Цитаты из книги «Москва не принимает»

Это не Саша. В каждом человеке есть и от бога, и от дьявола. Когда мозги отключаются, от усталости ли, от отупения, и из внешнего мира идет исключительно негатив, вот тут-то бес и начинает резвиться вовсю.

Но ведь не все такие. И среди людей есть паршивые овцы, и среди священников. – Правильно. Но раз коррупция и до Святой земли добралась, значит, церковь совсем прогнила. – И что делать? – В скиты уходить. В леса. Молиться. Верить. Вера-то в народе жива. – Что-то вы не похожи на отшельника, – не удержался Алексей. – И на подвижника. В Италию рванули, не в скит. – Да вот, решил попутешествовать. Мир посмотреть. Тот мир, который я раньше не видел. В Москву переехал, работу нашел. – И кем же? – Водителем маршрутки. А сейчас в заслуженном отпуске. Год отработал, денег подкопил – и в Италию. Давно Венецию хотел посмотреть. – Опаньки! Остроумно! Это я не про Венецию, а про то, что вы, расстрига, трудитесь водителем маршрутки. – А я попутно на психотерапевта учусь.

Меня тогда как с небес на землю ухнуло. Была в душе благодать, а стала помойка. Я-то думал, перед Господом все равны, ан нет. Люди, которых я не могу назвать священниками – язык не поворачивается, – делят всех на достойных и недостойных, тьфу! – Он сплюнул. – По наличию у них денег! Денег! Есть ли для Господа вещь более оскорбительная? Его же так унизили и, прости за бандитский жаргон, опустили! И где? В месте, откуда он вознесся! В святая святых! Не меня опустили, я-то букашка, а Господа! Вот что страшно!

рукой делает, как давеча мне: обожди, мол. И еще двоих помимо очереди в Кувуклию пропускает. За деньги. Я даже купюру разглядел: двадцать долларов. Столько стоят смирение и терпение. Бедные, значит, эту науку постигают, терпят, дабы богатые могли ими, как стадом баранов, управлять. А сами пастыри стада человечьего за денежки за святостью идут. Помимо страданий. И ведь верят, что благодать Господня на них тоже снизойдет! За взятку!

случаются, и истерики. Дабы укрепиться в вере, мы псалмы стали петь. И так на душе сделалось хорошо… Светло… Прямо благодать на нас снизошла, укрепились мы в вере, страждущие, и те приободрились. Выстояли. Почти четыре часа стояли плечом к плечу, в духоте. Но – дождались! Чую – близится радость великая. И все вокруг тоже лицами светлеют. А у самой Кувуклии батюшка стоит, коллега мой, – усмехнулся Николай. – Теперь уж бывший. Наставляет. Вроде как поддерживает. «Учитесь, говорит, смирению. Терпению учитесь. Это вам урок. За терпение ваше Господь вас вознаградит». Со светлым чувством подошел я ко Гробу Христову. Вдруг батюшка мне делает знак рукой – обожди, мол. И вперед меня двое моих соотечественников – шмыг. Ну, думаю, люди божьи, видать горе у них, стоять недосуг. И с улыбкой крещусь, в душе такая святость, что сил описать ее нет. Захожу в Кувуклию – еще двое опять поперед очереди – шмыг. А, повторяю, люди по три, по четыре часа стоят, много пожилых. И наши, и иностранцы, все в одной очереди. Для Господа ведь все равны. Кроме тех, кто слева заходит, – вновь усмехнулся Николай. – Приложился я к святыне, перекрестился, замирая. Потом пошел к благодатному огню, свечи опалять. А зрение у меня хорошее. Стою, поручение прихожан своих исполняю. Надо ведь всем по свечке раздать. Вот и опаляю без устали. Вдруг вижу, батюшка деньги в карман кладет. Доллары. И знак

– Да ничего особенного. Вроде ничего. Приехали мы в храм Гроба Господня, а там огромная очередь. В Кувуклию, ко Гробу Христа. Люди стоят по нескольку часов. Духота, толпа, много пенсионеров, страждущих. За верой приехали, терпят. Ноги затекают, ведь бывает, во время службы очередь с час не движется, толпа стоит на одном месте, задние напирают, выйти нельзя, некуда. И обмороки

говорите, терпит и вы не прочь меня выслушать… – Леонидов кивнул: не прочь. – Была у меня мечта: совершить паломничество на Святую землю. Я человек скромный, из российской глубинки. Народ у нас бедный, и я посчитал, что богатство для меня тяжкий грех, стяжательством отродясь не занимался. Но накопил-таки денег на исполнение мечты. Во многом себе отказывал, да нужда ведь всего лишь испытание, переносить его надо с молитвой и с радостью. Так я раньше думал, – усмехнулся Николай. – Прихожане меня поддержали, все просили: батюшка, езжай в Иерусалим. Ладанки нам привезешь со святой землей, свечи, благодатным огнем опаленные. Даже денег дали. Возьми, батюшка, хоть на ладанки. И вот поехал я. Как турист поехал, не в рясе, а в джинсах и свитере. Не с миссией ведь, а христианским святыням поклониться. Купил в турагентстве путевку… – Он вдруг замолчал. – И что случилось?

Бог терпел и нам велел. Знаете такую поговорку? Я вижу, вы в бога не верите, поэтому и говорю с вами на вашем языке. – Но вы ведь тоже не верите. – Да с чего вы взяли? – Вы же сложили с себя сан. – Сан да. Но не веру. Причину попытаюсь объяснить. На доступном вашему пониманию языке. Случилось страшное, Алексей: церковь погрязла в грехе. Деньги развратили всех, и священнослужителей тоже… Хорошо, расскажу вам свою историю. Если время, как вы

Больше всего на свете человека интересует он сам. О себе, любимом, он может говорить бесконечно. Свои подвиги – это ПОДВИГИ. Все, чего добились другие, – подвиги. Мелко и курсивом. Так уж он устроен, человек. Для себя, любимого, у него всегда есть оправдание. Я сделал это затем-то и затем-то, а того не сделал потому-то и потому-то. Другие же добились большего лишь вследствие того, что им повезло. А не добились, потому что дураки. В отличие от меня, умницы. И если мне не повезло, то виноваты они, дураки. Не оценили.

Он довольно легко ввинтился в отлаженный механизм госслужбы, с усердием работающий на холостых оборотах, научился брать на себя ответственность, по сути, не отвечая ни за что, организовывать откаты так, что комар носа не подточит, и четко определил для себя круг людей, с которыми обязательно надо делиться. В общем, стал идеальным чиновником.