Глава 1

На пути доблести для того, кто рожден храбрым, не составляет ничего чрезвычайного броситься в бой и сражаться под горячим дождем стрел и пуль.

Дайдодзи Юдзан. Сборник наставлений на воинском пути

— Ну ты и дура! — протянула Лариска, когда мы переодевались в раздевалке после тренировки. — Зачем тебе татуировка? Это же глупо! Будешь всю жизнь ходить в одной шляпке?

— Красиво же, — протянула я, разглядывая себя в зеркало. — Вот тут, на плече. Хочу знак инь и ян. Типа гармония, все дела… Или дракона. Красивого такого, красного. Чтобы вот так обвивал, — провела рукой по бицепсу вниз к запястью.

— Птица, у тебя с головой как? А если ты однажды перехочешь быть мальчиком и превратишься в девушку? — смеялась она, натягивая джинсы. — Будешь ходить как урка в наколках? Да с тобой ни один приличный пацан дружить не станет.

— Сама ты… — вздохнула я. — Кому понравлюсь, тот и так полюбит.

— Парни любят утонченных… — с умным видом заметила Лариска.

Я согнула руку и напрягла сначала бицепс, потом трицепсы, потом мышцы живота — ни капли жира, красивый рельеф. Не такой, как у тех, кто качается. У меня спортивное тело, гибкое, быстрое. Дмитрий Александрович, наш сенсей, никогда не правит мои ошибки дважды. Я все схватываю на лету. Иногда такое ощущение, что в прошлой жизни я была настоящим буси — японским воином, а сейчас тело само знает, что и как делать, надо лишь вспомнить. Да и доги после тренировки можно выжимать — куртка мокрая насквозь. Не знаю, что бы я делала без тренировок. А полгода назад мы с ребятами ездили в Японию, где я получила сертификат, что являюсь учеником японской школы Тэнсин Сёдэн Катори Синторю, из рук ведущего мастера — Сенсея Отакэ Рисуке. И теперь в Хомбу Додзё поставили табличку с моими именем — Ярослава Сокол.

— Сейчас такие парни пошли, — ухмыльнулась я в ответ и надела водолазку.

Взъерошила короткие волосы. Повернулась к Лариске и противным голосом прогундела: — Ну, ты там долго ковыряться будешь, женщина?

Моя мелкая женщина подкрасила губы и подхватила сумку с формой и мечами, убранными в плотный чехол. Это хорошо, а то я уж думала, что буду ждать ее до утра. Мы неспешно зашагали по коридору на выход.

На улице благодать! Снег, который полтора часа назад рыхлыми тяжелыми хлопьями падал на землю, скрыл всю черноту газонов, укутал деревья и кусты пушистой шубкой и переливался всеми цветами в свете желтых фонарей. Только вот под ногами чавкает, но это совсем не портит впечатления от окружающего мира. Хорошо, что не очень холодно. Впрочем, по телевизору сказали, что к утру подморозит, поэтому в школу можно будет надеть коньки.

— Зайдем в магазин? Пить очень хочется.

— У меня есть вода. — Я полезла в сумку. Достала пустую бутылку и виновато посмотрела на подругу, разведя руками. — Зайдем.

У входа в магазинчик сидел пес — огромный, рыжий американский питбуль с обрезанными ушами, в белых носочках и с белой грудкой. Он зябко поджимал лапы и сильно дрожал. На широком лбу таяли редкие снежинки. Лариса попятилась, опасливо уставившись на собаку.

— Придурки! Как можно было оставить такую собаку без намордника и поводка на улице? — прошипела она, заходя мне за спину.

— Да он не кусается, — пропустила я Лариску в магазин. — Если бы кусался, его бы так просто не водили.

— Да они вообще безбашенные, — пискнула она. Собака повернулась в ее сторону и как-то странно посмотрела — не то укусить хочет, не то сразу загрызть.

Я захлопнула дверь и выдохнула. Может, со стороны и кажется, что мне не страшно, но внутри холодно и пусто, чувствую, как все дрожит. А собаки чуют страх. И таким, как этот зверь, свой страх лучше не показывать.

Через пять минут, купив по бутылке минералки, мы с Ларисой застыли перед дверью, глядя сквозь стекло на собаку, которая явно поджидала, когда мы выйдем.

— Скажите, а это чьё? — спросила я у скучающей продавщицы.

— Пес, что ли? — зевнула она. — Да он тут уже часа три сидит. С одной стороны, хорошо — покупателей отпугивает, народ боится заходить. А с другой стороны, кассу из-за него сегодня не сделали. Уже отгоняли от дверей, а он все равно ломится. Ментов вызвали, они говорят, что пока собака не агрессивная, им тут делать нечего. Как кого-нибудь покусает, так и быть, приедут. Вы, конечно, молодцы. Я бы не решилась мимо него лезть, теперь вот не знаю, как домой пойду.

Я порылась по карманам и наскребла двадцать шесть рублей.

— Вот, это все, что у меня есть. Дайте мне каких-нибудь сосисок, — высыпала мелочь на блюдечко.

— Правильно, Птица, — подскочила ко мне Лариска. — Вот еще двадцатка. Сейчас мы ей сосисок кинем — и деру отсюда. Смотри-ка, соображаешь.

— Свалите в туман, Лариса Батьковна, — отодвинула я ее в сторону. Положила на холодильник с мороженым сумку и достала оби. Завязала на конце пояса петлю и просунула в нее свободный конец. Вышла вполне себе сносная удавка. Лишь бы узел выдержал. — Сейчас будет смертельный номер…

— Что ты хочешь сделать?

— Спокойно, Маша, я — Дубровский.

— Ты — псих?

— Отставить писать в штанишки.

— Он же тебя сожрет! — взвизгнула она.

Я повернулась к ней и посмотрела с недоумением.

— Ты собак, что ли, боишься?

— Если он тебя сожрет, то я с тобой ката больше делать не буду!

— Домо аригато годзаймасьта, — поклонилась я подружке, что по-японски означало преогромное тебе спасибо, дорогой друг. — Стой тут. Если что, считайте меня коммунистом.

— А в пятнадцать лет в коммунисты уже принимали? — нахмурилась Лариска. Вот не зря она блондинка. Где-то такая умная, а где-то совсем прям… Кино про войну смотреть надо!

— Но пасаран, амиго! — крикнула мне из-за прилавка продавщица и прижала к груди швабру.

— Яволь, май фрау! — подмигнула я и вышла за дверь. Понятия не имею, что это означает.

Барбос смотрел на меня изучающе.

— Ути, мой хороший, — ласково засюсюкала я, незаметным движением швыряя ему сосиску. — Ути, мой маленький. Ути, мой сладенький.

Он вильнул хвостом. Агрессии вроде бы не видно. Взгляд нормальный, адекватный. Кончик хвоста едва заметно мотается туда-сюда. Уши напряжены. Нос не морщится. Сосиску есть не стал — значит, кто-то занимался его дрессурой. Только понюхал и громко чихнул. Так, и как теперь быть?

— Малыш, — присела я на корточки перед ним, мысленно молясь, чтобы этот «малыш», весом килограммов в сорок, не кинулся. — Ты потерялся. Я хочу тебе помочь. На улице не погода, а дрянь, фу. — Я вздрогнула и поморщилась. Псина склонила голову набок. Угу, это хороший признак — слушает, заинтересован. — Ну зачем тебе болеть? Пойдем домой. — При слове «дом» он энергично завилял хвостом. — Вот и договорились.

Я достала еще одну сосиску. Протянула с ладони. Мама, только бы не с пальцами. В груди уже даже не пустота, там какая-то черная дыра все внутренности от страха всосала.

— Держи. На. Это вкусно. — Сама откусила немного. — Мм, очень вкусно. Тебе понравится.

Собака сделала шаг вперед, и моей ладони коснулся слюнявый горячий язык, а сосиска исчезла.

— Хороший мальчик, — улыбнулась я расслабленно. — Вот еще, держи. Кушай. Иди ко мне, не бойся. Я тебя не обижу.

Страшная пасть мелькнула перед моим лицом. На зубах в свете неоновых огней блеснули тонкие нити слюны. В грудь ударили лапы, а в нос пахнуло какой-то дрянью вперемешку с запахом дешевых сосисок. Я повалилась на спину, не успев ни испугаться, ни заорать. В голове лишь мелькнуло: «Черт, я же только вчера стирала куртку!» Кто-то глухо, но истошно орал где-то невдалеке. Я уперлась руками в грудь пса, пытаясь спихнуть его с себя. Но не тут-то было — питбуль, радостно виляя задней половиной тела, восторженно вылизывал лицо, удобно взгромоздившись мне на грудь оставшейся половиной своей туши. Отлично! Теперь я похожа на чучело и воняю черте чем!

Приложив немало усилий, я все-таки согнала собаку с себя и села. Зад мокрый — джинсы готовы. Лариска и продавщица метались с той стороны двери и визжали. Я потрепала Малыша (буду пока его так называть) по довольной морде, нацепила на него оби и встала на ноги. Да уж… Видок у меня еще тот… Ладно, до дома недалеко, не успею замерзнуть.

— И что вы орете? — Зашла я в магазин, крепко держа собаку на поясе. Малыш не делал никаких попыток вырваться, стоял рядом и повиливал хвостом.

Продавщица заголосила и мухой кинулась за прилавок. Лариска зачем-то заорала и с ногами взгромоздилась на холодильник с заморозкой.

— Слезь немедленно, — зашипела я. — Стекло раздавишь, корова!

— Оно тебя чуть не съело! — верещала она.

— Не, он от переизбытка чувств решил меня умыть.

— Немедленно уберите животное отсюда! Это продуктовый магазин! — нервно кричала продавщица.

— Ой, извините, мы уже уходим, — виновато улыбнулась я. — Ларис, пошли. Ну что ты как маленькая?

— Знаешь, Птица, я как-нибудь это… того… потом… Ты иди в общем.

— Ты уверена? — не поняла я шутки юмора.

— Абсолютно. Давай, всё, пока! Чао, бамбина, синьорина. — Лариса торопливо помахала мне рукой. — И не опаздывай в следующий раз. Пока-пока.

Мне осталось только пожать плечами и направиться в сторону дома. Малыш доверчиво засеменил рядом. Эх, что же теперь делать? Дома у меня не квартира, а натуральный зоопарк. Три брата, мама, папа, два больших попугая, красноухая черепаха и хомяк Степан. Но если бы это было всё… Мой старший брат Ростислав работает в ветклинике и периодически таскает домой всяких тварей, ядовитых и не очень. Последний раз у нас жил настоящий валаби — это такой древесный кенгуру, который обожал ездить у меня на загривке, уцепившись за руку длинным хвостом. О, Валентин был прелестнейшим созданием, но тупыыыым… По своему уровню умственного развития он стоял на ступень ниже нашего хомяка, а Степан был таким же, как все мужчины — лишь бы брюхо набить да поспать. Ну, так мама говорит, когда на ребят злится. Так вот, Валя ел, спал и гадил. Я пыталась его обучить каким-нибудь фокусам, но Степан оказался талантливее. Зато у кенгуру была нежная, очень мягкая шерстка. Похожа на щипаную норку. Я любила играть с Валей и тыкаться носом ему в мех… Блииин!!! Я дура! Господи, ну какая же я дура! Зачем я тащу неизвестную собаку в дом, если у нас еще есть старый пекинес и три кошки! А если он их разорвет? О, нет! (Я остановилась и покрутила головой, пытаясь найти стену или столб, чтобы побиться о них головой, как в мультфильмах.) Что же теперь делать? Так, Птица, спокойно. Давай думать мозгом. Собаку бросать на улице нельзя? Нельзя. Это бесчеловечно. А ты, Птица, человек. Значит, надо как-то выкручиваться. Понять бы как…

— Ты ведь не питаешься кошками и старыми пекинесами, да? — тяжко вздохнула я, покосившись на собаку. Малыш проигнорировал мой вопрос. То ли не услышал, то ли постеснялся обмануть.

…Сначала на гостя налетел Лорд, потом по очереди все три кошки, я едва успела выкинуть питбуля в коридор. Малыш принялся громко лаять и кидаться на дверь. В квартире из шкуры вон рвался Лорд, а кошки носились по стенам и вообще вели себя как невоспитанные крысы! На шум тут же прибежали родители и Стасик — мой самый мелкий брат.

— Я же не могла оставить его в такой холод на улице, — опустила я голову и принялась пристально разглядывать кроссовки. О, сейчас начнется! У меня суперские родичи, но иногда они такие зануды, это что-то… — И потом, вы ж разрешаете Ростику без предупреждения приносить в дом всяких крокодилов, а там… всего лишь…

— Кто там? — прислушалась мама.

— Ну, мам… Собачка, — жалобно посмотрела я исподлобья на маму, показав пальцами, что собачка ну очень маленькая, просто вот безумно малюсенькая, милипусичная собачонка.

— Что-то огромное и бойцовое, судя по голосу, — пробормотал папа. — Ты вообще головой думала, когда тащила это в дом?

— Думала. Но ты бы на моем месте поступил так же.

— Ростик! — позвала мама старшего брата. — Иди сюда! Посмотри, что там наш гринпис опять приволок?

— Тома! — возмущенно воскликнул папа. Мама многозначительно глянула на отца — ну ты же должен понимать, читалось по ее лицу. Но, едва он отвернулся, недовольно сдвинула брови и поджала губы — это уже взгляд в мою сторону. Я потупилась. Н-да, кажется, мама не в восторге. Черт…