом. Правый висок Колдея провалился от удара острым камнем, на лице его застыла гримаса неподдельного изумления. Причём правая бровь изумлялась больше левой… Он был мёртв. Чара отшатнулась и застонала от ужаса. Горло свело резкой болью, будто насильник всё ещё сжимал его. Но нет, она ясно видела огромные, такие страшные и неумолимые прежде, а теперь безвольные, совсем безопасные руки Колдея. Такие же безопасные, как и он сам сейчас.

Над верхушками кустов показалась Жёлтая луна, и Чара забыла о боли. Она крепко зажмурилась и заставила себя не думать об остывающем теле, оставшемся лежать в овражке. Выбравшись на тропинку, она подхватила корзину и что было сил побежала в деревню. Горло раздирало каждым вдохом пряного ночного воздуха. Быстро темнело. Девочка торопилась как могла, всё ещё на что-то надеясь. Пустая корзина колотила по спине и пояснице, в груди горело огнём, но Чара едва замечала боль. Показалась третья луна и начала приближаться к своим небесным сёстрам, заливая окрестности голубым светом. Далеко внизу, на Лугу, уже собрался весь город.

– Где тебя носило? – гневно поинтересовалась принарядившаяся для праздника мать.

Она аккуратно пересчитала монеты, которые девочка, сипло дыша, ссыпала на стол.

– И что это ты на себя нацепила? – В голосе зазвучало подозрение, но тут на крыльце послышался нетрезвый голос её очередного ухажёра, и гнев сменился на привычное равнодушие: – Пошли, что ли?

У первых ярмарочных палаток Чара улизнула, прокладывая себе путь поближе к ритуальному кругу. Огромный, словно отделённый от собравшихся невидимой стеной, он был пуст. Трава, зелёная при свете дня, сейчас отливала синевой. Лица собравшихся плыли белыми пятнами в лунном свете. Кандидаты, а их было много в эту ночь, выстроились полукругом по дальнему краю свободного пространства. Прямо за их спинами высился помост для господ из замка и высоких гостей, он был заполнен зрителями и окружён охраной. Где-то там напрасно дожидался Тинка.

Чара безнадёжно опоздала… Сердце девочки сдавило от горя и ярости на нелепую, несправедливую случайность. Она вспомнила огонёк безумия в глазах Колдея, снова ощутила его руки на своей шее и судорожно вздохнула. Горло обожгло резкой болью, отчаянные слёзы навернулись на глаза, мешая разглядеть кандидатов.

Голоса толпы, окружившей ритуальный круг, сливались в невнятный монотонный гул, от которого у Чары закружилась голова. Но внезапно всё смолкло. Тишина, прокатившаяся по Лугу почти осязаемой волной, поглотила все звуки. Это вышел вперёд Городской голова с медным колоколом в руке. Он, как и все, смотрел теперь в небо. Луны – маленькая Белая, Жёлтая щербатая и ослепительная Голубая – выстроились над Лугом, и тогда он ударил в колокол. Чистый звук поплыл над замершей толпой, над деревней и городом, над всеми землями Лугового замка. И они появились: десять, одиннадцать… – двенадцать! – крылатых силуэтов на фоне разноцветных лун. Чара замерла, забыв, что нужно дышать. Все за годы накопленные возражения самой себе бесследно исчезли – одно присутствие этих удивительных существ наполнило её жизнь глубоким, загадочным смыслом.

Огромные кони, складывая крылья, опускались в центр Луга. Фыркая, шумно дыша, взрывая копытами траву вместе с дёрном. Деревенские лошадки и даже господские породистые скакуны показались бы неуклюжими стригунками перед этими грациозными великанами. Но на Лугу и близко не было обычных лошадей: Крылатых коней они боялись панически.

Городской голова снова выступил вперёд, сзади к нему подоспели два крепких мужика с объёмными бадьями. Чара знала, что в них зерно и вода – часть ритуала. Крылатые кони есть и пить не станут.

Табун привёл огромный вороной жеребец. Волнистая грива целиком укрывала его мощную шею, а кончик густой чёлки касался носа. Последней приземлилась тоненькая серая кобылка, совсем молодая. Она всхрапывала, бочила, нервно переступая ногами, диковато косили угольками её глаза, да чернели по краям концы сложенных крыльев.

Три луны освещали Луг. Кони разошлись по широкой дуге и остановились напротив кандидатов. Юноши и девушки выходили к ним по одному. Захватив пригоршню зерна из одной бадьи и подчерпнув лодочкой ладони воды из другой, они по очереди подходили к каждому из Крылатых коней. Кто-то оставался, другие возвращались обратно. Никто не знает, как именно делают свой выбор Крылатые кони. Может быть, только Стражи? Но, насколько было известно Чаре по обрывкам рассказов и сплетен, Стражи, сами по себе – загадка, никогда этого не обсуждали.

Сердце девочки неистово колотилось в груди, в ушах шумело. Всем своим существом она была сейчас там, на другом краю ритуального круга, среди кандидатов…

Вороной жеребец покинул площадку, где шла церемония. Он медленно обходил Луг, совсем близко к притихшим людям. Крылатый приблизился достаточно, чтобы девочка поняла, насколько он огромен. Неукротимая сила, пугающая и восхищающая одновременно, сквозила в каждом движении, каждом перекате мышц под блестящей шкурой. Чара изо всех сил проталкивалась в передний ряд, но не успела… Мимо её лица проплыла тень сложенного крыла, в подошвы ударила земля под его удаляющимися шагами. Жеребец завершал свой обход.