«Все верно, беда не приходит одна. Только вчера закончилась комплексная проверка налоговой, и вот снова принимай гостей. Только пожарных не хватало для полного счастья. Как назло, капитан оказался въедливый, сует свой нос всюду, и куда можно, и куда нельзя. К такому даже подступиться не знаешь как. Язвительный, с острым, крысиным лицом инспектор, едва заметив в распахнутом сейфе начатую бутылку коньяка, сразу заявил, что спиртное не употребляет. Сейчас угрюмо бродит по территории лесопилки и что-то помечает в блокноте. Хорошо, если штрафом отделаюсь, а то приостановят работу и полетит все в тартарары. Впрочем, и штраф штука весьма неприятная, особенно сейчас, когда налоговики забрали почти все документы, – что они в них нароют, одному богу известно. Запросто могут вкатить на полную катушку. А тут еще и этот «пожарник»!» Никита зло раздавил сигарету в пепельнице.

– Что будем делать, шеф? – спросил Володя.

– Какой я тебе шеф? Забыл, как меня зовут? У отца спроси, если не знаешь, надеюсь, он еще помнит! – в сердцах рявкнул Никита.

– Никита Брониславович! Ну зачем же вы так! Я же из уважения к вам так обращаюсь! – начал оправдываться помощник.

– Если бы ты только знал, Вовочка, как ты мне надоел!

– Разве я плохо работаю?

– Я уже сказал тебе, отстань, лучше приставай к пожарному капитану, может, хотя бы от этого толк будет.

Никита отвернулся к окну и, опершись на некрашеный подоконник, стал наблюдать, как пожарный, с упрямством идиота, ковыряет штабель готовых досок. Работяги попрятались кто куда. Из арочника не доносился уже ставший привычным шум станков. Неприятная, тягостная тишина нависла над лесопилкой. Еще день простоя. Так можно и не успеть к сроку, а заказчик торопит. Хорошо хоть повезло с этим контрактом. Фирма, с которой его свел Володя, согласилась забрать весь тонкомер, а его накопилось уже достаточно. После весенних ураганов в Германии резко упал спрос на деловую древесину и маломерную доску. Свое некуда девать. Потребуется время на то, чтобы немцы переработали сваленные ветром деревья. Разумеется, нужно переждать и спрос вновь пойдет в гору, но любой простой отрицательно сказывается не только на прибыли, но и на дисциплине. Рабочие все чаще позволяют себе появляться на лесопилке после вчерашней попойки. Приходится отстранять от работы. Никита не хотел рисковать их здоровьем. Вся надежда на то, что пожарный инспектор не найдет ничего, к чему можно серьезно придраться, и уедет, так и не составив серьезного акта.

Володя, выполняя его приказ, ходил следом за «пожарником» и, судя по движению губ, что-то бубнил. «Что за странный парень? Вроде и образован отменно, и не глупый, но характер несносный. Все время ноет, вечно всем недоволен», – думал Никита, глядя на удивительно схожую пару, своего управляющего и инспектора. Чтобы чем-то занять себя, позвонил бухгалтеру – уточнил, все ли в порядке с документами.

– Да не волнуйтесь вы так, Никита Брониславович! У меня всегда все в ажуре! Не первый раз нас проверяют. Беспокоиться совершенно не о чем. Налоги у нас уплачены, в банке тоже полный порядок. Поверьте, нам ничего не угрожает! – убежденно говорила в трубку бухгалтер.

– Спасибо вам за все! Верю, что вы меня не подведете! – поблагодарил Никита.

День, до невозможности длинный, все никак не заканчивался. Больше всего Никите хотелось уехать домой, но сделать этого он никак не мог. Нужно было дождаться, пока «пожарник» закончит инспектировать производство. Володя по-прежнему не отходил ни на шаг от капитана, упрямо что-то втолковывая ему. Если бы молодой человек не был сыном старого школьного друга, то Никита никогда бы не принял его на работу. Слишком нудный, слишком медлительный, слишком заносчивый. Никита не любил таких людей. Но отказать другу он не смог. Впрочем, в этом был и определенный шкурный интерес. Дружить с замом главного санитарного врача области в наше время очень выгодно. А Славик уже, казалось, целую вечность сидит в этом кресле, как он сам шутил – «Пережил уже троих главных и еще переживу!». В том, что главные врачи не слишком долго задерживались на месте, по-видимому, была определенная заслуга и самого Славика. Кто-то уходил на повышение, а кто-то попадал и за решетку. «Мне чужого не надо, ворованного хватит!» – постоянно шутил школьный друг. Что ж, возможно, и так. Жил Славик с женой достаточно скромно, хотя и в старинной двухкомнатной квартире, в престижном районе, но еще дедовской, доставшейся по наследству. Имелась у него и небольшая дачка за городом, единственное достоинство которой – река рядом, да еще, пожалуй, новенькая баня. Что и говорить, баня у Славика была знатная! Отлично срубленная, духмяная, просторная, даже с небольшим бассейном в примыкающем к парилке отдельном помещении. Бывая там, Никита любил составить компанию другу детства. Оба были заядлыми любителями настоящей бани. Впрочем, на бане все «богатства» Славика и заканчивались, машинка – дешевенький «япошка», с вечно не работающим кондиционером и капризным движком, дома тоже не сказать, что богато, оно и понятно, хоть ты зам главного санитарного врача, а жена скромный методист в РОНО, много денег никогда не будет. Но давний друг, казалось, не особо переживал по этому поводу. «Всех денег не заработаешь!» – заявлял он и продолжал жить легко и беззаботно. По-видимому, и жена его, Ирина, соглашалась с этим. Когда Никита только начинал свое дело, Славик ему здорово помог, все документы оформил быстро, без проволочек, мало этого – подсказал, где лучше арендовать площади под производство.

Где-то с полгода назад Славик обратился к Никите с просьбой:

– Слушай, Вовка у меня неприкаянный, закончил юрфак, в экономике хорошо разбирается, управленец от Бога, а работу себе никак найти не может. Не берут без рекомендательных писем и стажа. Может, возьмешь его к себе? И стаж заработает, и себя проявит.

– Я в принципе и сам справляюсь. А в качестве кого ты его хочешь продвинуть?

– Да мне все равно. Просто чтобы без дела не болтался. Он у меня парень толковый, но последнее время совсем сник. Хочет работать по специальности, а его не берут.

Никита согласился, и тут началось. Володя оказался нудным и въедливым молодым человеком, совершенно не похожим на веселого, жизнерадостного отца. Да, нужно признать, работу на лесопилке он наладил, но общаться с ним было просто невозможно. Все интересы Володи ограничивались конкретными задачами. Он совершенно не понимал юмора, и если речь заходила о чем-то не имеющем непосредственного отношения к работе – обиженно замолкал. Впрочем, заметив такую его особенность, Никита сократил общение с парнем до необходимого минимума.

Заехав как-то к другу, Никита завел разговор о Володе:

– Странно! Что ты, что Ирина любите жизнь, умеете развлекаться, а Володя…

– Да, вот такой он уродился. Не поверишь, еще в школе показал свою упертость. Что по математике, что по физике буквально зубами грыз премудрость, зато литературу или географию вообще учить не хотел. Позже, в институте, лучше всех учился по основным предметам, зато все, что не касалось специальности, попросту игнорировал, только потому и не получил красный диплом.

– Ясно. А то я смотрю на него и не могу понять: молодой парень, а все интересы только в работе. У него что, и девушки нет?

– Вроде есть, как-то приводил, но встречается он с ней не чаще одного-двух раз в месяц. А что ты о Володьке заговорил? Не устраивает чем-то? Или работает плохо? – с явной тревогой в голосе спросил Славик.

– Нет, как раз с работой все в порядке. Просто так поинтересовался, – ответил Никита.

«Юля, подумай, не стоит этого делать!» – сколько раз она слышала это от мамы, от подруг, сколько говорила себе сама и все равно поступала наперекор. Наверное, просто характер такой. Вот и сейчас она понимала, что нельзя начинать разговор, но ничего не могла с собой поделать.

Солнце только поднималось над поросшим сосновым лесом берегом. Она стряхнула капли росы со скамейки и, присев, закурила. Ночь выдалась тяжелой, бессонной. Странно, обычно такое с ней случалось редко, но вчерашняя встреча словно отмотала время назад, острой болью отозвалась в сердце. Обидно, нужно же было этому случиться именно в день отъезда.

Она столкнулась с ним в троллейбусе. Он узнал ее, Юлия видела это по глазам, но не подошел, отвернулся, сделал вид, что не заметил. Андрюшка, ехавший вместе с Мариной^[1] провожать ее, к счастью, его не заметил. Она успела отвлечь сына. Пряча внезапно выступившие слезы, стараясь унять предательскую дрожь в голосе, принялась что-то рассказывать Андрюшке. Удалось. Ребенок не обратил внимания на стоящего поодаль мужчину. Вот только все пережитое вернулось к ней ночью. Ворочаясь без сна в пустой постели, Юлия до самого утра не находила себе места. Поднявшись чуть свет, она отправилась в одиночестве бродить по территории санатория. Голова раскалывалась. Полынная горечь заливала душу. Нельзя позволять чувствам так властвовать над собой! Только как совладать с ними?

Юлии исполнилось семнадцать, когда мама уехала по контракту на работу в ЮАР. Решение принималось на семейном совете, обе, и мать и дочь, понимали: отказываться от столь выгодного предложения никак нельзя. Они уже устали жить считая каждую копейку, а вдруг такой случай! Юлия, как только узнала о заманчивом предложении, сразу начала убеждать маму дать согласие:

– Пойми, мамочка, я уже не ребенок. Мы с бабушкой отлично справимся. Школа уже позади. Я успешно сдала экзамены в училище. Через четыре года я обязательно получу диплом. Подумай, что тебя здесь держит? Это ведь шанс! Тем более что я остаюсь не одна, с бабушкой!

– Но, доченька, это ведь на целых три года! Я же не смогу прилетать даже в отпуск, чтобы хоть что-то сэкономить.

– Ну и что? Подумаешь, три года! Это же не вся жизнь! Кроме всего прочего, существует Интернет. Мы будем с тобой общаться ежедневно, единственное, что готовить нам придется на разных кухнях, а в общем я не вижу проблем. Не думай ни о чем, поезжай, это твой единственный шанс, ты не имеешь права его упустить. Кто ты здесь? Рядовой врач, пусть даже с кандидатской степенью. А там ты за свою работу станешь получать, наконец, достойную плату.

– Наверное, ты права, Юлия. Единственное, чего я боюсь, – так это твоей импульсивности. Страшно оставлять тебя без присмотра.

– Как это без присмотра? А бабушка? Она что – уже никак не может повлиять на меня?

– Брось, Юлька, она точно такая же, как и ты, только старше. Тот же ветер в голове, – сказала Веслава Ярославовна.

– Мамуль, ты забываешь, чья ты дочь!

– Ой, дочуня, об этом забыть невозможно. У нас у всех сквозняк в голове. Потому я так и опасаюсь. Наделаешь глупостей, потом всю жизнь расхлебывать придется.

– Мам, а не в результате ли подобной глупости появилась на свет твоя любимая дочь? – лукаво спросила Юлия.

– Да, только растить тебя одной было очень непросто.

– Между прочим, как и бабушке тебя. Вы ведь не стонали, просто жили и давали жить другим.

– Вопрос только в том, были ли мы счастливы, – с грустью сказала мама.

– А разве нет? Ты взгляни на меня, разве иметь такую дочь, умницу, красавицу, само по себе не счастье? – Юлия, извернувшись словно кошка, потерлась щекой о плечо мамы.

– Юлька, не хулигань! Выпорю! – воскликнула мама.

– Раньше нужно было! Ребенка можно воспитывать, пока поперек кровати ложится, теперь уже поздно! Выросла!

– Вот даже как? Кто же тебе это сказал?

– Как – кто? Бабушка! Между прочим, твоя родная мама!

– То, что она моя мама, я помню. Но ветер у нее в голове как был тридцать лет назад, так и остался.

– А у тебя, мамуль? Как дела с погодой?

– Слава богу, чаще дождь, чем ветер.

– Ты думаешь, что это хорошо?

– А что плохого? Все лучше, чем сходить с ума по особям противоположного пола. В моем возрасте, да будет тебе известно, это уже просто неприлично.

– Брось, мама, тебе ведь всего тридцать семь. Это по нынешним меркам даже не бальзаковский возраст.

– Уже почти тридцать восемь, сорок не за горами, – как-то устало сказала мама.

– Мам, ты на себя в зеркало взгляни! Да тебе же более молодые завидуют. Ведь ты у меня просто красавица! У тебя даже фигура лучше, чем у меня!

– Юленька, они завидуют только потому, что тащат на своих слабых плечах не только детей, но и еще и мужей, как правило ни на что не годных.

– Мам, я тебя почти никогда не спрашивала об отце. Расскажи мне о нем. Какой он был?

– Зачем тебе это? Я с ним не виделась уже почти пятнадцать лет. Да и позабыла все.

– Ты хочешь сказать, что я должна тебе поверить? Признать, что я вовсе не дитя любви, а простая случайность?

– Нет, родная, ты не случайность. Но вспоминать о том, что было, я не хочу. Твой отец замечательный человек, добрый, нежный, очень мягкий, но совершенно безвольный. Пойми, от него никто ничего не требовал, нужно было сделать лишь один-единственный шаг, но он испугался и тем самым сломал и свою жизнь, и мою, и даже твою. Ну ладно, что старое поминать. Главное, у меня есть ты.

После этого разговора не прошло и трех месяцев, как мама улетела в Кейптаун. Юлия осталась с бабушкой. Училась она старательно, неудивительно, что к концу учебного года она уже была лучшей пианисткой училища. Да и конкурс, на котором она заняла пусть и не первое, но вполне почетное второе место, тоже показал, что она чего-то стоит.

С Веславой Ярославовной Юлия действительно общалась почти ежедневно, рассказывала о себе, о бабушке. Но где-то спустя год после отъезда мама стала выходить на связь все реже, ссылалась на занятость, на усталость. Так продолжалось до тех пор, пока Юлия, заподозрив неладное, не спросила ее прямо о личной жизни. Веслава Ярославовна не стала выкручиваться и написала правду. Письмо оказалось непривычно длинным для нее и весьма обстоятельным.

«Дорогая Юленька!

Надеюсь, что ты сможешь понять и простить свою непутевую мать. Ты оказалась права, во мне ветрености оказалось ничуть не меньше, чем в бабушке. Видимо, я слишком долго боролась с собой, решительно подавляя все то женское, чем одарила нас природа. Так случилось, что это неожиданно прорвалось наружу именно здесь.

Ты прекрасно знаешь, что у меня никогда не было любовников, я всегда сторонилась мужчин. Жила для тебя, отдавая все силы, чтобы вырастить достойную дочь. Теперь, когда ты уже взрослая, произошло именно то, чего я так старательно избегала все эти годы. Я встретила мужчину, настоящего, сильного, смелого, и не смогла устоять. Если хочешь, я расскажу тебе о нем.

Его зовут Дик Байнер. Родом из Мельбурна, он уже много лет живет и работает в Веллингтоне. В Новой Зеландии. Рано овдовев, он один воспитывает сына Роберта. Славного парня, студента колледжа. Но лучше я расскажу тебе все по порядку.

Дик – врач. Хирург от Бога. У него очень легкая рука. Абсолютно все операции, что он проводит, заканчиваются успешно. Естественно, и гонорары у него отнюдь не маленькие. Мы познакомились с ним прямо здесь, в клинике. Он просто заворожил меня своим вниманием, заботой, нежностью. Но не это главное. Самым важным для меня оказалось то обстоятельство, что он увидел во мне не просто хорошего врача, не только приятную женщину, он разглядел во мне личность. Все мужчины, с которыми меня сталкивала жизнь, замечали смазливую мордашку, симпатичную попку или, не видя во мне женщины как таковой, отдавали должное моим профессиональным навыкам. Дик первый, кто смог оценить меня в целом, ярком, неразрывном.

Больше трех месяцев мы проводили вместе все вечера и уик-энды. Изучали, присматривались друг к другу. Что меня больше всего удивило, так это то, что Дик за все это время даже не пытался предпринять каких-либо активных действий. Совсем недавно он неожиданно сделал мне предложение. Словом, неделю назад состоялась наша помолвка. С тех пор мы живем вместе.

Я, наверное, никогда не смогу рассказать тебе, Юленька, как я счастлива. Единственное, что пугает меня, – так это то, что, выйдя замуж за Дика, я вынуждена буду по истечении контракта вернуться с ним в Веллингтон, а значит – оставить тебя одну.

Прости, я не спросила у тебя совета. Ты знаешь мои правила. Я никогда не навязывала тебе свою волю и никогда не позволяла этого делать никому. Сообщая тебе о своем решении, надеюсь, что ты поймешь меня. Дочурка, у твоей мамы есть веское оправдание – ты уже взрослая. Не за горами твоя собственная счастливая жизнь. Позволь же и мне почувствовать себя молодой и любимой. Это ведь так необходимо женщине. Искренне надеюсь, что ты меня поймешь и простишь.

Помни, родная, что я люблю тебя и никогда не забываю о своей единственной девочке.

Твоя непутевая мать».

Юлия помнила это письмо дословно. Теперь мама живет в Новой Зеландии. Они переписывались. Юлия была в курсе того, что у нее появился маленький брат. Веслава Ярославовна часто высылала дочери смешные фото крепкого милого малыша, по всему чувствовалось, что новая семейная жизнь полностью захватила ее и для старшей дочери в ней оставалось все меньше и меньше места. Бабушка настаивала на дальнейшем образовании внучки, упорно предлагая ей поступать в консерваторию. Юлия и сама понимала, что с ее способностями нельзя останавливаться на достигнутом. Наконец, невзирая на то, что консерватория находилась в другом городе, решение она приняла окончательно и бесповоротно. Хотя конкурс по классу фортепиано был весьма солидным, Юлия поступила без особых проблем.

Наступило первое сентября, и Юлия испытала шок. Специальность у нее вел профессор Алексей Эдуардович Марчевский, уже немолодой мужчина, почти ровесник ее мамы. Он поразил воображение Юлии с первого взгляда. Всегда корректный, предельно вежливый, деликатный, он представлял собой именно тот идеал мужчины, о котором она могла только мечтать. Влюбившись сразу и бесповоротно, она даже не пыталась сопротивляться захватившему ее чувству.

Каждый день Юлия спешила на занятия с единственной целью – поскорее увидеть его. Он сидел рядом с ней за пианино, изредка поправляя, корректируя, а когда невзначай касался ее руки, сладкий трепет пробегал по телу. Ради таких мгновений она, казалось, готова была отдать жизнь.

Учитывая великолепную подготовку Юлии, Алексей Эдуардович предложил ей выступить на очередном, на этот раз международном конкурсе. В общежитии, где жила Юлия, пианино было весьма посредственным, и поэтому она предпочитала приходить в консерваторию пораньше, чтобы позаниматься на хорошем инструменте.