* * *

Этот дом не бросался в глаза показным богатством. С виду – обычный дом на Таврической, только очень хорошо сохранившийся. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить фигурную плитку перед входом, явно бронированную дверь подъезда, плавно поворачивающуюся телекамеру над крыльцом. А входящих внутрь встречал охранник в пятнистой униформе, глядящий в экраны мониторов перед ним, и малиновый ковер на лестнице. Всякому человеку становилось ясно, что в этом доме живут не просто богатые люди, а умные богатые люди, которые не стремятся поразить других своим богатством.

Но всяких в этот дом не пускали.

Ранним июньским утром перед подъездом остановился красный фордовский микроавтобус с надписью «Цветы». Из него вышли высокая плечистая блондинка с блокнотом и худощавый молодой человек с огромным, тщательно упакованным букетом. Девушка остановилась на крыльце и, подняв глаза к телекамере, громко произнесла:

– «Цветы Голландии», заказ в четвертую квартиру, Софронову.

Охранник всмотрелся в экран монитора и нажал кнопку управления замком. Блондинка и ее спутник вошли в подъезд и приблизились к посту охранника.

– Цветы оставьте здесь. Софронов уже уехал.

– А как же с оплатой? – растерялась блондинка.

– Не боись, пупсик, здесь такие люди живут, что с оплатой проблем не бывает.

– Ну хорошо. – Девушка задумалась, как бы выбирая правильное решение. – Тогда хоть вы у меня в накладной распишитесь, что доставлены цветы, дата и подпись.

– Ну давай. – Охранник приоткрыл окошечко в своей прозрачной будке. – Где тут роспись поставить?

Блондинка положила перед ним листок бумаги, достала из одного кармана кружевной платочек, а из другого – авторучку. Прикрыв платочком лицо, как будто собравшись чихнуть, она протянула охраннику ручку и нажала поршенек. Ручка с легким шипением выпустила чуть заметное серебристое облачко, охранник удивленно ахнул и упал лицом на стол с мониторами.

Блондинка осторожно вытащила свою накладную, ее спутник в два прыжка пересек холл, вернулся к микроавтобусу, забросил туда букет. Из автобуса выскочил еще один человек – рослый, плечистый, в спортивной шапочке, натянутой до самых глаз. Худощавый цветочник остался дежурить в холле, а блондинка и спортсмен быстро и бесшумно поднялись на четвертый этаж. Блондинка достала из кармана маленькую универсальную отмычку и занялась замком. Замок был достаточно сложный. Девушка нетерпеливым движением сняла мешавший ей светлый парик и убрала его в заплечный мешок. Под париком волосы у нее были темные, коротко стриженные. Она действовала быстро, точно и бесшумно. Напарник зачарованно следил за ее руками. Замок едва слышно щелкнул, дверь плавно отворилась.

Мужчина первым шагнул в квартиру. Держа перед собой пистолет с глушителем, он осмотрел просторный полупустой холл. Убедившись, что в холле никого нет, он махнул рукой своей напарнице. Та проскользнула следом за ним в квартиру и закрыла за собой дверь.

Все дальнейшее было молниеносно и страшно. Где-то под потолком раздался едва слышный шорох. Мужчина задрал голову и начал поднимать ствол, но не успел: на него тяжело, утробно крякнув, обрушилось что-то темное, бесформенное и тяжелое. Он успел ощутить отвратительный запах лука и перегара. Это было последнее в его жизни ощущение, потому что секунду спустя он уже лежал на полу с горлом, перерезанным от уха до уха отточенной как бритва финкой.

Его напарница развернулась на звук и вскинула пистолет, но сделала это непростительно, смертельно медленно, всего лишь со скоростью атакующей кобры. Куда кобре до молнии! Когда она увидела свою цель, окровавленная финка уже летела через холл. Нажать на спуск она не успела – лезвие вонзилось чуть ниже левого уха, и свет в ее глазах померк.

– Ну что там, Мокушка? – послышался старческий голос из глубины квартиры.

– Да гости были, Корнеич, – ответил коренастый, сутулый, кривоногий мужик с широким рябым лицом, вытаскивая финку из раны и тщательно обтирая ее обрывками ветоши.

– Ну и как гости, Мокушка? Напоил ты их?

– Напоил, Корнеич, допьяна.

Мокушка неторопливо, чуть прихрамывая, пересек холл и вошел в большую, заставленную дорогой и безвкусной мебелью комнату. Против двери сидел в инвалидном кресле огромный старик, похожий одновременно на иссеченный бурями утес и грозовую тучу. На коленях у него лежал американский короткоствольный карабин.

– Только на тебя, Мокушка, и могу положиться… На тебя, да на себя самого.

– Да, Корнеич, молодые-то, что они могут… Ты мальцам скажи, чтоб в передней-то прибрали, грязно там, гости наследили. И на лестнице поди еще гость торчит, своих дожидается, так и с ним покумекать надо…

– Скажу, Мокушка, скажу, на это и молодые годятся. А ты пойди поспи – не спал небось…

– Да нет, спал я, а как гостей загодя учуял – тут уж подхватился.

– Хорошо тебе, Мокушка, спать можешь, а я вот все не сплю. Охотятся за мной шакалы эти поганые, хотят у старика последний кусок отобрать. Обложили как волка – ни вздохнуть, ни шевельнуться. Из дому давно не выхожу, теперь уж и к окну подойти нельзя, занавески и то не раздернуть – враз через окно подстрелят. Нет старику покоя! Ну да ладно, и у меня пока зубы не обломаны, еще посмотрим, кто кого одолеет.

На двухэтажном типовом здании бывшего детского садика висела скромная медная табличка: «Спортивно-оздоровительный центр „Аякс“». Правда, мало кто мог прочесть это название – подойти к зданию мог далеко не каждый, а только тот, кого пропускали на территорию, прилегающую к «Аяксу», крепкие подтянутые ребята с традиционно бритыми затылками и столь же традиционно пустыми глазами. А пропускали они только тех, кого знали в лицо. На втором этаже «детского садика» в огромном, со вкусом обставленном антикварной мебелью кабинете за длинным столом красного дерева шло совещание. Во главе стола сидел невзрачный худощавый человек в очках с тонкой золотой оправой, по виду финансист или экономист, и само совещание напоминало бы совет директоров банка, если бы не повестка дня. В повестке дня было столько крови, что выжми ее – и огромный кабинет затопило бы.

Посреди совещания его участников побеспокоил посторонний звук: на автостоянке рядом с садиком заработала автомобильная сигнализация. «Финансист», возглавляющий совещание, слегка поморщился и сделал едва заметный знак бровью тихому молодому человеку, почтительно застывшему у стены. Тот исчез на минуту, а вернувшись, что-то прошептал на ухо шефу. Шеф побагровел, что очень плохо сочеталось с его холеным лицом, и заорал на одного из участников:

– Ты, козел, мне клялся, что нанял профессионалов, что у нас проблем не будет и мы этого старого хрыча забудем, как звали! Так вот иди, забери своих трепаных профессионалов! Они на стоянке в своем автобусе лежат, в мешки зашитые, а хрен старый сидит себе в своей каталке посмеивается! Завтра об этом весь город будет знать, и мы не то что его территорию прибрать – свою потеряем! Ты, грязь болотная, дождешься, что я тебя самого старику в мешке пошлю на именины в подарок!

Человек, которому предназначались все эти громы и молнии, побледнел до зеленовато-мертвенного оттенка, но ответил достаточно твердо:

– Шеф, бригада была залетная, сами понимаете, местных на такое дело не пошлешь, но рекомендации у них были самые лучшие. Старик – твердый орешек, но у меня есть свой человек. Нигде не засвечен, действует очень нетрадиционно. Правда, нужна основательная подготовка.

– Время или деньги?

– Время.

– Время работает против нас. Ладно, даю тебе последний шанс реабилитироваться в моих глазах. Профессионалов своих залетных на стройку в бетон залей. Проколешься еще раз – там же будешь.

Женщина средних лет вошла в свой подъезд, вызвала лифт. Тяжелые сумки оттягивали руки, но ставить их на грязный пол лестничной площадки… нет, уж лучше потерпеть еще пару минут. Возле почтовых ящиков возился незнакомый худенький подросток в темной куртке с капюшоном. Лифт подъехал на удивление быстро, женщина вошла в него, хотела уже нажать кнопку своего третьего этажа, как вдруг подросток шмыгнул за ней в кабину. Женщина спросила, на какой ему этаж, он в ответ буркнул что-то неразборчивое. Она пожала плечами и нажала свою кнопку – вряд ли ему ниже, и тут же забыла о нем, перебирая в уме необходимые покупки и платежи, прикидывая, как уложиться в зарплату. Вдруг резкая боль пронзила ее затылок, свет перед глазами померк и вовсе угас. Последняя мысль, промелькнувшая в ее мозгу, была – нет, с такими расходами в зарплату все равно не уложиться. На смену этой мысли пришла тяжелая, пульсирующая боль, но скоро и она кончилась.

Пенсионер с шестого этажа безуспешно пытался вызвать лифт. Он прождал его минут двадцать, обругал хулиганов, которые опять нарочно не закрыли двери лифта, и потащился наверх пешком. По дороге ему трижды пришлось останавливаться и отдыхать, на четвертом этаже он положил под язык таблетку валидола и помянул недобрым словом очень длинный список людей, начиная с соседей и работников коммунального хозяйства и заканчивая президентом. На своем шестом этаже он свернул к лифту, чтобы посмотреть, что случилось с дверью, и в глазах его потемнело: в дверях лифта лежала ничком женщина, не подававшая никаких признаков жизни, а пол вокруг ее головы был залит темной, начинавшей сворачиваться кровью.

* * *

Вера лежала, уткнувшись лицом в подушку. Слез уже не было, да ведь никакие слезы тут не помогут. Все было кончено. Ее жизнь, любовь, счастье – все, что она создала за эти годы, выброшено в помойку.

«Наверное, именно в этот момент люди кончают жизнь самоубийством, – подумала она. – Всем было бы лучше, если бы я умерла, и мне самой в первую очередь».

Но как это сделать? Повеситься? Где-то она читала, что повешенные представляют собой ужасное зрелище. Ах да, Леонид Андреев, «Рассказ о семи повешенных». Она никогда не любила этого писателя, но, надо думать, он все правильно описал. Броситься в воду с моста? Она представила, как сейчас оденется, выйдет из дома, дойдет до Невы, будет долго стоять на мосту и смотреть на черную воду. Хватит ли у нее решимости? Вряд ли. Начало октября, вода ледяная. А вдруг ее вытащат?

Нет, лучше всего отравиться. Но чем? И она сама, и муж, и дети – все абсолютно здоровы, в доме нет никаких сильнодействующих лекарств. И снотворного нет. А если выпить упаковку димедрола, то сначала заболит живот, потом увидишь зеленого кота на оранжевом дереве, а потом в больнице промоют желудок и отпустят, обругают еще.

– Господи, какая чушь лезет в голову!

Вера села на кровати и включила бра. Второй час ночи. Мужа нет, и он не придет. Вот так расправилась с ней жизнь, одним ловким ударом. За что? Хороший вопрос.

Она всегда любила семью. Не кого-то отдельно, а в целом дом, Дом с большой буквы. И в это понятие она включала все – и воскресные завтраки всей семьей не спеша за большим кухонным столом, и тихие вечера перед телевизором, когда интересный фильм, а всем хочется чаю и лень вставать. Так она, Вера, принесет чай сюда, а фильм посмотрит завтра утром, его ведь повторят. Любила она и свою квартиру, большую, удобную, которую отделывала и собирала любовно, по крошечке – и мебель, и занавески, ковер на пол, сервиз, салфетки. Все не спеша, спокойно прохаживаясь по магазинам: время у нее было, ведь на работу она никогда не ходила. Любила заниматься детьми, водить их в школу и в кружки. Воспитание детей всегда было на ней, ведь муж много работал.

Вера росла с бабушкой, потому что родители развелись, когда она была совсем маленькой, а потом каждый старательно устраивал свою жизнь, и ребенок им только мешал бы. Еще в детстве она решила, что у нее будет настоящая семья, и так оно и вышло. И когда родился первый ребенок, дочка, Вера твердо поняла – или семья, или работа. Она выбрала семью и никогда об этом не жалела. У них не было бабушек, и поэтому муж не возражал, когда Вера сказала, что не станет отдавать дочку в ясли, а будет сидеть с ней дома. Через три года родился сын, потом дочке подошло время идти в школу, потом – сын-первоклассник, а потом все уже так привыкли, что мама дома.

Летели годы, муж делал карьеру, Вера создавала ему крепкий тыл. Они никогда не ссорились, ведь дома его всегда ждал вкусный обед и ласковая жена. Кто же от такого счастья будет устраивать скандалы?

Во время перестройки муж очень удачно вписался в ситуацию, он вообще был человек деловой и неглупый. И теперь у него своя довольно крупная фирма, крепкое предприятие. За это время они поменяли квартиру и дачу построили – большой каменный дом, можно зимой жить. Дочка закончила институт, нашла хорошую работу, сын учится в Англии. Еще бы, Вера всегда приучала их к труду, а не к тому, чтобы до седых волос сидели у отца на шее.

«О чем я? – сама себя перебила Вера. – Это все в прошлом, ведь все кончилось в один день».

Какая банальная произошла с ней история! «Не ты первая, не ты последняя», – сказали бы житейски опытные соседки и привели бы штук десять подобных примеров.

Нельзя сказать, чтобы муж ее не любил. Наоборот, он всегда очень хорошо к ней относился. Но бывали у него в жизни другие женщины. Ненадолго, мимолетно – но бывали. Разумеется, Вера догадывалась, но старалась об этом не думать, тем более он всегда вел себя достойно. Но он был интересный мужчина, всегда одет с иголочки, его окружали молодые женщины – сотрудницы, секретарши, – и Вера смирилась. В конце концов, ну что такого ужасного? Ну задержится он пару раз на неделе немного, иногда выдумает, что в субботу надо что-то срочно сделать, – разве это стоит того, чтобы все разрушить – дом, семью?

Нет, Вера смирилась, просто отгоняла от себя эти мысли. В последнее время муж ездил в отпуск на Канары, на Кипр, в Хургаду. Вера подозревала, что ездит он не один, но ничего не могла поделать – ей после сорока врачи не рекомендовали солнце.

– Ничего страшного, – говорили врачи, – вы здоровы, но на юг лучше не надо.

Весной мужу справили пятидесятилетие, и Вера успокоилась, но, как оказалось, зря. Летом она жила на даче – там цветы, ягоды, и собаке на даче лучше. Тогда-то все и случилось. Теперь Вера ругает себя, что уехала на дачу, но что бы изменилось, если бы она сидела в городе и караулила мужа? Дело же не в этом.

На этот раз была не девчонка-секретарша, а женщина лет тридцати. Где уж они познакомились, Вера не интересовалась, но дама круто взялась за дело и за лето сумела внушить ее мужу, что не только она не может жить без него, но и он без нее тоже. С ней-то все было ясно – тридцать лет, последний шанс подцепить обеспеченного человека. Но муж…

Он потерял голову окончательно. Это тоже можно объяснить – обычный комплекс пятидесятилетнего мужчины, но неужели он так мало ценил ее, Веру? И дети…

– Боже! – Вера застонала.

На тридцатое сентября, ее именины, муж преподнес Вере подарочек. Сказал, что нашел другую женщину и хочет быть с ней. Он, конечно, был весьма благороден, собирался уйти к той, другой, и оставить все Вере и детям. Вначале Вера была в шоке. Потом ей показалось, что если сделать вид, что ничего не случилось, то все как-то образуется само собой, у мужа пройдет эта блажь.

Но вот вчера они явились оба. Его девке не понравилось, что он все собирается оставить жене и детям, она решила действовать. Она пришла познакомиться и поговорить по-хорошему. Действовала она наверняка: если она добьется успеха, то все достанется ей, а если Вера сорвется и выгонит ее вон, то она будет страдающей стороной и Верин муж поймет, с кем он жил все эти годы, и окончательно Веру бросит. Вера выдержала, не сорвалась, хотя та говорила ужасные вещи. Она представилась, мило улыбаясь, сказала, что очень сожалеет, но чувства сильнее ее.

«Раз уж так случилось, – сказала она, – то давайте разберемся, как разумные люди. Виктор хочет уйти отсюда ко мне и начать новую жизнь. Я не против, но сами посудите: будет ли это справедливо лишать его всего, к чему он привык за долгие годы?» Она напрашивалась на скандал, но Вера не поддалась на провокацию. «Есть очень удобный выход, – продолжала девица. – Вы переезжаете в мою однокомнатную, а деньги на жизнь мы вам будем выплачивать помесячно». Она так и сказала – «мы». Вера, не поверив своим ушам, оглянулась на мужа, он отводил глаза и угрюмо молчал. Хуже всего было то, что дочь, Ирина, встретила эту девку довольно приветливо. А потом, когда Вера в растерянности пробормотала, что надо спросить детей, согласятся ли они на такую замену, Ирка спокойно сказала:

– Я не против! – И все, больше у нее не было слов для матери.

Это добило Веру окончательно. Она сказала, что свяжется с сыном в Англии, и она была бы очень благодарна, если бы гостья покинула ее дом, ведь пока еще она, Вера, здесь хозяйка. Они ушли вместе с мужем, дочка тоже вышла погулять с собакой, а Вера закрылась в спальне.

Вот такие события с ней произошли. Оставалась надежда, что сын приедет и вправит всем мозги. У них всегда были хорошие отношения, сын ее очень любил. Он не допустит, чтобы мать выгнали из дому.

Вера босиком прокралась в мужнин кабинет, открыла небольшой бар, нашла там на ощупь бутылку и глотнула прямо из горлышка. Это оказалось виски. Сначала было противно, но потом полегчало. Иначе ей не заснуть.

Вера проснулась оттого, что тренькал модем. Она вскочила, ведь это пришло письмо от сына электронной почтой. Когда Вера вышла из ванной, дочь сидела за компьютером.

– Что это? От Андрюши? – Она вглядывалась в английские буквы. – Ира, переведи мне.

– Тут все коротко. Ты написала, чтобы он прилетел, но что мы все здоровы.

– Да, чтобы он не волновался.

– Вот он и отвечает, что раз мы все живы-здоровы, то он приехать никак не может, чтобы мы уж как-нибудь сами разобрались со своими проблемами.

– Не может быть! – Вера увидела в конце подпись «Эндрю». Не «Андрей», а чужое «Эндрю».

«Если бы я умерла, он бы приехал!» – пронеслась мысль.

– Послушай, ты и правда считаешь, что будет наилучшим выходом, если я перееду в квартиру этой девицы?

– Ну конечно, мама, – усмехнулась дочь. – Ведь и правда несправедливо лишать папу всего, что он заработал.

– Это я создала этот дом! – не владея собой, закричала Вера. – Он вложил только деньги, а я – душу. А справедливо лишать всего меня?

– Так я и знала, что ты будешь цепляться за вещи, – пренебрежительно заметила Ирина.

«Она права, – подумала Вера, – к чему цепляться за вещи, когда все пошло прахом?»

– Но послушай, Ира, неужели я тебе совсем не нужна?

– При чем тут это? Решайте ваши проблемы с отцом, я не хочу вмешиваться.