© Сотникова Н.Н., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

* * *

Любовь под сенью порфиры

Испокон веков вернейшим средством оказать желаемое влияние на монарха или крупного политика иностранной державы считалось подослать ему обольстительную во всех отношениях женщину, перед чарами которой он не смог бы устоять. Наиболее яркими примерами таких операций в истории стали, во-первых, фрейлина французского двора Луиза де Керуаль (1649–1734), которую Людовик ХIV в качестве «la seductrice plenipontentiaire»^[1] с тайным заданием отправил ко двору английского короля Карла II, положившего глаз на прелестную брюнетку. Она блестяще справилась с обязанностями долговременного агента влияния, побудив монарха-протестанта проводить профранцузскую политику и перед смертью перейти в лоно католической церкви.

Второй такой случай на уровне международной политики имел место уже в середине ХIХ века. Прогресс, продвигавшийся семимильными шагами, не особенно сказался на изменении свойств человеческой натуры. В 1855 году глава небольшого Сардинского королевства на севере Италии, король Витторио-Эммануэле II, его и премьер-министр Кавур отправили в Париж ко двору императора Наполеона III ослепительную красавицу, графиню Вирджинию Кастильоне (1837–1899). Перед этой любовницей короля (Витторио-Эммануэле II объяснял частые визиты в дом супругов Кастильоне необходимостью «возбудить патриотические чувства графини») и кузиной Кавура была поставлена цель склонить императора к франко-сардинскому союзу. Вирджиния как нельзя лучше справилась с этой задачей, уговорив Наполеона III оказать поддержку объединению разрозненных государств на Апеннинском полуострове в единое итальянское королевство.

Но не так уж редки случаи, когда подобная стратагема могла бы дать сбой. К примеру, никакому зарубежному монарху не могла прийти в голову шальная мысль подослать ко двору короля Пруссии Фридриха II красавицу, способную оказать влияние на проводимую им политику. Но вот французам и саксонцам не раз удавалось внедрять в окружение Фридриха привлекательных молодых людей. Дабы сместить графа Сомерсета, ненавистного фаворита английского короля Иакова I, его враги пошли на большие денежные затраты, чтобы купить должность королевского виночерпия для несказанной красоты молодого дворянина Джона Вильерса. У него даже не нашлось средств на приличную одежду, так что заговорщикам пришлось скинуться и на экипировку. Зато потом всесильный фаворит как Иакова I, так и его сына Карла I, получивший титул герцога Бекингема, обрел безграничную власть в королевстве и потрясал всю Европу безнаказанным ее злоупотреблением и сказочно роскошным образом жизни.

В этой книге речь пойдет не об умных и деятельных фаворитах-царедворцах, таких как граф Оливарес при короле Испании Филиппе IV, первый министр Жан-Батист Кольбер при Людовике ХIV во Франции или маркиз де Помбал при Жозе I Португальском, снявших с плеч благодарных монархов бремя государственных забот и трудившихся на благо отечества, и не о сподвижниках вроде светлейшего князя Меншикова, фельдмаршала Шереметева и прочих многочисленных «птенцов гнезда Петрова» при этом великом российском императоре. Все они в конечном счете трудились на пользу и во славу родины.

Нет, мы будем говорить о судьбах именно «сердечных друзей» коронованных особ, чаще всего не обладавших знаниями и энергией фаворитов-реформаторов или сподвижников, но тем не менее, по необъяснимым причинам, оказывавших огромное, нередко пагубное, влияние на своих покровителей. Почему для оправдания существования фаворитов того же пола сильные мира сего часто ссылались на античность, проводя параллели с нерасторжимой дружбой героев мифов и древней истории? Отчего среди монархов сложилась столь устойчивая традиция поощрять их изображение в виде античных персонажей в самых различных жанрах искусства? Давайте для начала воскресим в нашей памяти кое-какие весьма многочисленные примеры из античных времен.

Кого любили древние боги и герои

Если исходить из свидетельств древнегреческой и древнеримской мифологии, даже боги не гнушались обзаводиться фаворитами мужского пола, причем таких примеров было немало. Мы привыкли представлять себе бога света и искусств Аполлона на горе Геликон не иначе как окруженного девятью прекрасными музами и исторгающего божественные звуки из струн кифары. Было бы совершенно естественно, если бы он завел интрижку с одной из этих пленительных и одаренных красавиц или же перебрал бы по очереди всех девять жриц. Ничего подобного, в мифологии нет свидетельств, чтобы такие увлечения были замечены за ним. Вполне возможно, Аполлон умышленно предпочитал не отвлекать муз от вверенных им сфер искусства и науки и преднамеренно обратил свой взор в другую сторону. Правда, в мифологии утверждается, что с женщинами златокудрому богу не везло, поскольку он некогда оскорбил бога любви Эрота и тот настырно не переставал мстить ему. В качестве примера уместно вспомнить историю нимфы Дафны, превращенной в дерево, когда она безуспешно пыталась скрыться от домогательств Аполлона. Во всяком случае именно этот светозарный бог искусства считается одним из покровителей однополой любви, ибо имел много совершенно захватывающих связей именно такого характера. В античных источниках называется до 20 имен объектов его страсти, в частности Аполлону приписывают любовь и к фракийскому певцу Тамирису, и даже к богу бракосочетания Гименею.

Пожалуй, самым сильным из его увлечений стала привязанность к прекрасному юноше Гиацинту, сыну царя Спарты. Аполлон пообещал передать ему все свои знания и умения, если царевич «позволит ему любить себя». Их союз стал настолько крепким, что они проводили все время вместе и однажды затеяли соревнование в метании диска. Аполлон придал снаряду такой толчок, что тот улетел за облака. Гиацинту не хотелось отставать. Он изо всех сил метнул диск, тяжелый круг ударился о камень, отлетел рикошетом и сразил юношу наповал.

Горе Аполлона было огромно. Желая воздать вечную память погибшему, бог превратил его в цветок с тем же именем. Тут следует отметить, что в давние мифологические времена разнообразие земной флоры не было столь велико и под названием гиацинта произрастал цветок, который мы ныне называем ирисом. Аполлон столь безутешно оплакивал любимого, что его слезы на лепестках превратились в яркие пятна. Именно ими в самых разных оттенках мы сегодня любуемся на многочисленных разновидностях ириса.

По-видимому, со временем бог все-таки утешился, ибо не менее сильной оказалась его любовь к юноше Кипарису, сыну царя острова Кеос, также поразившему Аполлона своей красотой. Правда, Кипарис был настолько привязан к священному оленю, что, нечаянно убив его, попросил бога превратить себя в вечный символ скорби, одноименное дерево, ставшее эмблемой невосполнимой утраты. Любопытно, что выдающийся русский живописец Александр Иванов счел нужным объединить на своей картине (к сожалению, оставшейся незаконченной) Аполлона именно с Гиацинтом и Кипарисом.

Богу Гермесу в крылатых сандалиях, покровителю торговли и удачи, хитрости и воровства, юношества и красноречия, ввиду обширности сферы действия волочиться за женщинами было некогда. Тем не менее он не избежал их колдовских чар, результатом чего стали несколько детей. Самым известным стал сын Пан, настолько безобразный, что от него отказалась мать и Гермесу пришлось поднимать козлоногого уродца самому. Видимо, из чисто эстетических соображений Гермес влюбился в прекрасного юношу Крокуса. Они доразвлекались вместе до того, что повторилась история Гиацинта и в природе под этим именем появился один из первых весенних цветов.

Поспевавший везде Гермес также состоял в связи с героем Персеем, а согласно некоторым мифам дивной красоты пастух Дафнис был вовсе не его сыном, а любовником. Не без греха оказались и бог вина Дионис, любивший и Адониса, и сатира Ампелоса, и прославленный герой Геракл. Его открыто называли любовником родного племянника, возничего и сподвижника Иолая, помогавшего победить лернейскую гидру путем прижигания мест отрубленных голов. Плутарх писал, что «согласно традиции Иолай, который помогал Гераклу в его подвигах, был его возлюбленным и, по свидетельству Аристотеля, даже в его время любовники клялись в верности на могиле Иолая». И это при всем том, что Геракл отдал шестнадцатилетнему Иолаю в жены свою тридцатитрехлетнюю жену Мегару^[2], дочь царя Фив.

Не менее известна любовь Геракла к пригожему юноше Гиласу, сыну царя страны дриопов Тейодамаса. Геракл убил Тейодамаса во время эпопеи плавания аргонавтов и забрал его сына с собой в путешествие. Во время одной из стоянок корабля красота Гиласа заворожила нимф ручья, которые увлекли его под воду. Геракл вместе с великаном Полифемом безуспешно искал царского сына и даже отказался продолжать путешествие. В трагедии известного английского драматурга-классика Кристофера Марло^[3] «Эдуард Второй» король говорит своему любовнику Гавистону, встречая его после возвращения из изгнания:

 
Геракл по Гилу так не тосковал,
Как тосковал я по тебе в разлуке.
 

Герой известного мифа Орфей после потери своей дражайшей Эвридики настолько убоялся женщин, что занимался любовью исключительно с мужчинами. Это породило возмущение гречанок: исполнитель столь чудных любовных песен даже не желал смотреть в сторону распаленных неукротимым желанием особ женского пола! Во время одной из оргий вакханки разорвали в клочки певца, не желавшего предаваться любви с ними.

Что там говорить о рядовых богах и героях, если сам громовержец Зевс, известный любитель женщин, воспылал любовью к прекрасному отроку Ганимеду. Он настолько возлюбил его, что, обратившись орлом, вознес на небо. Там подросток, невзирая на возражения супруги, богини Геры, обрел бессмертие и стал виночерпием повелителя Олимпа. Любопытно, что в трагедии все того же Кристофера Марло «Дидона, царица карфагенская» автор выводит на сцену Зевса и Ганимеда, который клянчит у громовержца драгоценные каменья. Тот обещает их отроку при условии, «если ты будешь моей любовью». Марло, человек, неравнодушный к однополой любви, не раз подчеркивал корыстный характер подчиненного участника в этой связи. Недаром в восемнадцатом веке, когда модно было соотносить с античностью все, что только было возможно, мужчин-проституток нередко называли «ганимедами».