Вместо предисловия

Когда занимаешься изучением материала о фаворитах, в первую очередь бросается в глаза присущая всем им ярко выраженная черта поведения: любимцы коронованных повелителей какими угодно средствами стремились сохранить свое привилегированное положение и, цепляясь за него из последних сил, были готовы на любые, самые отчаянные поступки. Вещь совершенно естественная, не правда ли? Иногда они в такие моменты пробуждали отвращение к себе – как, например, снедаемая чахоткой маркиза де Помпадур, собственноручно подсовывавшая в постель сладострастному Людовику XV юных девственниц, – или даже глубокое сострадание, как разлученная с детьми и со всем светом графиня фон Козель, тщетно пытавшаяся вырваться из полувекового заточения в крепости.

Но существовало небольшое число фаворитов, которые сочли неподобающим для себя находиться на вторых ролях и взбунтовались, стремясь сместить повелителя и обрести более достойное положение, соответствовавшее их незаурядным качествам. Пожалуй, самым ярким примером тому является история Анри д’Эффиа, маркиза де Сен-Мар (1611–1632). Будучи фаворитом французского короля Людовика XIII, этот гордый дворянин, сын маршала, красавец и франт, решился вступить в заговор с братом короля, герцогом Гастоном Орлеанским. Он ставил себе целью сместить первого министра, кардинала де Ришелье, и, поскольку жизнь хворого монарха явно клонилась к закату, после его смерти разделить с герцогом регентство при малолетнем Людовике XIV^[1]. Для претворения своих планов в жизнь маркиз даже пошел на государственную измену, заключив тайный договор с испанским королем, предоставившим в его распоряжение значительные вооруженные силы. Благодаря бдительности кардинала де Ришелье этот замысел закончился для Сен-Мара самым печальным образом. Но в западноевропейской истории можно найти еще несколько личностей непокорных фаворитов, осмелившихся противоречить своим повелителям, что, конечно же, в свое время наделало немало шума.

Поздняя любовь королевы Бесс

Нелюбимое дитя

История английской Синей Бороды на троне, короля Генриха VIII, и его шести жен известна очень хорошо^[2]. Он был неискоренимым женолюбом, но все его браки заключались с самой благородной целью: обеспечить королевство наследником мужского пола. Семь лет тщетных попыток избавиться от первой супруги, испанки Катарины Арагонской, привели к тому, что папа римский отлучил монарха от католической церкви. Но тот не впал в отчаяние, а учредил свою собственную, протестантскую англиканскую церковь. Во избежание раскола и появления чрезмерно рьяных церковников, чьи зажигательные речи могли бы угрожать стабильности его правления, он назначил главой этой церкви помазанника Божия на земле, т. е. самого себя. Естественно, что не всем в королевстве это понравилось, и оттого исторический ход событий в Англии еще долго нес на себе печать яростной борьбы между католиками и протестантами, тем более что пламя этой розни умело раздували исполненные самых благих намерений соседи, исповедавшие как католическую, так и протестантскую веру.

Когда Генрих VIII, наконец-то, смог законным образом обвенчаться с фрейлиной своей бывшей супруги Анной Болейн, уже пребывавшей в тягости, оба супруга были настолько твердо уверены в рождении сына, что декларация о его появлении на свет была заготовлена от имени спешно коронованной молодой королевы заранее. Когда же 7 сентября 1533 года на свет появилась девочка, то ли сам Генрих, то ли кто-то из придворных к слову «Prince» приписал букву «s», и оно превратилось в неграмотное «Princes», для второй буквы «s» просто не хватило места. Впрочем, невзирая на чрезвычайное огорчение монарших супругов, рождение отпраздновали при всеобщем ликовании, а крестины устроили с великолепием, достойным наследного принца. Девочку нарекли Елизаветой, по бабушкам: с отцовской стороны – Елизавете Йоркской, с материнской – леди Элизабет Болейн. Обе являлись совершенно бесцветными личностями, не оставившими сколько-нибудь заметного следа в истории.

Естественно, королева Анна не уделяла большого внимания обманувшей ее ожидания дочери, а сдала ее под надзор воспитательниц. Главной была дама Маргарет Брайан, которая семнадцать лет возглавляла детские покои старшей дочери короля от первого брака, принцессы Марии. Брайан приходилась сестрой матери Анны Болейн, но получила свое место при дворе не за родственные связи, а за хорошее знание своего дела. После казни Анны Болейн и сомнения, выраженного Генрихом в законности происхождения Елизаветы и подтвержденного соответствующим указом, девочка попала в опалу, но Маргарет Брайан, тем не менее, всегда с рвением отстаивала ее права.

Через одиннадцать дней после казни второй жены Генрих женился на ее фрейлине Джейн Сеймур, полном антиподе пикантной, остроумной и своевольной Анны. Джейн была идеалом жены того времени: знала свое место, не совала нос в государственные дела и не засматривалась на мужчин. Генрих был в восторге от нее, каковое состояние души стало еще более эйфоричным, когда молодая женщина в октябре 1537 года произвела на свет долгожданного сына. Счастье оказалось недолгим: Джейн скончалась от последствий родильной горячки, а вокруг безутешного вдовца, воспользовавшись его временной слабостью, сплотилась и обрела большую силу многочисленная семья Сеймуров. Память о безвременно усопшей молодой жене переросла у Генриха в крепкую привязанность к ее братьям.

Король часто высказывал презрительные замечания по адресу женщин, но это не касалось его дочерей. Он дал им то же самое образование, которое получил сам, – и это в те времена, когда оно считалось излишним даже для женщин-аристократок. Дочери начинали обучение в семь лет, их преподавателями были мужчины, которые спрашивали с них так же строго, как и с мальчиков. Кстати, они же обучали как старшую сводную сестру Елизаветы Марию, так и младшего брата Эдуарда. Главным наставником Елизаветы был мягкий и учтивый Роберт Эскем, также знакомивший ее с премудростями латыни, трудности же древнегреческого помогал преодолевать Джон Чик. С современными иностранными языками, итальянским и французским, королевских отпрысков знакомили изгнанный из Италии религиозный диссидент и беженец-кальвинист из Франции. Воспитание детей было строго протестантским. Впоследствии Елизавета любила прихвастнуть своими знаниями, и, когда разговаривала с иностранными послами на их языках, многие замечали, что королева умышленно повышала голос, дабы его слышали не только в помещениях дворца, но и в саду. Она сама составила свою книжку молитв на четырех языках и регулярно «забывала» ее повсюду для всеобщего обозрения. Изучение латыни и греческого оказало огромное влияние на стиль речи и письма Елизаветы, грешивший чрезмерной возвышенностью и витиеватостью.

Большой вклад в обучение принцессы внесла ее воспитательница Кейт Эшли, чрезвычайно образованная женщина, преподававшая ей практически все предметы и умение держаться по-королевски. Не было также упущено и физическое развитие: езда верхом, стрельба из лука и танцы. При этом Елизавета обожала музыку и ненавидела рукоделье. Не были забыты и совершенно практические вещи, с десятилетнего возраста принцессу обучали экономике ведения хозяйства ее небольшого двора. По-видимому, Генрих VIII сделал должные выводы из воспитания старшей дочери Марии. Король непомерно гордился ее умом и образованностью, но был неприятно поражен, когда, будучи вынужденной следить за своими расходами, она высокомерно заявила:

– Мне хотелось бы, чтобы мои отец и мать не вынуждали меня опускаться до хлебопечения и пивоварения.

Елизавета же без пререканий освоила это несложное занятие и в течение всей своей жизни проявляла крайне трезвый подход как к своим, так и к государственным расходам. Она знала истинную цену деньгам, была скуповата, хотя, подобно отцу, обожала пышность в одежде и при дворе. Королева очень не любила возвращать долги и никому их не прощала.

В 1543 году отец Елизаветы вступил в брак в шестой раз, остановив свой выбор на дважды овдовевшей бездетной Катарине Парр. Эта чрезвычайно миловидная, умная и элегантная женщина тепло заботилась как о детях своего второго мужа, так и об отпрысках Генриха. Она была истовой протестанткой (даже издала свои печатные работы по религиозным вопросам), и Елизавета теперь занималась переводом на три языка религиозных трудов, например, «Зеркала грешной души» Маргариты Наваррской. Вероятно, Катарина рано разглядела в десятилетней девочке зародыши качеств будущей правительницы, ибо она как-то провидчески высказалась:

– Я верю, что вам небесами предначертана судьба стать королевой Англии.

28 января 1547 года в возрасте всего-навсего пятидесяти пяти лет скончался король Генрих VIII. Наследником был провозглашен десятилетний принц Эдуард. По завещанию короля, ему надлежало взойти на трон в возрасте 18 лет, а до этого времени правление страной осуществлялось исполнительным советом в количестве 16 человек и рекомендательным из 12 особ, причем все они были поименно названы покойным. Естественно, такая замысловатая структура была подготовлена под влиянием и при непосредственном участии дяди юного принца, Эдуарда Сеймура. По смерти короля раболепный совет провозгласил его лордом-протектором^[3] королевства, и он стал фактическим монархом. Сэр Эдуард Сеймур, обретший титул герцога Сомерсетского, правил железной рукой, а потому превратился в предмет смертельной ненависти решительно всего своего окружения, начиная с подопечного, юного принца Эдуарда, и своего младшего брата, Томаса Сеймура.

Неотразимый ловелас

Томас Сеймур оставил по себе память в истории прежде всего как исключительно красивый мужчина. Сэр Джон Хэрингтон^[4] написал под его портретом «Лик редкой красоты, могучие члены и мужественная фигура». Томас особенно блистал на рыцарских турнирах, где его прекрасное телосложение и великолепное владение мастерством верховой езды заставляли померкнуть все достоинства соперников. Во времена короля Генриха братья Сеймур не знали поражений в этих рыцарских поединках. Монарх поручал Томасу весьма важные миссии. В 1538 году его причислили к посольству во Франции, а в следующем году он в качестве дипломата встречал четвертую жену короля, Анну Клевскую, в Кале перед ее отплытием в Англию. Далее Сеймур выезжал с дипломатическими поручениями в Венгрию и Австрию. Такое доверие льстило самолюбию молодого дворянина, но никак не помогало наполнению его тощего кошелька – как младший брат он был отрезан от семейного состояния. Спасением могла стать только женитьба на богатой невесте, но тут Томаса постигла неудача. В 1543 году его назначили послом при дворе Габсбургов в Брюсселе (тогда располагавшемся на территории Испанских Нидерландов). Это назначение преследовало единственную и неприкрытую цель удалить красавца от двора, ибо у него был в самом разгаре роман с очаровательной состоятельной вдовой Катариной Парр и дело шло к свадьбе.

Но тут на Катарину обратил свое монаршее внимание король. Родня, ослепленная столь блестящей перспективой, наперебой стала уламывать ее не пренебрегать возможностью озолотить все семейство. Зная мстительную натуру Генриха, вдова написала возлюбленному письмо о разрыве, ибо «ее собственная воля отступает под воздействием высших сил». Сеймур молча ушел в тень. Король оценил послушание Томаса и назначил его в 1544 году пожизненным главнокомандующим артиллерией, а в 1545 – лордом-смотрителем Пяти портов, что было двумя очень важными военными постами. Сэру Томасу военное дело было не внове, он уже закупал вооружение в Европе, в 1543 году принял участие в военных действиях на континенте во время войны Англии с Францией и счел себя вполне готовым для свершения более высоких дел.

Но после того, как ему даровали титул барона Сьюдли и назначили всего-навсего членом рекомендательного совета, он ощутил себя глубоко недооцененным. Дабы подсластить эту горькую пилюлю, ему пожаловали звание лорда верховного адмирала. Об ту пору главной задачей человека, облеченного таким ответственным доверием, была борьба с пиратами в Ла-Манше. Этот водораздел между континентом и Британскими островами буквально кишел как английскими, так и французскими джентльменами удачи, грабившими без разбора все суда подряд.

Весной 1547 года Томас Сеймур отправился в поход против осиного гнезда, в которое пираты превратили острова Силли неподалеку от побережья Корнуолла. Разбойниками заправлял некий Томассен, отъявленный бандит, обладавший, однако, всеми чертами сильной личности, позволявшей ему увлекать за собой людей на это беззаконное и доходное дело. Встреча между Сеймуром и атаманом состоялась в укреплении, которое предводитель пиратов воздвиг на одном из островов. Высокие договаривающиеся стороны оказались под стать друг другу, видимо, почувствовали нечто, роднящее их. Сеймур покинул лагерь пирата, пальцем никого там не тронув. Некоторые историки даже поговаривают о склонности Сеймура любить не только женщин, но и мужчин, что, впрочем, в те времена не было редкостью.

С тех пор между пиратами и лордом-адмиралом возникла весьма нездоровая связь. Он явно попустительствовал их разбою и в награду получал часть добычи. Это выглядело настолько неприглядно, что породило поток протестов со стороны Франции. Старший брат Сеймура, герцог Сомерсетский, вначале доброжелательно, а затем настоятельно стал требовать от младшего прекратить свои нечистоплотные делишки с пиратами, но тот и ухом не повел. Очевидно, он считал, что имеет полное право на подобный сбор навара, точно так же, как его брат, захватывавший один кусок конфискованного церковного имущества католиков за другим. Фактически лишь часть его использовалась для создания обещанных школ, все прочее шло на строительство роскошного герцогского дворца на Стрэнде. Томас же не оставлял мечты о неограниченной власти и каком-то своем огромном феодальном уделе. Он увеличивал число вассалов, превышая все законные ограничения, и, по некоторым данным, даже подумывал о чеканке собственной монеты. Поговаривали также, что Сеймур был не прочь создать новое королевство на землях в недавно открытом Новом Свете.

Ко всему прочему, он не гнушался пользоваться своей исключительной привлекательностью, дабы повести к алтарю богатую и знатную женщину. Сначала он принялся обхаживать Мэри Фицрой, герцогиню Ричмондскую и Сомерсетскую, вдовую единственную невестку Генриха VIII. Как уже было сказано, королю никак не удавалось обзавестись законным наследником мужского пола, зато у него были таковые побочные. Например, сына^[5] Генри родила Мэри Болейн, состоявшая в любовницах монарха еще до того, как он увлекся ее младшей сестрой Анной. Но Мэри была замужней дамой, отсюда сомнения в отцовстве нельзя было назвать безосновательными. Единственный ребенок, которого король безоговорочно признал своим сыном, был Генри Фицрой^[6], рожденный девицей, фрейлиной Катарины Арагонской, Элизабет Блаунт. Монарх очень любил своего бастарда и лично занимался его воспитанием.

Когда Генри исполнилось пятнадцать лет, король женил его на 14-летней Мэри Говард, отпрыске одной из знатнейших и могущественнейших семей Англии. Она, между прочим, приходилась двоюродной сестрой двум женам короля, Анне Болейн и Кэтрин Говард, и троюродной – Джейн Сеймур. Король считал, что начинать половую жизнь в столь юном возрасте новобрачным опасно для здоровья, и запретил фактическое осуществление брака. До этого так и не дошло: едва Фицрою стукнуло семнадцать, как юноша скончался от чахотки. Уловка короля помогла ему лишить невестку большей части земель, которые он перед свадьбой отписал во владение побочному сыну, законники исходили из того, что брак не может считаться фактически заключенным. Тем не менее Мэри оставалась при дворе на первых ролях. В 1538 и 1546 годах ее отец дважды просил у короля разрешение на брак дочери с Томасом Сеймуром, Генрих VIII давал свое высочайшее соизволение, и оба раза этот проект проваливался. Против выступал брат Мэри, опасавшийся, что та соблазнит дряхлеющего короля и заполучит в руки огромную власть, подобно «мадам д’Этамп^[7] при французском короле».

Как известно, ничем закончился и роман с Катариной Парр. После повторного провала с затеей женитьбы на Мэри Фицрой Томас замыслил замахнуться повыше и претендовать на руку одной из принцесс, либо старшей, Марии, либо младшей, Елизаветы. Считается, что Елизавета должна была хорошо знать Томаса, ибо пребывала с его семьей в тесных отношениях с детства, проживая иногда вместе со своим сводным братом Эдуардом в поместье Сеймуров. И вот в феврале 1547 года он послал ей письмо с предложением вступить в брак с ним.