Глава 4

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Дэне Шенке —умственно-отсталом дегенерате. Которого надо сдать в лабораторию. Для опытов. Я не видел Марию последние две недели. Я лишь звонил ей каждый день и спрашивал, как она, как дети, как… мама… Я дебил, дебил, дебил! Триста раз дебил! А что я могу сделать? Я сам месяц назад притащил ее к матери, сам перевез ее вещи, сам собрал две детских кроватки… Я не подумал только об одном – как объяснить маме свои вечерние хождения к ней в гости, купание детей, прогулки вдвоем, болтовню с Мари за ужином на маленькой кухоньке, к которой я так привык и с которой я не хочу расставаться. В итоге все остались в плюсе, кроме меня!

Мама, видимо, поставила себе цель откормить невестку. Через месяц Мари хоть и не перестала быть отчаянно тощей, но уже была отдаленно похожа на человека, а не на мумию из гробницы. Она повеселела, начала называть мою мать мамой (хотя все тринадцать лет называла ее не иначе, как Шарлотта), и, кажется, они нашли общий язык. Такие прям подружки… Куда деваться…

Что касается моего любимого младшего брата, то на следующий день после свадьбы Тиль опять проснулся знаменитым. Весь мир смаковал подробности выходки деда, не забывая написать гадости про нашу семью, которая проигнорировала мероприятие в полном составе. По этому поводу, брат со мной разругался в хлам и до сих пор не общается. Причем я по наивности своей думал, что, когда Тиль узнает, как его новоиспеченная жена обошлась с его родными детьми, он все бросит и примчится к матери, на худой конец встанет на защиту любимой женщины. Он и встал. На защиту. Любимой, черт побери, женщины… Закатил мне истерику по поводу испорченный свадьбы, загаженного брачного ложа и интервью в газетах и журналах (которые я не давал!), а когда выяснилось, что ноутбук Тины в полиции, и ей самой теперь угрожает тюремный срок, гневу близнеца не было предела. А дома меня ждала Сьюзен, которая тоже устроила грандиозный скандал по поводу моего трехдневного отсутствия, игнорирования свадьбы брата («я потратила целое состояние, чтобы выглядеть прилично!!!») и отказ от поездки на Багамы («какого черта я накупила столько пляжных платьев?!!»). И окончательно Сью меня добила тем, что запретила брать детей на выходные, позвонила матери, высказалась, потом дозвонилась до Мари и наговорила гадостей ей. Меня это так взбесило… Мы поругались, Сью ушла и мой дом опустел. Я чувствую себя ненужным и всеми забытым. Я один. Совершенно один.

Я лежал на диване, пил пиво и лениво переключал каналы. По телевизору ничего интересного не показывали. Мне было скучно. Надо придумать предлог, чтобы ездить к матери. Вообще я бывал у нее редко, только если проезжал мимо ее дома или специально заезжал по делу. Мы давно жили отдельно, и нам вполне хватало нечастых звонков друг другу. За месяц, точнее за первые его две недели, я зашел к ним раз пять. Мама как-то удивилась, что я зачастил, поэтому… Какой же я идиот, что отвез Мари к матери! Тогда она нуждалась во мне. Я был нужен детям. Она так выматывалась к вечеру, что с благодарностью и радостью принимала мою помощь, а сейчас… Мари сама мне не звонит. Я могу не звонить ей день, два и даже три, но сама она не позвонит. Я не видел ее уже две недели, а она этого, наверное, и не заметила. Я не нужен ей. Совсем не нужен.

– Дэн, привет, – голос Сью в трубке дрожит и срывается.

– Привет, – равнодушно отвечаю я, вытягиваясь на диване и делая глоток пива.

– Что делаешь?

– Лежу.

– Дома?

– А где еще я могу лежать?

– У русской, – с обидой.

Закрываю глаза. Хочется скинуть вызов. Но я немного пьян, а потому благодушен.

– Дэнтомтом! – тут же на одном дыхании тараторит она. – Извини… Я не то имела ввиду.

Не отвечаю. Лень.

– Ты не позвонил мне за месяц ни разу. Неужели я так мало значу для тебя?

Молчу. Весь этот месяц мне не хватало секса и Мари. Я даже не знаю, по чему скучал больше.

Сью грустно вздыхает в трубку.

– Можно я приеду?

– Зачем?

– Там остались мои вещи…

Пожимаю плечами и киваю. Если остались вещи… Думай, Дэн, как сделать так, чтобы твои частые визиты к матери не выглядели подозрительно? С другой стороны – зачем мне Мари? Она мне даже не звонит…

Я не очень помнил, как вечером пришла Сьюзен. Не помнил, как оказался с ней в постели. И совсем ничего не понял, когда проснулся, собственнически водрузив руку на ее грудь. Сью лениво потянулась, сонно зажмурилась и наугад чмокнула меня в нос.

– Сделать тебе кофе, милый? – промурлыкала.

Я вытер влажный след от ее поцелуя и кивнул. Мы что ли помирились?

– Ты, правда, так скучал по мне? – спросила она через плечо, облачая тонкую фигурку в легкий халатик.

Я закрыл глаза, откинул голову на подушку и выдохнул.

– Да, – соврал хрипло. Не хочу быть одиноким.

Сью суетилась вокруг меня на террасе. Я вытянулся в кресле на солнышке и курил.

Лениво шевелиться.

Лениво думать.

Говорить.

Смотреть.

– Дэн, я хочу извиниться за то, что наговорила тебе в тот раз. Ты, конечно же, прав. Мари – член твоей семьи, бывшая подруга твоего брата, мать его детей, и если ты решил не бросать ее в беде, то это очень благородно с твоей стороны. Я, к сожалению, для тебя никто и считаться с моим мнением не обязательно.

Я посмотрел в голубое небо с белыми барашками облаков и медленно выдохнул. Так, секса я пока не захочу, а вот…

– Не надо делать такое лицо, Дэн. Я все понимаю. Если ты считаешь, что Мари и ее дети нуждаются в опеке, кто я такая, чтобы мешать тебе заниматься благотворительностью? Просто может быть нам втроем обсудить, как лучше поступить в такой ситуации? Скажем, ты мог бы брать детей только на субботу или воскресенье? Когда они станут постарше, мы могли бы ездить с ними… в зоопарк, например, или в парк аттракционов.

Дым от сигареты окутывал меня. Я с наслаждением втягивал его и очень медленно выдыхал. Не знаю, что со мной. Сью прекрасная, нежная, понимающая. Мне даже иногда казалось, что я люблю ее. Это всё не то. Всё неправильно. Не понимаю, что происходит.

– Сью, давай заведем детей? – тихо попросил я, сам офигев от собственной идиотской просьбы.

Он поперхнулась и удивленно посмотрела на меня:

– Давай…

Бля…

– Только не сейчас.

Фуф… Черт… Ну и шуточки!

– Мне всего двадцать шесть. Я пока не готова быть матерью. Мне надо закончить Университет и сделать карьеру. У меня много идей и мыслей. Дэн, я не готова сейчас запереться в четырех стенах и нянчить детей.

Я улыбнулся:

– Да, ты права. Позже…

Она села мне на колени и обняла.

– Так приятно, что ты понимаешь меня. А хочешь, мы вместе поедем к Мари и навесим деток? К тому же мы давно не были у твоей мамы. Хочешь, поедем к ним в гости?

Снял ее с колен и встал.

– Не хочу.

– Дэн… – схватила она меня за руку.

Я мягко высвободился.

– Прости, Сью, я неважно себя чувствую. Слишком много выпил вчера.

– У тебя какие-то проблемы? – участливо спросила она. – На студии? Или это из-за Тиля?

Покачал головой и улыбнулся, как можно нежнее:

– Просто перебрал. – Склонился к ней и поцеловал. Как я мог вчера настолько перебрать?

Дома было решительно нечего делать. Я слонялся из угла в угол, как неприкаянный. Сью сновала вокруг, желая угодить. Я вспомнил, как мы однажды ржали с Клаусом над идеей Хагена жениться. Клаус тогда прокомментировал задумчивую мыслеформу друга, что жениться, безусловно, можно, но что потом делать с бабой, когда она туда-сюда целый день перед носом маячит и адски раздражает своими мотаниями? Впрочем, именно Клаус в итоге у нас и женился первым. Его избранница была какой-то стукнутой на всю голову, зато в постели, по уверениям счастливого на тот момент друга, творила чудеса. Через два года Клаус сбежал от нее, и мы до сих пор не рискуем даже напоминать ему о существовании этой особы. Видимо поэтому, наблюдая, как наш всегда спокойный как удав ударник с суеверным ужасом в глазах вздрагивает от одного ее имени, Хаген так и не собрался узаконить свои отношения с подругой… Что все равно не помешало ему стать папой раньше нас всех! Интересно, парни сейчас в стране? Пива что ли с ними выпить? Сто лет не видел ни одного, ни другого.

Клауса не было. Он колесил по Америке и должен был вернуться буквально на днях. А Хаген обрадовался и с удовольствием поддержал идею погулять.

– Куда ты? – заглянула в глаза Сьюзен, когда я начал обуваться.

– С парнями хочу посидеть. Обсудить надо кое-что. У меня есть несколько идей для их нового альбома.

– Ты надолго?

– Не знаю, – честно признался я. – Буду поздно и скорее всего пьяный.

– Я не лягу без тебя, – обвила мою шею руками.

– Не стоит меня ждать, – чмокнул ее в щеку.

Путь к дому Хагена я зачем-то проложил через район, где жила мама. Это было совсем не по пути, но незагруженная дорога манила сделать крюк, а сердце гулко стучало и тоскливо тянуло. Глаза то и дело отвлекались на тротуары, выискивая тонкую фигурку с большой коляской. В это время Мари обычно гуляла с близнецами. Только не тут. По Унтер ден Линден, в тени лип. Стоит ли говорить, что совершенно незаметно для меня машина сама прикатила на улицу Лип, мне осталось лишь скромно подчиниться воле всевышнего. Снизив скорость до минимума, авто медленно поплыло вдоль бордюра, словно издеваясь надо мной. Мари всегда садилась на одной и той же скамейке, под одним и тем же деревом, почти посередине длинного зеленого коридора. Иногда, в особо хорошие дни, она почти на целый день уходила в Тиргартен. Бродила по аллеям парка или валялась с детьми на многочисленных лужайках. Глупо надеяться, что в столь чудесный день, она будет торчать на лавочке в одном из самых оживленных мест Берлина.

– Мари! – воскликнул я, узнав не столько ее, сколько коляску с мальчишками. На лице сама собой расползлась довольная улыбка. – Мари… – Я покрутил головой, прикидывая, где бы тут бросить машину.

С трудом через четверть часа найдя место для парковки, я чуть ли не бегом кинулся по бульвару, боясь, что Мари могла уйти домой. Нет, она все так же сидела на лавочке и читала книгу. Выровняв дыхание и сделав вид, что просто прогуливаюсь, я неторопливо направился к ней.

– Разрешите с вами познакомиться? – плюхнулся рядом, кладя руку на спинку лавочки за ее спиной.

Мари вздрогнула и повернулась ко мне явно с желанием послать. Однако ее губы тут же растянулись в счастливой улыбке.

– Дэн, – протянула она ласково и в знак приветствия потерлась щекой о мое плечо.

Я притянул ее к себе за шею и чмокнул в висок.

– Как ты здесь оказался?

– Эээээ, – протянул я, закатывая глаза. – Если я совру, что просто проезжал мимо… прогуливался… случайно решил сократить путь до дома… Ты мне поверишь?

Она отзеркалила меня – точно так же улыбнулась и игриво закатила глаза:

– Конечно. Ты же знаешь, я всегда тебе верю.

– Ну, тогда вот. Как вы? – Я заглянул в коляску, где спали дети.

– Если я тебе скажу, что мы по тебе скучаем, нам тебя не хватает, а без твоих сказок мы не можем заснуть, ты мне поверишь?

– Конечно, нет. Потому что ты всегда мне льстишь.

– Тогда вот.

– Но мне нравится, когда ты так врешь. Можешь продолжать.

Она засмеялась. Я смотрел на нее, видел искорки в глазах и не мог в это поверить. Мари действительно оживала. Сейчас она была искренней, счастливой, и, кажется, она мне обрадовалась по-настоящему.

Мы болтали с ней, как в прежние времена, меряя шагами аллеи. Я рассказывал Мари о своих делах и планах, пожаловался на вероломное вторжение Сьюзен в мою жизнь вчера вечером. Посоветовался насчет изданий, в которых можно было бы попиарить моих ребят из группы.

– А ты можешь помониторить русские сми? Я думаю, может заняться еще русским рынком? Просто ты язык знаешь, лучше разбираешься в ситуации. Сможешь собрать сведенья и сделать маркетинговое исследование?

– Конечно, смогу, – радостно согласилась она. – Свяжусь со знакомыми, сделаю запросы. Только это не завтра, естественно, будет.

– Я не тороплю тебя. Как сделаешь, так сделаешь. А я бы за работу тебе заплатил.

– Спятил? – недовольно вытаращила она глаза.

– Почему? Тебе же нужны деньги. Работа должна быть оплачена.

– Дэн, перестань. Учитывая, сколько ты делаешь для нас, я на тебя до конца своих дней бесплатно работать должна.

– Кстати, насчет работы…

– Нет пока никакой работы. Лето – мертвый сезон. Я иностранка, да еще с двумя детьми. Мне ужасно неудобно обременять твоих родителей.

– Думаю, маме только в радость.

Она покачала головой и тихо буркнула:

– Если до конца сентября так и не найду работу, то уеду к родителям в Канаду. Не могу быть приживалкой, совесть не позволяет. К тому же я все равно безумно боюсь Югендамт. Мне иногда кажется, что они следят за мной и ждут момента, чтобы я оступилась.

– Есть хорошая квартира в пригороде Берлина. На тот район полномочия местного Югендамта не распространяются. Но, Мари, тут тебя защитят мои родители, а там ты опять будешь одна…

– Хм, – усмехнулась она. – Что сделают твои родители, когда к нам в дверь будет ломиться вооруженный отряд полиции?

– Ничего… – вздохнул я, понимая, что она абсолютно права. – Но перебиваться случайными заработками – не дело. Может, ко мне на студию пойдешь? Давай…

– А Тиль? Нет, Дэн, прости, не могу. Я сейчас в таком состоянии, что вцеплюсь ему в рожу без лишних вопросов. Мы тут с мамой в прошлые выходные ездили в супермаркет за продуктами, и я там парня увидела. Со спины – вылитый Тиль. Знаешь, какая у меня была первая мысль? – Я отрицательно мотнул головой. – Что ж я ногти-то подстригла? Хотелось прям налететь и разбить морду. Я не могу… Так меня переклинило… Мама смотрит, а меня трясет, я с места не могу сдвинуться.

Я обнял ее и погладил по спине:

– Все будет хорошо, Мари. Это все пройдет. Ты просто на него слишком сильно обижена. – Взял ее лицо в ладони и осторожно вытер слезинки. – Не трать на него силы. Сколько ты с ним носилась? Сколько угождала нашей звезде? Сколько под него подстраивалась? Сколько его прощала? И сейчас прости. От всей души прости и пусть убирается.

– Я не могу пока. Слишком больно. – Слезы заскользили по щекам.

– Ну вот, – улыбнулся, тиская ее, как ребенка. – Я испортил тебе настроение.

– Невозможно испортить то, чего нет. Пойдем, скоро дети проснутся, а у меня с собой нет еды, – она поднялась.

Я посмотрел на небо и улыбнулся, раскинув руки в стороны:

– Посмотри, какой красивый мир. Посмотри, как он радуется тебе и улыбается. Ты счастливый человек, Мари. У тебя есть дети, семья, друзья, которые тебя любят. У тебя есть крыша над головой, и мама заставляет тебя есть. А вот голодающие дети Африки… А ну-ка немедленно изобрази на лице счастье! Помнишь, как ты мне заявила, что «для того, чтобы любить большие, надо иметь большой»?

Мари моментально вспыхнула красным, губы сжались, сдерживая улыбку.

– И еще так при всех сантиметром потрясла! Я готов был сквозь землю провалиться!

– Ты мне это будешь всю жизнь вспоминать? – Она протянула мне руку.

– Я просто хочу, чтобы ты улыбалась. – Я ухватился за нее и тоже встал. Мари задумчиво посмотрела куда-то в сторону и передернула плечами:

– Я такой дурой была.

– Ты была самой клёвой девчонкой на свете. Ты была самой лучшей из всех, кого я знал до тебя! – Накрыл ее ладонь второй рукой.

– Была? – обидчиво выпятила губку.

– Есть, – улыбнулся я.

Мари кокетливо хлопнула ресничками и зашагала вперед. Так-то лучше. Я осмотрелся. Купил ей мороженое у ближайшей лоточницы. Мари удивленно приняла его. Я забрал у нее коляску, чтобы ей было удобно есть. Мари расцвела, как ребенок, на которого мама наконец-то обратила внимание.

– С работой не обещаю, но подумаю, что можно сделать.

Она медленно облизала шарик. Пробежалась кончиком языка по испачканным губам и довольно улыбнулась.

– В конце концов, – смотрел я на ее пухлые блестящие губы, – от Тиля на студии толку мало, а мне нужен умный человек в команде…

Мари, словно дразня меня, прошлась языком по кромке вафельки и мороженого. Я с ужасом почувствовал, как кровь стремительно прилила к низу живота.