Часть первая
Парад планет

Меркурий^[1]

Он широко зевнул и прикрыл ладонью уставшие глаза: скучно. Жить стало невыносимо скучно. И что за отвратительный месяц – март! Вялость, сонливость, тоска какая-то непонятная, потеря аппетита. Ассистентка режиссера минуту назад поставила диск с только что отснятым клипом. Его, продюсера всего этого безобразия, хватило ровно на минуту, и интерес пропал. Милая малышка, чья-то протеже, поющие трусы, в общем, щебетала любовную дребедень про розы – слезы, дожди – не жди, ревную – поцелую. Смотреть на нее было приятно: чертовски симпатичная девчонка, глаза огромные, волосы светлые, до плеч, ноги длинные, обтянутые блестящими брючками, голый пупок и упругая попка выглядят весьма соблазнительно. Все они красивые в восемнадцать лет. Но – скучно.

Он сразу понял: не то. Песни нужны затем, чтобы их слушать. Музыка первична. А на эту разве что смотреть приятно. И дело вовсе не в том, что у девчонки нет ни голоса, ни слуха. У кого он нынче есть, спрашивается? У единиц, которым и цена соответствующая. А остальные… Современная аппаратура все подчистит, отмикширует, вытянет. Нет в девчонке индивидуальности, чего-то особенного нет, что отличало бы новую звездочку от всех прочих. Нынче многие готовы вкладывать деньги в шоу-бизнес. Да во что угодно, лишь дело было прибыльным. Деньги есть, талантов нет. Некого раскручивать, вот и приходится браться за этих… Как там ее?

– Эмма, – подсказала ассистентка.

Он снова протяжно зевнул. Малышка поправила светлые локоны, моргнула густо накрашенными ресницами и сладким голоском затянула:

– Выпью до дна океан… а-а-а… твоих глаз… а-а-а… И останусь в нем одна… а-а-а…

– Чего-чего? – Лев Антонович Шантель широко открыл глаза. – Как это она в нем останется, если выпьет? Кто писал текст?

– Возможно, это символизирует будущую беременность, – пожевала губами ассистентка. И обиженно заметила: – Во-первых, сейчас модно выражаться туманно, чтобы никто ничего не понял, а во-вторых, другие еще и не такое поют!

– Да плевать мне на других! – взвился Лев Антонович. – Пусть выражаются, как хотят! Хоть матом! Мне это не нравится! Мне! Понятно?!

– А что вы на меня кричите? У девочки, между прочим, есть спонсор, – огрызнулась ассистентка.

– А-а-а… Тогда понятно…

Клип закончился, малышка допела про океан глаз, который собиралась выпить до дна, и сладко причмокнула губами. Лев Антонович содрогнулся. Какая пошлость! Возникло ощущение, будто в сжатой ладони растаяла карамелька, и рука стала отвратительно липкой.

– Ну а как в целом? – осторожно спросила ассистентка.

– В целом…

Она терпеливо ждала, а он все подыскивал слова. Похоже, на телефоне у ассистентки висит тот самый спонсор в ожидании ответа. У него деньги, у Шантеля связи. Льву Антоновичу надо только дать сигнал – и понеслось! А ассистентке пообещали откат. Знакомое дело.

Он так и не ответил. А она, не будь дура, не стала педалировать. Чем дольше Лев Антонович молчит, тем больше она выжмет денег из спонсора этой девочки. За хлопоты, мол.

– Что, запускать следующий клип? – услышал наконец он.

– Погоди, дай передохнуть.

– Как скажете, Лев Антонович.

Вот уже год он искал своего солиста. Или солистку. А уж что там будет: дуэт, трио, да хоть хор – это уже неважно. Главное, чтобы в центре сего действа находилась личность, человек, на которого, как на стальной стержень, можно нанизать всю эту карусель: сверкающие огни, дым, валящий изо всех щелей, подтанцовку, этих виляющих бедрами девочек с ногами от ушей, да хоть симфонический оркестр! Хотя оркестр, конечно, дорого. Не потянет. Ничего… Главное – это звезда, личность неординарная, идол, ради кого и будут ходить на концерты толпы многочисленных фанатов… А где его взять? Где?

Шантель спустился в бар, завис возле стойки, пытаясь прогнать сонливость. Март – отвратительный месяц. Не его время. Может, девчонка здесь ни при чем, это просто март и навалившаяся усталость. К тому же спонсор… За этой Эммой стоят деньги, которые надо освоить. Потом, конечно, придется делиться, но до того момента либо ишак издохнет, либо падишах помрет. «В мире неспокойно», – усмехнулся Шантель. Надо запускать клип.

Лев Антонович мигом оценил собравшуюся в баре публику: обычная тусовка, из тех, кто пасется около шоубиза в надежде урвать кусочек, этот бар в центре Москвы у нее весьма популярен. Но ни одного сколь-нибудь стоящего персонажа.

– Лева, привет! – Рядом с ним на высокий табурет плюхнулся знакомый аранжировщик. – И бросил бармену: – Водки. Я слышал, у тебя работа есть?

– Какая работа? – насторожился Шантель.

– Ну, как же! Ты Эмму собираешься раскручивать. Альбом надо писать, так я готов. Есть классный композитор. Хочешь, сведу тебя с ним?

«Выходит, все уже в курсе. За моей спиной спонсорское бабло делят. Мигом нарисовался! И еще одну пиявку отыскал, готовую присосаться. Как же быстро по Москве расходятся слухи!»

– Не надо ничего, – поморщился Лев Антонович. – Я еще не решил.

– Что, девчонка не нравится? А зря, хорошая девочка. Давай сделаем из нее русскую Бритни Спирс. А?

– Она не потянет. И у нас столько денег нет. И потом… – Он махом выпил виски. – Ну почему у нас так любят делать из русских кого-то? А? Русский Спилберг, русский «Оскар», русский Майкл Джексон, русская Бритни Спирс. Почему у них все свое, а у нас их? Почему слово «русский» теперь обязательно к кому-то или к чему-то только приставка?

– Лева, да ты патриот! С такой-то фамилией… Смешно. Как говорится, ничего личного, но мелодии-то ты у кого раньше таскал, а? Помню я одну оч-чень известную шведскую группу, лет пятнадцать назад мы с тобой на пару… Кажется, это называется плагиат.

– Иди ты на… – вяло отреагировал Шантель. Март, тут уж ничего не поделаешь, даже обидеться как следует на этого жирного придурка сил нет.

– Зря ты так, Лева. Это они у нас стадионы собирают, а не мы у них. Мы их к себе зовем, а не они нас. И огромные деньги, между прочим, платим. А они на наши хит-парады клали. Так что патриотизм здесь, как говорится, неуместен. И я к тебе с миром пришел, с пальмовой ветвью, можно сказать. Несу, дарю. В надежде, что и меня не забудут.

– Ну? Говори, – сквозь зубы процедил Шантель, уже решив, что «соавтор» у него работы больше не получит. Никогда. Букашка, а туда же! Жизни учить вздумал! Сука!

– Тусили мы вчерась в одном ресторанчике. Кухня – дерьмо, цены ломовые, официанты хамло то еще, но не суть. У них креативный арт-директор. Умница просто. Ангажировал на весь зимний сезон оч-чень интересную рок-группу. Пока снег не сойдет. И вот за-ради нее народ горелые бифштексы лопает и разбавленные коктейли по цене французского коньяка пятнадцатилетней выдержки заказывает. И я послушал. Интересный у них солист, Лева.

– Не надо, – скривился Лев Антонович. – Не надо, я не люблю самодеятельность.

– Так я бы тебя на самодеятельность не посылал. Я тебя на парня посылаю посмотреть. Все остальные – говно. А он – слиток золота. Я думаю, что именно он-то тебе и нужен. Ты ведь деньги хочешь вложить и ни с кем потом не делиться. Понятно, тебе девочка Эмма неинтересна. Так пойди, на мальчика глянь.

– И что, поет хорошо? Голос есть?

– Так, рядовые данные, ничего особенно выдающегося. Вокал, конечно, хромает. Ну, так это все вытянуть можно. Но зато он занятные песенки пишет. Оч-чень занятные. И у него есть драйв. На него, Лева, хочется смотреть. Его хочется слушать.

– Композиторов в Москве полно.

– Да где ж они? Ты когда последний хит слышал? Так, чтобы до печенок достало?

– Давно, – признался Шантель. – Что-то с людьми случилось, ты прав. Давно уже никто не пишет ничего стоящего.

– А я тебе о чем говорю? Главное – это песня. Родить хит. А парень не просто поет, он ловит кайф от того, что делает, и другие тоже начинают ловить этот самый кайф. Он такой один на всем белом свете. Николай Краснов.

– Никогда не слышал.

– А ты сходи, послушай.

– Тебе что, выпить еще хочется? Выпить хочется, а денег нет. Хорошо, я заплачу. Только пересядь за столик, оч-чень тебя попрошу. Оставь меня одного. Мне подумать надо.

– Ты мне потом заплатишь. Я тебе такой подарок на блюдечке принес! Не скупись, Лева! Не забудь меня в мечтах своих о светлом будущем!

– Исчезни, слышишь?

– Ресторан называется «Триада», – сложив губы трубочкой, просвистел толстяк. – Улица… Да я тебе лучше напишу, Лева. Напишу и схемку нарисую, как добраться. Чтобы ты не заблудился. Но не забудь: ты мне будешь должен.

Шантель скрипнул зубами, когда бумажная салфетка с адресом и схемой проезда в какую-то «Триаду» жирными пальцами была чуть ли не насильно засунута в нагрудный карман его дорогой рубашки. Наверняка этот Николай Краснов заплатил мужику за то, чтобы попытаться хотя бы заинтересовать своей персоной известного продюсера. Заманить Шантеля в ресторан, где лабает никому не известная рок-группа. Как она там называется? Ход не новый, далеко не оригинальный, исполнители, пытающиеся пробиться в шоубиз, используют любой шанс. Бывает, что и у дома караулят, добывают где-то номер телефона, названивают, умоляют хотя бы послушать, а лучше взглянуть одним глазком. Все эти непризнанные гении оставаться таковыми всю свою жизнь не хотят. А хотят они денег, славы, дорогих машин, хороших квартир и хорошей еды, от которой тут же неимоверно жиреют и становятся ленивыми и заносчивыми.

Все это Лев Антонович уже проходил. Достало.

Хоть бы кто-то пожелал сделать этот мир чуточку лучше! Подарить людям хорошую музыку, причем не думая о том, что ему за это будет! Сколько денег и какое количество славы. Песни хорошие подарить, от которых душа поет! Нет, все они сами считают себя подарками, сделают на копейку, а запрашивают миллион. Причем оценивают свое творчество совершенно неадекватно. Эгоисты чертовы.

Шантель чуть не застонал от досады. Проклятый март! Это авитаминоз, на фоне него и развилась депрессия. Все без исключения раздражают. Нельзя так плохо думать о людях. Если хочешь заработать деньги на их свободном от работы и сна времени, их надо понимать и любить. Не понял – прогорел.

Ничего, образуется как-нибудь.

Куда теперь? Домой? И тут словно солнечный лучик проглянул из нависшей тучи. Аленка! Поистине не девушка, а клад! Красавица, умница, студентка МГУ, великолепная спортсменка. Уже полгода они вместе, и не в пример всем прочим его девицам Аленка ни разу даже не заикнулась о том, что Лев Антонович, известный продюсер, непременно должен свою любовницу «раскрутить», поднять ее на вершину музыкального олимпа. Кто, как не она, поймет уставшего мужчину, измученного авитаминозом и депрессией в этот тяжелый мартовский день!

Поднимаясь в лифте, Лев Антонович невольно улыбался. Уютная квартирка, которую он снял для Аленки, – единственное место, где можно ни слова не говорить о работе. Где от него требуют исполнять не профессиональные обязанности, а только обязанности приятные.

Аленка тут же открыла дверь, едва он позвонил, словно ждала, с визгом кинулась на шею:

– Левушка, пришел наконец!

– Аленка, – счастливо выдохнул он, проведя рукой по густым каштановым волосам. Потом отстранился: – Ну-ка, ну-ка, что это на тебе надето?

Она завертелась юлой, демонстрируя свой наряд. Маечка-топ, из-под которой соблазнительно выглядывает голый пупок, блестящие брючки, приспущенные на бедрах… Кокетливо провела рукой по распущенным волосам:

– Ну как?

– Великолепно! – искренне сказал он.

Непрошеные ассоциации Лев Антонович тут же прогнал прочь. Ну откуда ей знать, что он видел в просмотренном сегодня клипе, как именно была одета солистка? Это мода такая, ничего не поделаешь, все молодые и стройные носят короткие маечки и блестящие брючки в обтяжку.

Вечер начался как обычно, и тревожный звоночек в душе ни разу не прозвенел. Аленка изо всех сил пыталась ему понравиться, мило щебетала, накрывая стол для ужина, по квартире просто порхала, так что Лев Антонович совершенно расслабился. Она поставила рядом с тарелками какие-то особенные, красные свечи с одуряющим запахом, вазу с цветами, которые он подарил ей вчера. А сегодня, дурак, забыл! Это же не девушка, а сокровище! Вон как старается! Надо ее баловать…

– …всегда хотелось, чтобы родители назвали меня как-нибудь по-другому.

– Что-что? – Он очнулся. – Извини, задумался. Работы много.

– Ты у меня такой труженик! Мне всегда хотелось разделить твою ношу. – Он удивленно поднял брови. – Аленка – это слишком простенько. И потом, давно уже занято. Вот если бы Анжела… Всегда ведь можно взять псевдоним? Все так делают. Ты придумаешь для меня что-то особенное. Ведь правда, милый?

– Какой псевдоним? Для чего? – не сразу понял он.

– Мне недавно звонили… Не буду говорить кто, чтобы ты не рассердился. Ты правда недоволен этой Эммой?

– При чем здесь она?

– Лева, ты словно не замечаешь! – Аленка надула губки.

– Чего не замечаю?

– Что я не хуже этой твоей Эммы, вот чего!

– Алена…

– Ну почему ты ищешь кого-то на стороне? Между прочим, в детстве мама водила меня в музыкальную школу…

– Я не понимаю… – Лев Антонович и в самом деле отказывался это понимать. – Зачем тебе непременно нужно петь?

– Как это зачем? – рассердилась она и сразу подурнела. Он вдруг заметил, что у нее курносый нос, и она им неприятно дергает, когда злится. Похожа в этот момент на крольчиху. – Какая-то Эмма будет знаменита на всю страну, а я? Чем я хуже? Я так хочу сниматься на обложках глянцевых журналов! Все в один голос твердят, что я оч-чень фотогенична! А ты этого словно не замечаешь!

Еще бы любовнице известного музыкального продюсера не говорили, что она время даром теряет. Давно уже следовало намекнуть Льву Антоновичу, зачем молодая красивая девушка с ним спит. Долго же она держалась. Не в пример всем прочим. Вот что значит МГУ!

Лев Антонович понял, что это конец. Слава богу, что он не давал никаких обязательств. Не обещал жениться, вложиться в раскрутку. А ведь чуть было не влюбился! Чуть-чуть не дожала. Надо покончить с этим немедленно, прямо сейчас. Он окинул девчонку оценивающим взглядом. А ноги у нее короткие. И нос подкачал. Пошла бы лучше сделала пластику.

– Долго терпела? – зло спросил он.

– Ты это о чем, Лева?

– Когда мы только-только познакомились, ты уже все придумала, так? У тебя был план. Сам по себе я тебя не интересую, верно? Просто как Лев Антонович Шантель, мужчина сорока с небольшим лет, разведенный, без жилищных и материальных проблем, я тебе не интересен совсем. Мало, да? Тебе нужен продюсер, которого ты выжмешь, как тряпку, а когда взять с него больше будет нечего – бросишь. Как моя бывшая жена. А пошла бы ты куда подальше!

– Ты-ы-ы… – выдохнула она удивленно. – Оскорбляешь меня, да?

– Пошла вон!

– Козел! – взвизгнула Аленка. – Я у себя!

– Ах да, забыл. Я пришлю за своими вещами. Квартиру можешь оставить за собой, только заплатить не забудь.

Он поднялся и отшвырнул салфетку. Сука! Потом не спеша направился к двери.

– Ты… ты еще пожалеешь! – нашлась наконец она.

– О чем? – с тоской обернулся Лев Антонович, надевая пальто.

В течение десяти секунд, пока он застегивал пуговицы, правильного ответа она не нашла, не такая уж оказалась умница, а дольше Лев Антонович ждать не стал. Сколько еще в Москве таких вот Аленок? Мечтающих о славе и уверенных, что путь к ней лежит через постель продюсера. Надо бы менять их почаще. Выходит, что полгода – это намеченный ими срок. Дальше они ждать не хотят, не понимаешь, милый, что от тебя требуется, так я скажу. Значит, так и запишем: полгода, не больше.

Ему захотелось напиться. Так, чтобы до блевотины, чтобы вышла в унитаз вся желчь. Смыть ее, пережить тяжелое похмелье и дальше съесть что-нибудь диетическое. Перекантоваться пару месяцев, а потом – в новый омут с головой. Но на полгода, не больше.

Лев Антонович машинально сунул руку в карман пальто проверить наличность и наткнулся на мятую салфетку. Он хотел ее выбросить, но почему-то переложил в другой карман, когда уходил из своего офиса. Теперь он удивленно вертел салфетку в руке. Домой ехать не хотелось.

«А и черт бы с ним! Если разочаровываться, то разочаровываться до конца, по полной программе! Пусть будет «Триада».

…Первое, что он подумал: насчет ломовых цен и отвратительной кухни приятель его не обманул. Да и обслуживание оставляет желать лучшего. Но народу в ресторане много, и Лев Антонович решил подождать того же, что и все прочие.

Дождался. Конферансье объявил, захлебываясь от восторга:

– А сейчас вы услышите группу «НЛО»! Фанаты, трепещите! Вот они уже идут! Встречайте! Отрывайтесь!

Крики, девичий визг. В зале была в основном молодежь, на опытный взгляд Льва Антоновича, многие под кайфом. Значит, «НЛО». Гм-м-м… Трио, что ли?

На маленькую сцену их вышло четверо. Шантель привычно оценил: рок-группа, начинающие. Вокалист, бас-гитара, клавишник и ударник. Крошечного роста ударник почти исчез за своими инструментами, торчала одна только макушка. Да и плевать. Лев Антонович смотрел только на парня, держащего в руках гитару-соло. Этот, что ли, Николай Краснов? И что в нем особенного?

У парня было ничем не примечательное лицо, можно даже сказать, невыразительное. Далеко не красавец, но и не урод. Лучше, конечно, первое, но и второе неплохо. По крайней мере, фрики запоминаются. Все лучше, чем никак. Шантель неприязненно смотрел на тонкие темные усики парня, на его круглые черные очочки, прямо какие-то детские, на длинные пепельные волосы, резинкой стянутые в жидкий хвост. Сложение Коли Краснова трудно назвать атлетическим, напротив, у него узкие плечи, тощие ноги, бицепсы и трицепсы явно никогда не знали спортивных снарядов. Шантель неприязненно отметил, что солист «НЛО» весь какой-то взвинченный, нервный. Колется, что ли?

Он не запел, нет. Запричитал на одной ноте, тронув струны гитары, завыл, застонал, раскачиваясь. Это можно назвать чем угодно, только не пением. Не говоря уже о тексте. «Пускай уколоться последнее дело, но что остается, раз жизнь надоела?»

Шантель замер, прикрыл глаза, втянул голову в плечи. Какой ужас! И за этим он сюда пришел?! Это не пение, это… То ли стон, то ли монотонная жалоба. Отвратительно. Он кто, этот Краснов? Тот словно услышал: «Ведь я – человек, и мне надо всего-то под вечер любовь, а наутро работу».

Когда-нибудь это кончится?!

«Пускай уколоться последнее дело, но что остается, раз жизнь надоела?» – стонал уже весь зал.

Песня кончилась, другую Шантель слушать не стал. Всеобщее безумие, вот как это называется! Лев Антонович встал, вложил в корочки со счетом деньги, не оставив этим козлам чаевых, и поспешил из душного зала на воздух. Приятель очумел, не иначе. Послать его сюда послушать этого безумца, этого одержимого!