Книга первая

Тёмная история. Чело-Вечность.

Автор: Наталья Алмазова

https://vk.com/my_dark_storytale

Полагаю, Бог любит сотворённый им мир так же слепо, со всеми его недостатками и пропущенными запятыми.

Содержание

Часть I.

Пролог.

Глава I. Якорь.

Глава II. Память Океана.

Глава III. Домовой.

Глава IV. Суррогат.

Глава V. Фокусник.

Глава VI. Дела семейные.

Глава VII. Ничей.

Глава VIII. Пепел.

Глава IX. Пленник.

Глава X. Приют всех заблудших.

Глава XI. Питомец.

Глава XII. Ворон.

Глава XIII. Наперегонки.

Глава XIV. Неупокоенный.

Глава XV. Арфа.

Глава XVI. Сорванный урок.

Глава XVII. Высота.

Глава XVIII. Листья.

Глава XIX. Цербер.

Глава XX. Фамильяр.

Глава XXI. Останки.

Глава XXII. Свои правила.

Глава XXIII. Франкенштейн.

Глава XXIV. В замке Снежной Королевы.

Глава XXV. С чего начинается Родина.

Глава XXVI. Огненная река.

Глава XXVII. Антакарана.

Глава XXVIII. Инструмент.

Глава XXIX. Йоль.

Глава XXX. Побег.

Глава XXXI. Падальщики.

Глава XXXII. Снегурочка.

Глава XXXIII. Живой.

Глава XXXIV. Альпинисты.

Глава XXXV. Морок.

Глава XXXVI. Проводник.

Глава XXXVII. Бес.

Глава XXXVIII. Навьи тропы.

Глава XXXIX. Бедная Лиза.

Глава XL. Слёзы на Елисейских полях.

Глава XLI. Фата-моргана.

Глава XLII. Альма-Матер.

Глава XLIII. Танатос.

Глава XLIV. Аншлаг.

Глава XLV. Путь отступника.

Глава XLVΙ. Настройщик.

Глава XLVΙΙ. Алые маки.

Глава XLVΙΙΙ. Водяной.

Глава XLΙX.Табула раса.

Глава L. На пороге Рая.

Глава LI. Опасные игры.

Глава LII. Сумеречная анфилада.

Глава LIII. Личный Вавилон.

Глава LIV. Галерея Небытия.

Глава LV. Верность слову.

Глава LVI. Дамоклов меч.

Глава LVII. Ветреное счастье.

Глава LVIII. Недоговорки.

Глава LIX. Трудный характер.

Глава LX. Год или век.

Глава LXI. По пятам.

Глава LXII. Водевиль.

Глава LXIII. Великое Ничто.

Глава LXIV. Оригами.

Глава LXV. Ритуал.

Глава LXVI. Кто-то другой.

Глава LXVII. Неутолимый Голод.

Глава LXVIII. Поцелуй Азраила.

Глава LXIX. Лицемер.

Глава LXX. Магнетизм крови.

Глава LXXI. Кумир.

Глава LXXII. Клеймо.

Глава LXXIII. Тайны безымянных.

Глава LXXIV. Чистота и красота.

Часть II.

Глава LXXV. Паразит.

Глава LXXVI. Радиостанция.

Глава LXXVII. Паутинка.

Глава LXXVIII. Метеор.

Глава LXXIX. Пустоцвет.

Глава LXXX. Ночной гость.

Глава LXXXΙ. Иггдрасиль.

Глава LXXXΙΙ. Ремонт.

Глава LXXXΙΙΙ. Тяжёлое детство.

Глава LXXXΙV. Являющийся дважды.

Глава LXXXV. Заступник.

Глава LXXXVΙ. Гримуар.

Глава LXXXVΙΙ. Хищник.

Глава LXXXVIII. Пацанка.

Глава LXXXIX. Предатель.

Глава XC. Живые, мёртвые, вечные.

Глава ХCI. Ева.

Глава ХCII. Чудо.

Глава ХCIII. Слово.

Глава ХCΙV. Шелкопряд.

Глава ХCV. Птица.

Глава ХCVI. Чужие крылья.

Глава ХCVII. Самый совершенный из миров.

Глава XCVIII. (Не)счастливый билет.

Глава XCIX. Художник.

Глава C.Тишина в эфире.

Глава CI. Никогда.

Глава CII. Не лучшие времена.

Глава CIIΙ.Приговор.

Глава CIV. Серебро.

Глава CV. Старик Сатурн.

Глава CVI.Чёрный ветер.

Глава CVII. Лозоходство.

Глава CVIII. Некрополь.

Глава CIX. Страшная сказка.

Глава СX. Гюрза.

Глава CXI. Опиум.

Глава CXΙΙ. Тетраграмматон.

Глава CXΙΙΙ. В западне.

Глава CXΙV. Спичка.

Глава CXV. Метаморфоза.

Глава CXVI. Алмаз.

Глава CXVII. Подаренный мир.

Глава CXVIII. Вечер дурных новостей.

Глава CXΙX. Тернистый путь.

Часть

I

.

Пролог.

..Навидалась уж всякого эта горемычная планета – вряд ли очередной гость на пороге чем её удивит. В конце концов, не я первый, не я последний. Тут и своих-то чудаков хватает. Восточный базар, честное слово: купцы и факиры, попрошайки, воры, работорговцы и шпагоглотатели. Глаза разбегаются.

Ну а я… С виду так ничего особенного. В Нави поди и вовсе не заметят. Но Навь некстати болтлива: каждый жест, любое неосторожное движенье – всё запомнит, всё выдаст. Навь – это море. А вот Явь куда более инертна, в ней нет потусторонней пластичности, зато есть жёсткий каркас, состряпанный из непререкаемых законов физики. Только люди.. хм… Явись я, как есть, так непременно не обошлось бы без возгласов: «Смотрите, скиталец из дальнего закутка Вселенной! Мы в холодной необъятности космоса не одиноки!» Нет, лишняя слава мне ни к чему. Затеряться в толпе сподручнее, растворившись в густом как кисель информационном шуме, на ходу меняя лица. Подумаешь, занесло сквозняком какую-то безымянную хтонь, мало ли – мелькнула и исчезла. Без большого шума явление. Полтергейст уже всем давно оскомину набил. Впрочем, не менее привлекательной виделась и роль городского сумасшедшего: вот уж с чем с чем, а с ней бы я справился на ура.

Ну сперва бы решить задачу первостепенную: собрать себя воедино с кропотливостью реставратора, да разобраться, что получилось в итоге, а уж потом думать, в каком свете все это преподнести и как назвать – наименования, увы, никогда мне легко не давались.

Глава

I

. Якорь.

Небо, подёрнутое поволокой, расползалось удушливым саваном над шумным, озябшим городом. Полуистлевшие листья с земли таращились в недостижимую для них высь, вязко хлюпая под ногой редкого прохожего. Выцветшим, порядком побитым молью флагом над горизонтом лениво реял подмороженный закат. Осень, продрогшая, пробирающая. Обнажённая гниль, ещё не укрытая снегом, пахла сыростью. И, мерещилось, во весь окоём раскинулся унылый погост.

Смерть. Что-то новенькое. С этим мы ещё не работали.

…

Так уж сложилось, что я привык оперировать образами. Люди, напротив, каждый образ тотчас же обращали в слова. Вот первое, что я решил освоить. Скопировать их тип мышления. Увидеть картинку.. в словах. Но слова без ощущений едва ли возможны. Что же, приберём к рукам и их.

…

От разлитой повсеместно пряной горечи, казалось, вот-вот запершит в горле. Но я пока не мог ощутить этого вполне, только худо-бедно отразить. Зеркало тоже отражает, но доступно ему лишь зримое. Я был зеркалом поинтересней. И, даже не ощущая доподлинно, я сознавал, что эта самая осенняя горечь существует. На уровне восприятия человеческих рецепторов уж точно. Эти удивительные структуры посылали сигнал мозгу, а тот преобразовывал их в запахи, которые и становились частью чьей-то индивидуальной реальности. А ведь ровно там же, в испещрённом бороздками сером веществе, модулировались и мысли. Занимательная анатомия. Стоит уделить ей вниманье – это может оказаться полезным.

Скажу, не лукавя: Земля показалась мне страшным захолустьем. Сборищем бродяг и маргиналов всех сортов. Эдакий негостеприимный форпост Разума, распустившего щупальца по вселенскому волокну вдоль, поперёк и наискось.

Да, именно Землёй прозвали крошечную голубую планету, затерянную среди звёзд в необъятности космоса – вместе со всеми своими опавшими листьями, ссутулившимися под дождем домами и изломами улиц. Не иначе люди именовали место своего обитанья в честь праха, в который они обращались. Пожалуй, такой символизм был вполне оправдан: неизбежная кончина, от рожденья прописанная в нуклеиновом геноме наряду с первым вдохом, издревле внушала человечеству суеверный ужас.

…

Информацию я получал беспорядочно, будто сломанный радиоприёмник. Хватал её неопрятными кусками то тут, то там, ловя наугад разрозненные образы. И всеми силами старался привести в систему посыпавшиеся на меня градом данные. То ещё местечко, на границе с Навью-то. Как они уживаются вообще? Навь.. так люди зовут изнанку. Точнее, и так тоже. Пространство, где мир теряет присущую ему вещественность, обретая её в новом качестве.

…

Намучавшись, я решил, что тип мышление может и подождать, а начать всё-таки лучше с «якоря» – тела. Остальное приложится. Тело.. какая удача, что я вообще вернул его себе! А подретушировать мою странноватую наружность поможет морок: вполне буду если и не хорош, так приемлем. Правда, для каждого по-своему, но что поделать? Проще внедрить случайный образ в отдельно взятый мозг, нежели создавать групповую галлюцинацию – процесс трудоёмкий, и нынче не по карману – ресурсы следовало поберечь, как бережёт путник сухари в заплечном мешке.

Сухари?.. А.. так это хлеб. Сколько у них всего, вы поглядите! Наука, культура, литература, искусство и просто.. быт. Надо ж было так изощриться! Поди разбери, где что. Ну ничего, разберёмся по ходу всех дел: деваться всё одно некуда.

В надвигающихся сумерках блеснули мои чёрные, как обсидиан, глаза, растушёвывая остаточный свет. Голова пошла кругом. Давно мы с моей оболочкой не виделись. Думал, уже и не свидимся: шансов-то почти не было никаких.

Без должной сонастройки открывшаяся взору картина представляла собой пёструю рябь. Я заново учился воспринимать действительность, терпеливо выводя свои «датчики» на нужный диапазон, который, к слову, оказался непритязательно узок: видеть и слышать, осязать и ощущать тем же манером, что и люди – не велика задача.

А вот самоидентификация далась мне с большим трудом: огрубляющее разум понимание себя как фиксированной единицы, а не напичканной переменными функции. Вот это новшество. Дорого стоит.

Бледные пальцы потянулись к кленовому листу, скорченному на ветке в предсмертной муке. Пять – вполне удобоваримое число, – я решил. Потому на моей узкой кисти пальцев оказалось ровно столько, без изысков. И, хотя я не пытался добиться сходства, однако обнаружил, что и так похожу на человека. Сам по себе. Впрочем, тогда меня это не смутило. Было попросту не до того.

..Одно ломаное движенье и тонкая рука достигла цели, сжав в ладони легко отделившийся от ветки багряно-жёлтый, безжизненный лист. Мокрый, холодный, мёртвый. Синтез в его клетках давно прекратился, уступив высвободившийся материал реакциям распада. Мне, как существу иного порядка, подобный вид тления, а именно разложенья живой органики, был знаком смутно, хотя я и был осведомлен в области всех причитающихся тому законов.

Невзирая на то, наблюдаемый воочию процесс завораживал. Наряду с бесхитростным химизмом тут творилось и что-то ещё, ускользая, утекая и покидая растительную оболочку. Но выражать своё изумление на тот момент я ещё не научился, чутко отслеживая перемены в переплетеньях ветвистых прожилок. Лёгкий муар клубился дымком, стекая по краю листа, и впитывался в пространство, точно в губку. Куда уходит жизнь, когда здесь её не остаётся? Закон сохранения энергии ведь никто не отменял. Разобраться бы во всём в этом.

Благо, для меня закрытых дверей практически не существовало. По сути своей я сам являлся ключом, а точнее, отмычкой. Довольно универсальной, заоблачной мечтой системного взломщика.

Однако врожденная уникальность не тешила моего себялюбия. Я ведь толком-то и не знал, что такое это «себя», будучи и исследовательской деятельностью, и пригодным для проведения опытов инструментом, и сверхъёмким накопителем, чем угодно, но едва ли экспериментатором как таковым. Зато теперь мне пришлось стать им, этим кем-то, ответственным за всё и сразу. Дополнительная роль в послужном списке не радовала и не огорчала, суля лишь неминуемый прирост злободневных забот.

После глубокого, словно зимний сон, забытья я наконец-то очнулся, примиряясь с новой обстановкой. Я здесь. И я есть – вбираю осень чужого мира, пропуская её сквозь себя потоками мерклого перемешанного с влажной духотой света.

На ветру тоскливо шелестела изорванными краями выцветшая афиша, полузаклеенная щербатой рекламой. Пустой отголосок минувшего события. Сколько же тут ненужных, утративших смысл вещей! Мы себе такого не позволяли.

Медленно я начинал осознавать происходящее. Лист выпал из разжавшейся ладони и, совершив неуклюжий пируэт, опустился в грязь. Я… А что я такое? – вот мой первый чётко сформулированный вопрос, возникший сразу же после того как информационный шторм в сознанье поутих. Мыслительный процесс предельно упростился: свыше с наличествующей энергоёмкостью было попросту не потянуть. Тут я уже приценился, оттого моё решение не было пустым капризом возжаждавшего экзотики путешественника, нацепившего юбку из банановых листьев потехи ради.

Вдруг откликом на поисковый запрос перед глазами стали возникать размытые образы. Удивительно, но я мало что из увиденного помнил, словно создавая воспоминания заново.

Что это вообще за монументальностью строение? Кто эти создания? На вид ничего такого, вот разве что немного иное строение пальцев, нечеловеческие оттенки кожи и некоторое подобие рептильей чешуи.

А-а.. так я – один из них? Я несколько недоумённо оглядел себя. Похоже на то. Почему я задаюсь вопросами? Совершенные знают всё.

«Совершенство – удел ангелов». Я замер. Откуда это? Как будто чей-то чужой голос нашептал.

Я сжал голову когтистыми пальцами. Мне было ох, как не по себе. И когда это я стал с такой неслыханной трепетностью интересоваться этим вот самым «мной»? Пальцы, коснувшись лба, скользнули по идеально-гладкой коже вниз, ощупывая заостренное лицо, белое, как мрамор, с легким оттенком потемневшего серебра. Я смотрел на мир со стороны. И на себя. Тоже.

Мимо прошёл редкий в этот час прохожий. Приблизившись ко мне он зябко поежился и плотнее закутался в толстый тёмно-бордовый шарф, почти чёрный впотьмах. Он не обратил на меня ни малейшего внимания, как не обратил бы его и на старую афишу. И на покосившийся фонарный столб. Работает, стало быть, защитный алгоритм. Хорошо. Только каждый раз отводить чужой взгляд – не дармовое это удовольствие. Помножь количество свидетелей на десять, и цена за чудодействие вырастет кратно. Морок обойдётся многим дешевле: пусть уж видят хоть что-то – тень, силуэт, случайный образ. Что-нибудь.

Проводив человека взглядом, я ещё раз рассеянно осмотрел тело, которым ныне владел. Каким же оно было обманчиво хрупким. Тростник. Гибкий, но прочный. Пойди сломай его об колено. В голову упрямо лезли непрошенные ассоциации. Как бы там ни было, оно, это самое тело, хоть и было вот только что робко ускользающим светом, теперь сделалось вполне осязаемым.

По асфальту вкруг меня разбежались тонкие, похожие на грибницу, ниточки инея. Дерево, возле которого я стоял, прежде тоскливо раскачивавшееся на ветру, застыло, точно хрустальное изваянье. Листья превратились в резные стекляшки. Бумага телефонных номеров замерла в немой неподвижности, афиша заиндевела. Неудивительно. Тепло – тоже источник энергии. Мне пока хватало моих запасов, ну а вдруг? Увы, первая проба на зуб не порадовала – маловато будет. Придётся искать что получше.

Где-то за ширмой разума, разбирающего конструктор реальности по винтикам, гулко взвыло и полыхнуло: я вздрогнул. Такой заунывный протяжный звук, похожий на колокольный звон. Ярчайшая вспышка умирающего солнца. Того самого, которое и стало моим проводником в этот далёкий мир. Солнца, что вывернуло реальность наизнанку ради того только, чтоб превозмочь континуум этим грандиозным коллапсом и освободить меня. Стоило ли оно того? Стоил ли я того?.. С кого теперь спрос?

Я отрешённо поглядел на хмурое одутловатое небо. В любом случае, моё спасение.. что это, как ни подвиг, пускай и существа крайне далёкого от самого понятия подвига? Ну а спаситель, не требуя восхваленья или наград, милосердно вступившись за пропащего грешника, так и остался лишь безымянным космическим объектом. Сальватор. Так отныне я буду тебя называть. Пожалуй, эту маленькую реплику в истории ты заслужил.

Имена. Удивительная штука. Впрочем, даже в Эдеме они потребовались, как ни крути. Стало быть, и мне пригодятся.

Глава

II

. Память Океана.

Сгущающаяся осенняя ночь была сырой, но безветренной. В любом случае, она притаилась там, за окном. А здесь, в тепле и уюте не было нужды пенять на непогоду. Можно было говорить, не кутаясь в плащ, или молчать, глядя как тихо мерцают подвижные огоньки на фитилях свечей. Пахло миртом: с этим ароматом я вполне свыкся. Сложный и тонкий, он неизменно настраивал на возвышенный лад. И какие-то нотки в нём исподволь напоминали мне запах.. космоса, пускай это и прозвучит странно.

Мы беседовали уже не впервой. О разном. Но сегодня.. немного подумав, я решил начать с самого начала. Начала всех начал. Почему бы и нет? Пожалуй, осилю. Для людей-то это всё ещё великая загадка. Пища для ума, топливо для разжигания розни. А вот мы давно её разгадали. Может, зря: разоблачённое чудо становится рутиной. Всё, что нам оставалось теперь – так это проработать детали – и весь мир запросто уместился бы на ладони Его. Его, многокрылого и всевидящего.

«..Сомнения – пасынки чувств. Страх – неотступный ваш спутник. Усомнившись, вы теряете волю. А ведь Волей созидаются миры. Пожалуй, вы тоже так могли бы: всякое большое дерево начинается с маленького ростка. Да, не все ростки приживаются, не каждый приносит плод. Тем не менее. То, что вы зовёте, ну, к примеру, Богом – есть воплощение Воли в действии, её дыхание. Вдох. И из небытия на свет является творящая длань божья: Всеотец, Демиург, первичная сингулярность – как угодно. Как ни назови. Разве ж это важно?»

Да уж, не важно, ну конечно. Тут я дал маху. Не из-за них ли, этих вот самых «неважных» наименований, здесь, на Земле, было пролито столько крови? А сколько прольётся ещё? Исчислять её наперёд, литрами ли, галлонами, какой иной мерой мне не хотелось. Потому я невозмутимо продолжил: «Изначально Воля лишена формы и очертания. Она не имеет ни границ, ни определений, которыми можно было бы доподлинно её описать. Однако, подобно светилу, что озаряет обращающиеся вкруг него небесные тела, так и дыхание Воли осеняет мир материи, высвечивая контуры сокрытых во тьме предметов. Лучи, перекрещивающиеся на светочувствительной плёнке хаоса. Вот они-то и создают многослойную голограмму. Всё, что мы видим. Всё вообще».

Про себя же я усмехнулся. Как ему только достаёт терпения меня слушать? Дискурс на уровне «Эйдосов» Платона. Однако ж Платон поболее моего преуспел в толкованиях. Вот, разве что, античный философ домысливал и предполагал, а я знал, но объяснять мне доселе не приходилось. Ну с этим я худо-бедно освоился. А кроме того, мне до странного нравилось, что меня слушают. За такую-то чуткость я был готов выболтать как на духу все без исключения тайны мирозданья – ей богу, не жалко. На что они мне теперь, в самом деле? Вот уж нужны сто лет! Только тайн-то хватало с лихвой, целый кузовок за плечами, знай себе таскай.. а жизнь людская до обидного коротка. Ну что уж успеется.

Веди я задушевные беседы с учёным, то избрал бы, конечно, другие термины и подходы, но я-то говорил с магом. И со специализацией собеседника приходилось считаться. Суть-то всё одно не менялась. Что так, что эдак я описал бы ровно всё то же самое: та же шестёрка, только девятка. Увы, слова завсегда вводили род людской в заблуждения и соблазны. Порой даже брошенные случайно, они меняли мир: в разные уста одно и тоже слово вложишь, и сыграет оно по-разному. Скажет то дурак или мудрец. Правитель или полководец. Непросто тут придётся, чуялось мне, так как слова для меня были в новинку.

Этажом выше послышались шум и крики. Обычная семейная ссора, чему тут удивляться? Можно сказать, типовая, как застройка района. Но не для меня, конечно. Потому я прислушался. Не к обидным высказываниям и попрёкам: люди горазды бросаться ими как придётся, но к эмоциям. Они ярко вспыхивали аляповатыми пятнами, звенели и дребезжали, накалялись до красна и осыпались льдинками. Это было уродливо и.. прекрасно. Сколько энергии и всё на ветер! Когда я вовсю увлёкся нечаянным представлением, всё стихло так же внезапно, как и началось. Стало даже обидно. Я только начал входить во вкус и раз.